ЛЮБИМЫЙ ГОРОД
ПРОГУЛКА

Интеллигентская столица

Прогулка по Арбату, этакой интеллигенской столице России, вроде бы невелика. Длиною он всего лишь километр. Если учесть, что средняя скорость пешехода составляет около пяти километров в час, то пройти его можно менее чем за пятнадцать минут.
Однако же с Арбатом так не выйдет. Он, подобно музыкальному или литературному произведению, не только насыщен всяческими настроениями, обертонами и подробностями, но еще и делится на смысловые части. Первую можно назвать прелюдией, вторую – темой, ну а третью – соответственно финалом.

Прелюдия
Начало Старого Арбата в наши дни не впечатляет. Правда, с одной стороны, безусловная достопримечательность – ресторан “Прага”. Зато с другой – стройплощадка. Участок, оставленный нам для прогулки, настолько мал, что увидеть фасад ресторана почти невозможно. Для этого придется высоко задирать голову, а здесь, в толпе желающих быстрее перейти собственно к теме, это и небезопасно, и невежливо.
Однако же необходимый арбатский настрой получить тут возможно.
Арбат начинается с Арбатской площади, украшенной памятником Николаю Васильевичу Гоголю . Естественно, что площадь названа так в честь Арбата. А в честь чего назван Арбат – никто не знает.
Есть немало версий происхождения названия “Арбат”. Якобы он получил это имя от слова “горбат”. Но все-таки он прям, а вовсе не горбат. Конечно, кривоват немного, но не более, чем остальные улицы Москвы.
Некоторые исследователи считают, что Арбат так назван по персидскому слову “робать”, что означает “богадельня”. Да, действительно, в Москве имели место заимствования из всяческих восточных языков. Однако большинство историков практически уверены, что никаких тут богаделен не существовало.
Была и третья версия – от латинского “arbutum” – вишня. Да, вполне возможно, что существовали тут вишневые сады. Однако же зачем переводить родную вишню на чужой язык – неясно.
А безупречной версии, увы, не существует.
Еще в начале двадцатого века Арбат был улицей тихой, нешумной, уютной. Затем тут пустили трамвай, появились витрины модных магазинов. Во времена советские Арбат почти не выделялся из ряда других московских улиц – тогда вообще мало что выделялось. Лишь обитатели этих здешних домов представляли себе пресловутое “арбатское братство” – этакое полумасонское, во всяком случае, никак себя не афиширующее сообщество людей, в какой-то мере избранных. Разве что в песнях Окуджавы и других произведениях литературы информация об этом братстве хоть чуть-чуть, но выходила за его пределы.
Улица, однако же, чудачила. В революцию 1905 года здесь на баррикадах появлялся Константин Бальмонт, а возглавлял дружинников – арбатских революционеров – сам скульптор Сергей Коненков. После революции 1917 года так называемым “буржуям” запретили пользоваться для очистки снега (обязательной повинности в то время) лошадьми. “Буржуи” со всех улиц стали таскать снег собственными, человеческими силами – и лишь арбатцы завели себе верблюда. Перед Великой Отечественной войной здесь на мостовой появились цветные прозрачные кирпичи. Они подсвечивались снизу, и прохожие, нисколько не смущаясь, топали по этой сказочной поверхности – опять же уникальное в Москве явление.
В восьмидесятые Арбат сделался пешеходным. С этих пор его история понеслась вперед с невероятной быстротой. Академик Дмитрий Лихачев писал: “Я… предлагаю превратить пешеходный Арбат в Москве в улицу Культуры”. Все дальнейшие события, похоже, ориентировались на заветы Дмитрия Сергеевича. Разве что понятие культуры постоянно изменялось.
