Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №93/2001

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ЛЮБИМЫЙ ГОРОД
СЮЖЕТЫ

Главный Торгсин

Последнее здание на Старом Арбате – гастроном “Седьмой континент”. Здесь предпочитают покупать себе продукты не нуждающиеся в денежных средствах жители окрестных переулков. Лениво так ходят по залу с огромной железной коляской и небрежно закидывают туда какие-нибудь макароны по невообразимым ценам. Жители тех же переулков, но не преуспевшие, стоят все в том же “Континенте” и у посетителей первого типа просят милостыню.
Граждане достатка среднего предпочитают отовариваться где-нибудь подальше от арбатского великолепия. Возможно, как раз им в первую очередь и будет интересна история этого дома.

Он не так стар, как большинство построек на Арбате. Он, можно сказать, из молодых. Во всяком случае, до революции его тут не было. Хотя красивая и вместе с этим торговая жизнь процветала. Здесь, например, располагался ресторан Игнатия Александровича Зверева. А рядом с рестораном – чайный и кондитерский магазин Перловых. Однажды этот гастроном попал в газеты – в общем-то нелестным образом попал: “2 августа в Проточном переулке городовой увидал плачущего мальчика; при расспросах мальчик, назвавшись Григорием Волчковым, 13 лет, объяснил, что выбился из сил; оказалось, что Волчков служит в лавке запасного рядового Василия Крылова, в Большом Конюшковском переулке, и несет домой из магазина Перловых, на Арбате, голову сахара, весом в 1 пуд 18 фунтов. Ноша эта признана для ребенка непосильною, о чем и составлен протокол”.
Впрочем, подобные истории были скорее редкостью, чем правилом для жителей Арбата. Да и виноваты были не Перловы, а Василий Крылов, запасной рядовой.
Современный же дом появился лишь после Октябрьской революции. Да и то не сразу – его строили с 1928-го по 1933 год. Соавторы-архитекторы В.Маят и В.Олтаржевский формально придерживались модных в то время черт конструктивизма. Однако же мода была на исходе, и новый дом вышел не слишком похожим на знаменитые рабочие клубы-трансформеры.
А первый этаж той арбатской обновы отдали под крупнейший московский Торгсин.
Слово “торгсин” было официальным сокращением от целого предложения – торговля с иностранцами. Те иностранцы, приезжающие в наше государство по делам или по туристическому и одновременно идеологическому приглашению, могли приобрести в Торгсине привычное для своего образа жизни продовольствие и прочие товары. Впрочем, встречались тут и наши соотечественники. Схема была такая: человек сдает в Торгсине драгоценности, получает боны и на эти боны покупает вожделенный продуктовый и непродуктовый дефицит. А драгоценности идут на нужды индустриализации – например, на покупку станков.
Именно это имели в виду авторы популярной в то время пародии на стихи Александра Сергеевича Пушкина:

У Лукоморья дуб срубили,
Златую цепь в Торгсин снесли,
Кота в котлеты изрубили…

Кстати, насчет кота. Еще один известный по литературе кот был связан с этим учреждением. Это Бегемот из “Мастера и Маргариты” М.Булгакова: “Примерно через четверть часа после начала пожара на Садовой, у зеркальных дверей Торгсина на Смоленском рынке появился длинный гражданин в клетчатом костюме и с ним черный крупный кот.
Ловко извиваясь среди прохожих, гражданин открыл наружную дверь магазина. Но тут маленький, костлявый и крайне недоброжелательный швейцар преградил ему путь и раздраженно сказал:
– С котами нельзя”.
Здесь же имеется и описание торгсиновского богатства: “Сотни штук ситцу богатейших расцветок виднелись в полочных клетках. За ними громоздились миткали и шифоны и сукна фабричные. В перспективу уходили целые штабеля коробок с обувью, и несколько гражданок сидели на низеньких стульчиках, имея правую ногу в старой, потрепанной туфле, а левую – в новой сверкающей лодочке, которою они и топали озабоченно в коврик. Где-то в глубине за углом пели и играли патефоны”.
А посетители Торгсина выглядели таким образом: “Низенький, совершенно квадратный человек, бритый до синевы, в роговых очках, в новешенькой шляпе, не измятой и без подтеков на ленте, в сиреневом пальто и лайковых рыжих перчатках стоял у прилавка и что-то повелительно мычал. Продавец в чистом белом халате и синей шапочке обслуживал сиреневого клиента. Острейшим ножом… он снимал с жирной плачущей розовой лососины ее похожую на змеиную с серебристым отливом шкуру”.
Вскоре, однако же, Торгсин вышел из моды и закрылся. На его месте образован был общедоступный, но отнюдь не худший продуктовый магазин. Потомок известного рода промышленников Баташовых А.Н.Баташов вспоминал: “В Москву я попал четырех лет от роду… в 1938 году… В гастрономе на Смоленской на вбитом в потолок крюке висела рыба, хвост которой лежал на полу; в молочном отделе продавалось кофейное молоко – от бурых коровок, как мне объясняли”.
А еще было в том гастрономе смелое для Москвы новшество: зимой прямо на белый снег здесь проецировали слайды – магазинную рекламу. Прохожие ходили прямо по изображениям, им было весело, хотелось заглянуть туда, в тепло и в аппетитнейшие запахи, и что-нибудь купить такое необычное. Расходы на рекламу, разумеется, себя оправдывали.
Делали свое дело и путеводители по городу: “В холодильных витринах гастрономического отдела магазина “Гастроном” № 2 (такой ему номер присвоили, первым же был нынешний “Елисеевский”. – Авт.)… свыше 50 сортов колбас, сосисок, сарделек, сыров, масла. В хлебо-булочном отделе – 55 названий различных изделий. Более 400 сортов конфет, печенья, тортов, пирожных, шоколада, кексов, пряников – в кондитерском отделе”.
Магазин с каждым годом делался все популярнее.
Как, впрочем, и собственно дом. На нем, к примеру, в 1968 году установили доску из гранита с надписью: “Здесь в октябре 1917 года шли ожесточенные бои красногвардейцев и солдат Хамовнического района с отрядами юнкеров”. Покупатели смотрели на мемориальный знак и проникались важностью этого места. Они еще в школе узнали, что юнкера – это плохо, а красногвардейцы, в том числе Хамовнического района – хорошо.
А гастроном “Смоленский”, или “№ 2”, как и советская торговля вообще, тем временем входил в свой кризис. Крисис тот проявлялся абсолютно во всем. Например, на рубеже восьмидесятых – девяностых годов прошлого столетия в правом крыле “Смоленского” действовал кафетерий. Чай в нем отпускали таким образом. Буфетчица откручивала краник электрического самовара, и в заранее подставленный под него стакан тек кипяток. В какой-то момент очередной стакан лопался. Тогда буфетчица на время вынимала вилку самовара из розетки. Так, не жалея стаканы, регулировался температурный режим.
На заре капитализма городские ежедневные газеты опубликовали интервью с директором.
– Ничего не скажешь: выбор товаров у вас богатый, но некоторые цены, скажу прямо, кусаются, – не без голодной зависти вещали независимые журналисты.
– Знаете, почему красная рыба на Руси называлась красной? – ответствовал с высот своего материального достатка господин директор. – Потому что за нее платили золотом. Она всегда считалась дорогим продуктом. А кто золота не имел, покупал рыбу дешевле.
Журналисты верили. А что им оставалось делать? В то время москвичи уже обвыклись с тем, что есть на свете бедные, а есть богатые клиенты гастрономов.

Алексей МИТРОФАНОВ

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru