ЛЮБИМЫЙ ГОРОД
СЮЖЕТЫ
Главный Торгсин
Последнее здание на Старом Арбате –
гастроном “Седьмой континент”. Здесь
предпочитают покупать себе продукты не
нуждающиеся в денежных средствах жители
окрестных переулков. Лениво так ходят по залу с
огромной железной коляской и небрежно
закидывают туда какие-нибудь макароны по
невообразимым ценам. Жители тех же переулков, но
не преуспевшие, стоят все в том же “Континенте”
и у посетителей первого типа просят милостыню.
Граждане достатка среднего предпочитают
отовариваться где-нибудь подальше от арбатского
великолепия. Возможно, как раз им в первую
очередь и будет интересна история этого дома.
Он не так стар, как большинство построек на
Арбате. Он, можно сказать, из молодых. Во всяком
случае, до революции его тут не было. Хотя
красивая и вместе с этим торговая жизнь
процветала. Здесь, например, располагался
ресторан Игнатия Александровича Зверева. А рядом
с рестораном – чайный и кондитерский магазин
Перловых. Однажды этот гастроном попал в газеты
– в общем-то нелестным образом попал: “2 августа
в Проточном переулке городовой увидал плачущего
мальчика; при расспросах мальчик, назвавшись
Григорием Волчковым, 13 лет, объяснил, что выбился
из сил; оказалось, что Волчков служит в лавке
запасного рядового Василия Крылова, в Большом
Конюшковском переулке, и несет домой из магазина
Перловых, на Арбате, голову сахара, весом в 1 пуд 18
фунтов. Ноша эта признана для ребенка
непосильною, о чем и составлен протокол”.
Впрочем, подобные истории были скорее редкостью,
чем правилом для жителей Арбата. Да и виноваты
были не Перловы, а Василий Крылов, запасной
рядовой.
Современный же дом появился лишь после
Октябрьской революции. Да и то не сразу – его
строили с 1928-го по 1933 год. Соавторы-архитекторы
В.Маят и В.Олтаржевский формально придерживались
модных в то время черт конструктивизма. Однако же
мода была на исходе, и новый дом вышел не слишком
похожим на знаменитые рабочие
клубы-трансформеры.
А первый этаж той арбатской обновы отдали под
крупнейший московский Торгсин.
Слово “торгсин” было официальным сокращением
от целого предложения – торговля с иностранцами.
Те иностранцы, приезжающие в наше государство по
делам или по туристическому и одновременно
идеологическому приглашению, могли приобрести в
Торгсине привычное для своего образа жизни
продовольствие и прочие товары. Впрочем,
встречались тут и наши соотечественники. Схема
была такая: человек сдает в Торгсине
драгоценности, получает боны и на эти боны
покупает вожделенный продуктовый и
непродуктовый дефицит. А драгоценности идут на
нужды индустриализации – например, на покупку
станков.
Именно это имели в виду авторы популярной в то
время пародии на стихи Александра Сергеевича
Пушкина:
У Лукоморья дуб срубили,
Златую цепь в Торгсин снесли,
Кота в котлеты изрубили…
Кстати, насчет кота. Еще один известный по
литературе кот был связан с этим учреждением. Это
Бегемот из “Мастера и Маргариты” М.Булгакова:
“Примерно через четверть часа после начала
пожара на Садовой, у зеркальных дверей Торгсина
на Смоленском рынке появился длинный гражданин в
клетчатом костюме и с ним черный крупный кот.
Ловко извиваясь среди прохожих, гражданин открыл
наружную дверь магазина. Но тут маленький,
костлявый и крайне недоброжелательный швейцар
преградил ему путь и раздраженно сказал:
– С котами нельзя”.
Здесь же имеется и описание торгсиновского
богатства: “Сотни штук ситцу богатейших
расцветок виднелись в полочных клетках. За ними
громоздились миткали и шифоны и сукна фабричные.
В перспективу уходили целые штабеля коробок с
обувью, и несколько гражданок сидели на
низеньких стульчиках, имея правую ногу в старой,
потрепанной туфле, а левую – в новой сверкающей
лодочке, которою они и топали озабоченно в
коврик. Где-то в глубине за углом пели и играли
патефоны”.
А посетители Торгсина выглядели таким образом:
“Низенький, совершенно квадратный человек,
бритый до синевы, в роговых очках, в новешенькой
шляпе, не измятой и без подтеков на ленте, в
сиреневом пальто и лайковых рыжих перчатках
стоял у прилавка и что-то повелительно мычал.
Продавец в чистом белом халате и синей шапочке
обслуживал сиреневого клиента. Острейшим ножом…
он снимал с жирной плачущей розовой лососины ее
похожую на змеиную с серебристым отливом шкуру”.
Вскоре, однако же, Торгсин вышел из моды и
закрылся. На его месте образован был
общедоступный, но отнюдь не худший продуктовый
магазин. Потомок известного рода промышленников
Баташовых А.Н.Баташов вспоминал: “В Москву я
попал четырех лет от роду… в 1938 году… В
гастрономе на Смоленской на вбитом в потолок
крюке висела рыба, хвост которой лежал на полу; в
молочном отделе продавалось кофейное молоко –
от бурых коровок, как мне объясняли”.
А еще было в том гастрономе смелое для Москвы
новшество: зимой прямо на белый снег здесь
проецировали слайды – магазинную рекламу.
Прохожие ходили прямо по изображениям, им было
весело, хотелось заглянуть туда, в тепло и в
аппетитнейшие запахи, и что-нибудь купить такое
необычное. Расходы на рекламу, разумеется, себя
оправдывали.
Делали свое дело и путеводители по городу: “В
холодильных витринах гастрономического отдела
магазина “Гастроном” № 2 (такой ему номер
присвоили, первым же был нынешний
“Елисеевский”. – Авт.)… свыше 50 сортов колбас,
сосисок, сарделек, сыров, масла. В хлебо-булочном
отделе – 55 названий различных изделий. Более 400
сортов конфет, печенья, тортов, пирожных,
шоколада, кексов, пряников – в кондитерском
отделе”.
Магазин с каждым годом делался все популярнее.
Как, впрочем, и собственно дом. На нем, к примеру, в
1968 году установили доску из гранита с надписью:
“Здесь в октябре 1917 года шли ожесточенные бои
красногвардейцев и солдат Хамовнического района
с отрядами юнкеров”. Покупатели смотрели на
мемориальный знак и проникались важностью этого
места. Они еще в школе узнали, что юнкера – это
плохо, а красногвардейцы, в том числе
Хамовнического района – хорошо.
А гастроном “Смоленский”, или “№ 2”, как и
советская торговля вообще, тем временем входил в
свой кризис. Крисис тот проявлялся абсолютно во
всем. Например, на рубеже восьмидесятых –
девяностых годов прошлого столетия в правом
крыле “Смоленского” действовал кафетерий. Чай в
нем отпускали таким образом. Буфетчица
откручивала краник электрического самовара, и в
заранее подставленный под него стакан тек
кипяток. В какой-то момент очередной стакан
лопался. Тогда буфетчица на время вынимала вилку
самовара из розетки. Так, не жалея стаканы,
регулировался температурный режим.
На заре капитализма городские ежедневные газеты
опубликовали интервью с директором.
– Ничего не скажешь: выбор товаров у вас богатый,
но некоторые цены, скажу прямо, кусаются, – не без
голодной зависти вещали независимые журналисты.
– Знаете, почему красная рыба на Руси называлась
красной? – ответствовал с высот своего
материального достатка господин директор. –
Потому что за нее платили золотом. Она всегда
считалась дорогим продуктом. А кто золота не
имел, покупал рыбу дешевле.
Журналисты верили. А что им оставалось делать? В
то время москвичи уже обвыклись с тем, что есть на
свете бедные, а есть богатые клиенты гастрономов.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|