В 1987 году здесь пытались создать первую безалкогольную зону столицы. Примерно тогда же корреспондент одной газеты посетовал – дескать, не нашел на улице ни одного кафе. Все государственные не работают, а кооперативных – нет. В ответ почти что в каждом доме открылось какое-нибудь общепитовское заведение. А для любителей русской экзотики тут стали продавать матрешек, воинскую одежду и футболки с изображением Кремля.
Итак, первый справа объект – ресторан “Прага. Поскольку, как уж было сказано, его практически не видно, можно сразу перейти к следующей достопримечательности – дому № 4. В конце века он принадлежал Альфонсу Леоновичу Шанявскому, основателю знаменитого Народного Университета Шанявского. Второй же этаж занимала гостиница. Сначала она называлась “Гуниб” (в честь аула, в котором воевал сам генерал Шанявский), затем стала нейтральной “Столицей”. Та “Столица” вошла в нашу классическую литературу. Главный герой бунинского рассказа “Муза” о ней говорил, впрочем, без комплиментов: “Неприятно и скучно я жил. В памяти осталось: непрестанно валит за окнами снег, глухо гремят, звонят по Арбату конки, вечером кисло воняет пивом и газом в тускло освещенном ресторане”.
Несколько дальше – длинный корпус с аркой. Он был построен в 1861 году, а чуть позднее открылась тут первая в городе амбулатория. Ее рекламировали в таких словах: “Весьма благодетельное заведение – эта Лечебница для приходящих больных, в которой каждый может получить советы врача, бросив в кружку 20 коп. серебром и в аптеке ее покупать лекарства на 30 процентов дешевле сравнительно с другими аптеками”.
В конце девятнадцатого века дом принадлежал все тому же Альфонсу Шанявскому. Буквально за несколько месяцев до своей кончины он завещал его Городской думе для общенародного университета. Поступить туда мог каждый, аттестата зрелости не требовалось, но и диплом не выдавался. Большая часть студентов почему-то были женщины (впрочем, не только лишь они, здесь, например, учился Сергей Александрович Есенин). Занятия же проходили по вечерам.
Следующий дом, под номером 6, появился в 1900 году. А двумя годами раньше тут базировалось тайное революционное общество – так называемый “Ишутинский кружок”. Руководил им Николай Ишутин – двоюродный брат известного террориста Каракозова. Филиалы кружка находились в Саратове, Нижнем Новгороде и других городах. Главная цель была весьма расплывчатой – крестьянская революция через заговор интеллигентов.
А на другой стороне, в доме № 7, в начале двадцатых годов находилась знаменитая в те времена мастерская Николая Михайловича Фореггера, или сокращенно Мастфор. Настоящая его фамилия – фон Грейфентурн, и коньком его студии было совмещение на сцене музыкальных представлений с танцами и цирковыми номерами. Газеты писали, что товарищ Фореггер был “мастером театрального шума, ошеломляющей динамики. Эксцентрик, жонглер и фокусник”.
Рядышком находился “Арбатский подвал” – кафе, которое любили посещать Есенин, Маяковский, Андрей Белый. Именно тут Сергей Есенин впервые прочитал своего “Черного человека”.
Описание же самого подвала есть в “Детях Арбата” А.Рыбакова: “По крутой лестнице они спустились в “Арбатский подвальчик”, низкий, разделенный толстыми квадратными колоннами, и отыскали свободный столик в дальнем углу. Пахло кухней, пролитым пивом, трактирными запахами полуресторана, полупивной. Тускло светили неуклюжие бра, косо повешенные на низких изгибах арок… На соседнем столике над синим огоньком спиртовки возвышался кофейник, и два пижона потягивали из крошечных чашечек кофе с ликером… Плачет оркестр, рыдает трубач, палочки ударника замирают в воздухе, пианист склонился над клавишами”.
Впрочем, наша прелюдия несколько затянулась. Пора переходить к основной теме.

Тема
Настоящая жизнь знаменитого на весь мир Старого Арбата начинается после Арбатского переулка. Именно здесь улица расширяется, все больше появляется каких-то гитаристов, продавцов, однако же гуляющим становится просторнее.
Первая же достопримечательность этой арбатской части, увы, снесена. Однако же ее история прелюбопытна и достойна изложения. Речь идет о доме № 14, известном в дореволюционное время как “дом с привидениями”. В прошлом веке тут жил архивист Михаил Оболенский – жил вроде спокойно, не жаловался ни на что. Однако же после продажи дома – это здание подолгу не задерживалось у одних хозяев – по ночам они слышали стук, завывания, пение, крики. Больше того – видели и настоящие привидения, облаченные в белые одежды.
Версий было много. Говорили, например, что Оболенский сдавал свой дом в аренду князю Хилкову, который был известным чернокнижником, сатанистом, и обучался своим нехорошим искусствам по так называемой Брюсовой книге. Его лакей в отсутствие хозяина из любопытства решил эту книгу почитать. Однако Хилков неожиданно вернулся, и лакей засунул книгу под плиту, где та, естественно, сгорела. Князь искал эту книгу, искал, не нашел и повесился с горя. Якобы с тех пор и начались в том доме всякие загадочные неприятности.
Говорили также, что повесилась в том доме целая семья в семь человек. Якобы отец семейства промышлял фальшивыми банкнотами, а дети проболтались, и когда пришла полиция, брать было уже некого – все обитатели висели на веревках.
В конце концов московские власти распорядились тот дом осмотреть. Полицейские служащие оцепили строение, и выяснилось, что в том доме проживала банда уголовников, которые и симулировали привидения, чтобы жильцы им не мешали совершать свои нечистые дела.
Впрочем, писатель Андрей Белый несколько иначе излагал этот сюжет. Якобы в этом здании “много годов торговали различными средствами против клопов, когда после, в двадцатом году развалили тот домик, открылося изображение дьявола: прямо в стене; и болтали: мол, здесь сатанисты года’, под шумок, алтарь дьяволу строили, голую женщину еженедельно кладя на алтарь”.
Напротив же, в доме № 15, в девятнадцатом столетии располагалась маклерская контора некоего Анисима Хлебникова. Он вошел в историю благодаря всего лишь одной из своих многочисленных сделок – именно тут Александр Сергеевич Пушкин заключил договор об аренде квартиры в доме госпожи Хитрово, располагавшемся несколько дальше, все на том же Арбате.
А в доме № 23, в мансарде, находилась мастерская Сергея Коненкова. Во время восстания 1905 года под круглым окном той мансарды появилась баррикада. В ее строительстве участвовал сам скульптор, а революционеры спокойнейшим образом ночевали в его мастерской. Тогда же он и познакомился с революционеркой Таней Коняевой, ставшей впоследствии его супругой.
Соседнее здание было построено для Общества русских врачей. Девиз того общества был весьма пафосный – через науку служить человечеству. Тут находилась лечебница (“20 копеек за совет, бедным – бесплатно”), библиотека с медицинской специализацией, аптека.
Одна из главных достопримечательностей улицы – конечно же Театр имени Вахтангова. В этом здании до революции жили довольно богатые люди, а в 1921 году открылась третья студия МХАТа под руководством Евгения Багратионовича Вахтангова. Разумеется, дом переоборудовали, но некая “барственность” в тех интерьерах все же оставалась.
И возможно, оставалась бы и по сей день, если бы в 1941 году в здание не попала фашистская бомба. В результате его пришлось реконструировать – практически переделывать заново.
Поражал арбатских жителей дом № 27, построенный в 1912 году. Он был доходным и притом рассчитанным на очень респектабельных жильцов. Именно для них создавались широкие лестницы, высочайшие потолки, обильная лепнина, роскошные окна.
Квартиры тут были такие огромные, что в одной из них после 1917 года поселились сразу несколько писателей – так называемое творческое объединение “Кузница” (которому покровительствовал сам нарком Луначарский). Они там жили и работали, кроме того, в квартире издавалась их газета. Именно здесь создавались такие советские литературные “шлягеры”, как “Цемент” Гладкова, “Ташкент – город хлебный” Неверова и “Цусима” Новикова-Прибоя.
В доме № 30 до сих пор располагается один из популярнейших московских магазинов – зоомагазин, воспетый еще Агнией Барто. Видно его издалека – не столько из-за вывески, сколько из-за того, что в этом месте уличная арбатская торговля приобретает несколько иные формы – здесь можно, например, купить какое-нибудь славное домашнее животное. Этот “толкучий рынок” дополняет внутренний ассортимент – ведь в зоомагазине все-таки котят не продают, а тут – пожалуйста.
Здесь же до революции располагалось представительство известного на всю Россию издательства Суворина. Из его ассортимента среди москвичей самым, пожалуй, большим спросом пользовались справочники “Вся Москва”. Были они огромные, массивные, внушительные, в твердом красном переплете. И разумеется, в отличие от современных телефонных справочников тут можно было отыскать не только адреса и телефоны всяких магазинов и контор, но и координаты частных лиц – простых московских обывателей.
На другой стороне улицы, в доме под тридцать третьим номером, располагался один из первых московских бесплатных родильных приютов. Выходит, что Арбат до революции был средоточием не только городской интеллигенции, но также медицины и благотворительности. Действительно, по данным той же “Всей Москвы”, на улице жило чуть меньше сотни практикующих врачей.
Здесь же, все в том же здании, в двадцатом веке проживал философ Алексей Федорович Лосев. А еще оно было известно знаменитым на весь город магазином-гастрономом предпринимателя Белова. И юная девушка из упомянутого уже рассказа “Муза” говорила своему возлюбленному: “И прикажите, если у вас есть деньги, купить у Белова яблок ранет, – тут, на Арбате”.
Деньги на Белова, разумеется, нашлись.
Следующее здание принадлежало некой Анне Тимофеевне Филатовой. Оно было построено в 1912 году в жанре модных в то время доходных домов и сразу же стало одним из самых престижных в Москве.
Здание выросло всего лишь за полтора года и поражало москвичей диковинками. В лифтах, например, располагались зеркала и кожаные кресла. Притом шахта была сделана прозрачной, и филатовскую лифтовую роскошь можно было видеть сквозь стекло. Вестибюли с витражами, мраморные лестницы с дубовыми перилами, квартиры по 5–8 комнат с помещениями для прислуги.
Неудивительно, что после революции отнюдь не все квартиры были переоборудованы под тесное коммунальное жилье. В каких-то разместились высокопоставленные деятели новой власти, например, Подвойский.
А еще в том здании располагался частный пансион для девочек. В нем действовало 7 общеобразовательных классов, а также один педагогический. Однако же поскольку здесь на высочайшем уровне преподавались танцы, многие пансионерки становились не учительницами, а балеринами. Заведение было престижным, а благодаря своеобразным украшениям фасада дома жители именовали гимназисток “девочками из дома с рыцарями”.
А рядышком, в тридцать седьмом домовладении, в пушкинские времена жила актриса Е.Семенова-Гагарина. Она играла тут неподалеку, в театре на Арбатской площади, и Александр Сергеевич мельком упомянул ее в Евгении Онегине:

Там Озеров невольны длани
Народных слез, рукоплесканий
С младой Семеновой делил.

В доме № 43 располагался популярнейший в Москве писчебумажный магазин “Надежда”. Он также вошел в российскую поэзию – в стихи Андрея Белого:

Зарозовеет тихий свет
С зеленой вывески “Надежда”
Над далью дней и далью лет…

Впрочем, для современных москвичей тот дом известен несколько иными обстоятельствами – именно здесь жил Булат Шалвович Окуджава. И старожилы говорят, что во дворе до сих пор живы несколько деревьев, им посаженных.
В следующем же доме, выстроенном уже при советской власти на месте снесенного храма Николая в Плотниках, располагался один из первых в Москве магазинов “Диета”.
А на другой стороне, в доме № 36, опять же было скопление различных социально-медицинских учреждений – аптека Богдана Панке, больница, приют для неизлечимо больных, училище для слепых детей. А интеллигенция знала то здание, поскольку в нем была контора издательства “Посредник”, основанное Львом Толстым. После же революции тут редактировалось множество периодических изданий, названия которых в наши дни звучат довольно странно – “Сельский и деревенский календарь”, “Борьба с пьянством”, “Библиотека для детей и юношества”.
Здесь же в прошлом веке жил известный лесовод Турский, автор книги “Лесоводство”.
Впрочем, и соседний дом имеет весьма богатую литературную судьбу.

Финал
За Плотниковым переулком улица Арбат как будто устает. Нет уже той приподнятости, что так нас вдохновляла вначале. Меньше торгуют, зато больше попрошайничают. Однако же истории домов все так же любопытны.
Например, в доме № 40 в начале двадцатого века действовала фотостудия с претенциозным названием “Идеал”. Именно здесь работал знаменитый Наппельбаум, фотопортретист. Прославился он тем, что в 1918 году выполнил первую художественную фотографию Владимира Ильича Ленина (до того основатель государства находился в основном в подполье и старался по возможности не оставлять нигде своих портретов).
Снимок Наппельбаума выходил какими-то немыслимыми тиражами и помимо славы принес фотохудожнику еще и ощутимый материальный дивиденд – сам Яков Свердлов помог ему открыть собственную фотостудию, притом не где-нибудь, а в “Метрополе”.
В следующем же доме проживала дочь полководца Суворова-Рымникского Наталья Александровна Зубова. Папаша называл ее “Суворочкой” и хвастал: “Дочь моя – вся в меня, бегает в холод по грязи, еще говорит по-своему”.
Он сам выбрал дочке мужа, но она довольно рано овдовела и остаток жизни прожила одна с шестью детьми. Во время же войны 1812 года с ней случилась примечательнейшая история – ее карета была захвачена в пути французами. Но узнав, кто перед ними, французы с почестями отпустили Наталью Александровну.
Своеобразнейшая достопримечательность – сорок четвертый дом. Он в первую очередь известен как раз своим адресом. Дело в том, что проживал здесь Николай Глазков, который в одном из четверостиший точно обозначил свое место жительства:

Живу в своей квартире
Тем, что пилю дрова.
Арбат, 44,
Квартира 22.

Этот “обратный адрес” – один из редчайших случаев в истории поэзии.
Вошел в литературу и дом № 48. Он был обрисован писателем Андреем Белым в романе “Москва”: “Двухэтажный, оранжево-желтый, с кремом карнизных бордюров и с колониальным магазином “Выгодчиков” (после “Когтев”, а после него – “Шафоростов”): чай, сахар, пиленый и колотый, свечи, колбасы, сардины, сыры, мармелад, фрукты, финики, рахат-лукум, семга, прочее – чего изволите-с! Выгодчиков – за прилавком: курносый, двубакий, плешивый и розовый, в паре прекраснейшего василькового цвета, в пенсне, перевязанный фартуком…”
А следующий дом – уже новейшая история. Тут в 1993 году открылся второй в городе “Макдоналдс” – тогда еще американская диковинка.
Тот же Андрей Белый дал прозвище дому напротив – он назвал его “дом-большевик”. А рядышком с “большевиком стоит маленький домик, почти что избушка, в которой прошел медовый месяц Александра Сергеевича Пушкина.
Он принадлежал госпоже Хитрово, и перед самой свадьбой Александр Сергеевич снял в нем довольно скромную для тех времен квартирку. Всего лишь пять комнат – зал, гостиная, кабинет, спальня и будуар. Ему хотелось привести свою Наталью Николаевну в уютное и тихое гнездо.
Перед венчанием поэт устроил тут мальчишник. Среди “мальчишек” были Баратынский, Вяземский, Нащокин, Дельвиг, партизан Денис Давыдов. Пушкин сидел задумчивый, читал печальные стихи. Однако это не мешало дорогим гостям повеселиться вволю. Много пили и закусывали свежей семгой.
Те же самые друзья неоднократно тут бывали после свадьбы – молодая семья отличалась радушием и хлебосольством. Возможно, что самые лучшие дни Александра Сергеевича прошли именно здесь. Он в то время писал: “Я женат – и счастлив; одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось – лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился”.
Но спустя три месяца молодые уехали в Петербург, и спокойная, безмятежная жизнь прекратилась.
Сейчас тут музей Александра Сергеевича. А рядышком – тоже музей, только Андрея Белого. За ним же – домик, выстроенный в 1931 году как Дом общества пролетарского туризма и экскурсий. А сверху высится шпиль знаменитой высотки.
Знаменита же высотка тем, что шпиль ее – фальшивый. По преданию, за год до смерти Сталин ехал по Садовому кольцу на лимузине. Любовался достижениями социалистического строительства. Пребывал в благостном, довольном состоянии. И вдруг увидел ту высотку. Она, опять-таки под настроение, очень понравилась Иосифу Виссарионовичу.
– Осталось только шпиль построить, – сказал вождь.
Ослушаться Сталина было нельзя. Исполнить его указание – тоже. Ведь архитекторы и не предполагали никакого шпиля. По замыслу авторов, здание должно было заканчиваться маленькой прямоугольной башенкой, а все нагрузки были рассчитаны еще перед строительством. Естественно, что лишний вес, притом немалый, мог просто-напросто разрушить дом.
Архитекторы пошли на хитрость и преподнесли Иосифу Виссарионовичу другой проект – с изящной тонкой мачтой и огромным красным флагом. Вождь остался недоволен, собственной рукой взял карандашик и пририсовал к тому проекту шатер, увенчанный своим любимым архитектурным украшением.
Пришлось воспользоваться другой хитростью. Сделали стальной каркас, покрасили его под камень и приладили на крышу вместо настоящего. И, к счастью, эта вольность с рук сошла. Высокое начальство ни о чем не догадалось.
Напротив же высотки расположен один из популярнейших, хотя и чрезмерно дорогих универсальных магазинов – некогда так называемый Торгсин. Ну а заканчивается Арбат огромной площадью – Смоленской. Здесь столетие тому назад располагался знаменитый рынок, на котором в гостинице “Дон” проживал поэт и переводчик Кобылинский – тоже один из колоритных персонажей жизни Старого Арбата.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"