Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №84/2001

Вторая тетрадь. Школьное дело

КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
КОНТРАМАРКА В ПЕРВЫЙ РЯД

Натэла ЛОРДКИПАНИДЗЕ

Гром, шум моря, крики чаек...

Это не фон спектакля, а его масштаб,
голос в общем хоре Вселенной

ОТЕЛЛО – В.БАГДОНАС, ДЕЗДЕМОНА – Э.ШПОКАЙТЕ

ОТЕЛЛО – В.БАГДОНАС, ДЕЗДЕМОНА – Э.ШПОКАЙТЕ

XI “Балтийский дом” завершился спектаклем Э.Някрошюса “Отелло”. И когда он был сыгран, зрителям и критикам стало ясно, что лидер фестиваля именно он, спектакль мирового класса.
Дирекция “Балтийского дома” вручила триумфаторам свой традиционный приз – капустный пирог.

Что происходит до того, как Отелло, представ перед Сенатом, поведает историю любви своей и Дездемоны, закончив рассказ знаменитой фразой: “Она меня за муки полюбила, а я ее – за состраданье к ним”.
Так что же происходит до Сената? Мы сразу узнаем о ненависти Яго к мавру. Яго скажет об этом Родриго, которого нагло дурачит, обещая повернуть внимание Дездемоны в его, Родриго, сторону. Когда же выясняется, что Дездемона бежала с Отелло, они поднимают шум, всячески подзуживая отца Дездемоны, сенатора Брабансио. Он, его родня и слуги с факелами спешат к Сенату, уверенные в поддержке Дожа и наказании мавра.
Но тут свои, политические заботы. Турки двинули корабли на Кипр, и командовать венецианским флотом поручено Отелло. Одновременно с Брабанцио в Сенате появляется вызванный туда мавр, а потом, по его просьбе, Дездемона. Уверившись, что брак состоялся по обоюдному согласию, молодые отправляются на Кипр.
К чему, однако, мы напоминаем о том, что достаточно известно? К тому, что почти ничего этого в постановке нет. Ни Дожа, ни Сената, ни обличительных речей Брабанцио, ни его родни. Последняя появится на Кипре, но когда все уже будет кончено. Дездемона будет мертва, и Отелло, не дослушав, какие кары вместо награды за победу его ждут, решит свою участь сам.
Если прочитать написанное, можно подумать, что Эймунтас Някрошюс сократил пьесу ради выигрыша во времени. Теперь и три часа – длиннющий спектакль, не то что при Шекспире, но “Отелло” идет словно встарь, около пяти, и вряд ли кто-нибудь скажет, что сокращения произвольны. Ни о “Гамлете”, ни о “Макбете” – шекспировских работах литовского режиссера – никто такого не скажет. Скажет другое: они верны автору, при всей их неожиданности и непредсказуемости.
Кто мог предположить, что король Гамлет – отец принца Гамлета – окажется той неумолимой силой, которая приведет принца к гибели? Убей, отмсти – твердит мертвый живому, не оставляя его, являясь ему снова и снова. И только тогда, когда властная просьба-приказ свершится, отец поймет, что погубил сына. Душераздирающий вопль старика сам собой возникает в памяти, стоит вспомнить спектакль.
И кто взялся бы предсказать, что злодеяния Макбета и леди Макбет обернутся апокалипсисом? Прозрение приходит слишком поздно, но все-таки приходит, и Макбет сам подставляет шею под карающий меч, падая на землю рядом с другими бездыханными телами. Земля мертва.
Два слова из истории сцены, связанные с “Отелло”. Уже после войны в Москву приехал Лоуренс Оливье, стяжавший в Англии и мире славу непревзойденного исполнителя шекспировских ролей. Мы успели полюбить Оливье раньше, увидев его адмирала Нельсона в фильме “Леди Гамильтон”. И вот – “Отелло”... Нельзя было не восхититься мужественной красотой и пластикой актера, выразительным голосом, а в минуты гнева он буквально ослеплял блеском глаз, особенно ярких на угольно-черном лице. Он вершил суд над Дездемоной в продуманной ярости – нежности и доверия между ними как будто никогда не существовало. Роль была выстроена безукоризненно четко и недвусмысленно давала понять: “Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись”.
Легко отдав Лоуренсу Оливье то многое, что он заслужил, наша сцена и зрители предпочли верность наблюдению Пушкина: Отелло не ревнив, он доверчив, которое парадоксально, от противного, подтвердил английский актер. Хорава, Мордвинов, Тхабсаев – наши знаменитые Отелло – не позволяли себе забыть Пушкина, при том что интересен им был человек крайностей. Промежуток между верой и неверием, при всей его мучительности, был недолог. Наветы Яго не были ожидаемы, принимались не с ходу, но предлагаемые обстоятельства играли им на руку и сделали свое дело. Хорава – великан и красавец – с отчаянием смотрел на свои вытянутые руки, повторяя: “Черен я, черен”. И с отчаянием возвращался к мысли, что любовь Дездемоны – великодушный дар, который она вправе потребовать обратно.
Спектакль Эймунтаса Някрошюса задуман и поставлен так, что мысль о неравенстве не только не надо преодолевать, мучиться ею – она даже не приходит Отелло в голову. До самого конца не приходит, потому что душа его полна любовью.
Пройдет сколько-то времени (мало), и на пустой, свободной от декораций площадке появится Дездемона, легко неся на чуть согнутых плечах довольно большой, непонятного назначения предмет. Поставит его посреди сцены, и – как мы сразу не догадались? – перед зрителем окажется дверь. Белая, с окошечком наверху. За эту дверь спрячется сначала Дездемона или Отелло, не важно кто, важно, что один другого со счастливой улыбкой будет находить, и будет эта игра равно дорога и немолодому военачальнику, и молоденькой венецианке.
Посмотрят, улыбнутся, спрячутся, снова посмотрят, улыбнутся, спрячутся, и зрители улыбнутся вслед за ними. И всем все станет ясно. Любовь, никуда от нее не деться.
К чему солдаты, опьяненные победой, к чему их песни и грубые шутки, когда на острове царят женщины, прелестные молодые Дездемона, Эмилия, Бианка. Они скользят по сцене (недаром исполнительница главной роли Эгле Шпокайте – балерина, и две другие – Маргарита Жимелите и Эдита Зизайте, наверное, тоже), они смеются, перешептываются, секретничают, ждут своих мужей и милых. Бианка ревнует Кассио, но сердится не всерьез, легко поддается его обещаниям, а Эмилия с недоумением будет слушать изменившийся от страха и злобы голос Яго и обороняться от его угроз, выставив перед собой, словно щит, белый платочек (платок, опять платок, единственный свидетель обвинения). Не запомнила, что она первым несколько раз повторит: смерть или кровь? – так внезапна и горестна ее смерть, будто мы о ней заранее не знали. А Дездемона попросит напоследок, чтобы Отелло не поминал ее лихом, и с тем уйдет (в другом переводе – “привет Отелло доброму”).
В пушкинском “доверчив” объяснение того, что случилось; ключ к характеру Отелло. Нельзя бесстыдно лгать – значит, Яго не лжет, говорит правду. А если правду – как жить воину и распоряжаться жизнями солдат, если гордость его втоптана в грязь? “Прощай покой! Прощай душевный мир! Прощайте армии в пернатых шлемах... Конец всему. Отелло отслужил!”
Он и вправду “отслужил” – душа его в муках умерла еще до того, как он пронзил себя кинжалом. Смерть Дездемоны – его смерть, и была бы ею, даже если бы Яго оказался прав. Именно так сыграл роль Владас Багдонас, равный талантом и умением большим актерам нашего времени.
Крики чаек, шум моря, гром, блеск молний – все это не фон спектакля, а его масштаб, его “включение” в жизнь Вселенной, где каждый человек связан с миром и со всеми.
Да, необходимо добавить, что Отелло не чернокожий. Кровь у белых и черных одинаковая, любовь и ревность настигают их с равной неотвратимостью.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru