Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №2/2002

Вторая тетрадь. Школьное дело

ИДЕИ И ПРИСТРАСТИЯ
ЗНАК ПОВОРОТА

Елена ИВАНИЦКАЯ

Личность в эпоху астении

Чем определяется характер времени? Наличием обратной связи между человеком и обществом, в просторечии называемой совестью

Декабрьский “Урал” (№ 12) поместил воспоминания колымского узника Александра Кривоногова, простого русского человека, работяги, который был арестован в 37-м году, когда служил в Красной армии рядовым, – арестован ни за что, разумеется. Ни за что он отбыл в лагерях 10 лет, потом работал агрономом в глуши, неся клеймо врага народа, а реабилитировали старика только в 1989 году. “Утро. Загремели дверные засовы. Камеру за камерой выводят на тюремный двор, разбивка по вагонам, посадили нас на землю. У тюремных ворот стрелки-конвоиры с синими петличками, овчарки – наше сопровождение до вокзала. Весь двор заполнен заключенными. Впереди венгерский, цыганский ансамбли. От пожилого Шаркози до мальчика по имени Маир. Команда: “Встать!” В колонне по шесть человек выходим из ворот тюрьмы. За нами следом – колонна охраны. Улица. Боже мой! Сколько народу: женщины, дети. Плач, причитания, одна женщина подошла и попыталась передать корзиночку и узелок, охранник оттолкнул женщину, корзина упала в пыль. Колонна разрезает поток провожающих и, подгоняемая охранниками, стремительно движется вперед. С каждой минутой людей становится все больше, все это похоже на морской прилив. Но вот и все. Перрон оцеплен охранниками. Синий верх фуражек, красный околыш — это войска “родного” НКВД. Нас подвели к эшелону товарных вагонов. Два маленьких окошечка с решетками, у двери железный желоб для испражнений, двойные нары с той и другой стороны вагона, ровно по 36 человек в вагон. Когда эшелон был заполнен (а было нас около полутора тысяч), охрана тюрьмы построилась и ушла. К каждому вагону встали по два охранника НКВД. На перрон ринулся народ, у всех в руках узелки, баночки, крыночки для передачи. Вдруг приказ: “Передача продуктов заключенным запрещена!” Женщины с детьми вставали на колени, умоляли принять посылочку сыну, мужу, брату, хоть что-нибудь. Начальник конвоя стоял как каменный. Один из наших, Коля Псарев, увидев мать, закричал: “Мама, не надо, они все равно не поймут, прощай!” Команда закрыть вагоны, последние приготовления, паровозные гудки. В путь. Чита, Иркутск, Уссурийск, Хабаровск, Владивосток. Нас везут на Колыму”.

В годы перестройки все зачитывались воспоминаниями узников. Сейчас публика предпочитает глянцевые книжные серии – детективные, любовные, фантастические. Состояние издательского рынка и перекосы читательских вкусов исследует Александр Шаталов в статье “Между моральным и материальным удовлетворением”, помещенной в возрожденном журнале “Вестник Европы” (№ 2). “Процесс создания рынка массовой культуры, который страна переживает с конца 80-х годов, есть в первую очередь влияние западной культуры на отечественного потребителя. Собственные оценочные критерии оказались настолько слабыми, что у страны не хватило воли внедрять в широкое сознание потребителя свои художественные и эстетические замыслы или идеи... Скажем, в 20-е годы это было возможно. Массовая культура была частью массовой идеологии и носила четкий национальный характер. Влияние культур (тогда советской и западной) могло быть только взаимным, каковым оно в те годы и было. Сегодняшняя массовая культура в своих наиболее ярких формах полностью находится в зависимости от Запада. Если сначала мы просто копировали чужую “розовую” литературу, то вскоре заменили ее на отечественную. Наши “розовые” писательницы пишут столь же сентиментально, сколь и западные. Даже обложки для своих серий мы покупаем целиком у западных компаний (существует специальный рынок книжных обложек, покупать их уже готовыми, пусть и не первой свежести, гораздо дешевле, чем заказывать заново). То же и с детективами. Перепечатывая западные, мы вскоре создали свои собственные индустрии милицейского “мыла” и “фэнтези”. В этом плане мы уже почти европейцы...
Если нет внутренней – отечественной – идеологии, то ее место занимает идеология... да-да, западная идеология товара, вещевого рынка, потребительского, точнее, рынка... Но в этой потребительской идеологии на первое место встает вопрос правильной подачи товара, а это уже соединение психологии с культурой и эстетикой”.

В декабрьском “Новом мире” читателя несомненно заинтересуют выдержки из записных книжек юного поэта и философа Ильи Тюрина, трагически погибшего в 1999 г.(об Илье – см. “ПС” №72, 2000 г.). В предисловии к публикации Юрий Кублановский пишет: “Илья обладал не только гуманитарными и музыкальными способностями, но и тягой к естественным дисциплинам. А также – силой характера. Перед ним открывалась верная перспектива успешно жить журналистско-литературным трудом. А он круто меняет колею жизни и, предварительно год проработав санитаром в знаменитом Склифе, идет в медицинский университет. Но при этом остается человеком общественно открытым, болеющим за судьбу отечества. Последнее им написанное – убийственная заметка о новейших политиках, отмеченных “полным отсутствием чувствительности к тому, что думает о них страна, той обратной связи, которая в просторечии зовется совестью”. Большая для его лет редкость: девятнадцатилетний Илья ценил мораль и совесть выше политического эгоцентризма”.

Не может не привлечь внимания откровенный материал “Итог десятилетия: астенический синдром”, опубликованный журналом “Дружба народов” (№ 12): процессы, происходившие в общественном сознании россиян за десять истекших лет, анализирует заведующий отделом социально-политических исследований Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) доктор философских наук Лев Гудков. Горюя о распаде Союза, россияне не знают или знают, но не отдают себе отчета, что подавляющее большинство граждан отделившихся республик одобряют независимость, причем количество одобряющих продолжает расти. “Да, русские в значительном своем большинстве выступали против суверенитета. В России изменившийся статус не сразу был осознан и, по-моему, не осмыслен до сих пор. Русские по-прежнему считают себя великой державой, мыслят в категориях одной шестой части суши, хотя население страны уполовинилось, а экономика, утратив свой бесчеловечный, военно-мобилизационный характер, продемонстрировала миру свою отсталость, неразвитость, жестокость и коррумпированность. Общество за это десятилетие заметно изменило свое представление о том, чем должен определяться статус великой державы. Подавляющее большинство сегодня считают: уровнем материального благополучия населения, социальной защитой, доступностью различных социальных благ – медицинского обслуживания, образования, а не наличием оружия массового уничтожения. Но прежние претензии на роль мировой державы все еще очень сильны, хотя сил, ресурсов для подобной политики давно уже нет.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru