ДЕТСКОЕ ЧТЕНИЕ
Две такие разные волшебные страны
Приключения Дороти Гейл в Советском
Союзе
Детское чтение – источник формирования
у человека некой сюжетики бытия, не просто
понятий хорошо – плохо, но и системы причин и
следствий, победоносных и проигрышных моделей
поведения в обществе, награды и воздаяния.
Повествование – модель мира, концентрированная
информация о его устройстве и взаимодействиях в
нем и с ним. С этой точки зрения метаморфоза
книжной полки, свершившаяся в 20–30-е годы ХХ века
в СССР, представляется очень многозначительной.
Советский ребенок обрел в те годы круг чтения
совсем иной, чем у его европейских сверстников.
Классические детские книги изымались из обихода
либо цензурировались, что до современных – они
порой подвергались особой адаптации. Так, в
течение одного десятилетия свет увидели (и
надолго стали любимым и обязательным детским
чтением) три советских переложения знаменитых
книг: «Буратино» А.Толстого, «Доктор Айболит»
К.Чуковского и «Волшебник Изумрудного города»
А.Волкова (пересказы соответственно «Пиноккио»
К.Коллоди, «Доктора Дулиттла» Х.Лофтинга и
«Удивительного Волшебника Страны Оз» Ф.Баума).
Оригинальные произведения и имена их авторов
были практически исключены из широкого
культурного обихода – вторичные тексты
существовали в замещение текстов оригинальных.
Конечно, появление этих ( весьма талантливых)
переложений было по-своему замечательно:
как-никак в 20-е годы сказка была полностью
запрещена как жанр буржуазный и вредный и лишь в
30-е – ограниченно дозволена при условии
выполнения ею задачи формирования «человека
нового типа» в виде, устраивающем господствующую
идеологию. В отличие от оригиналов переделанные
тексты соответствовали нормам цензурного
допуска в советскую литературу. Доступа же к
оригиналам читатель, естественно, не имел.
Эти параллельные тексты предоставляют нам
множество интересных возможностей, в том числе
возможность анализа различий между ними
(сокращений, купюр и вставок) с точки зрения
ролевых моделей поведения героев, оказавшихся
допущенными в круг чтения советского ребенка.
 «Волшебник
Изумрудного города», ставший литературным
дебютом математика А.М.Волкова, вышел в свет в 1934
году. «Я значительно сократил книгу, выжал из нее
воду, вытравил типичную для англосаксонской
литературы мещанскую мораль…» – объяснял
Волков.
Текстуальные изменения невелики – фактически
это та же самая сказка, но ряд купюр и вставок
сильно смещает в ней смысловые акценты, и
внутренняя динамика сюжета изменилась
кардинально.
В обоих сказках маленькая девочка (Дороти Гейл –
у Баума, Элли – у Волкова), занесенная ураганом из
родного Канзаса в Волшебную страну, стремится
вернуться домой. Героине это удается, что на
языке сказочного сценария обозначает победу. Но
ролевое поведения героини, рецепт успеха в
американской сказке и в советском пересказе
весьма различны.
«Удивительный Волшебник Оз»: столкновение двух
ураганов, перебросившее домик Дороти Гейл в
Волшебную страну, – явление природное. Домик
раздавил злую Волшебницу Востока… Дороти
встречают жевуны и добрая Волшебница. Волшебница
вручает Дороти серебряные башмачки. Никто не
знает, как ей вернуться домой: может быть,
спросить Волшебника Оза из Изумрудного города,
отправившись к нему по Дороге из Желтого кирпича?
На прощание Волшебница целует Дороти, оставляя
ей на лбу оберег: след Поцелуя Добра. По дороге
Дороти встречает Пугало, Жестяного Дровосека и
Льва, которые становятся ее друзьями.
 В сказке Баума
сценарная модель для Маленького Положительного
Героя вполне победоносна: не по своей воле попав
в неизвестный мир, Герой, хранимый силой Добра
(невидимый Поцелуй на лбу) и пугающе-волшебными
Башмачками, сам находит друзей и сам добивается
исполнения своего желания. Герой свободен,
активен и спонтанен в своем поведении – и
добивается успеха. Более того, Пугало, Лев и
Жестяной Дровосек тоже выиграют от этого
приключения.
«Волшебник Изумрудного города»: страшный Ураган
наколдовала злая волшебница Бастинда (аналог
Злой Волшебницы Востока): она хочет уничтожить
все человечество. Добрая волшебница Виллина
(Добрая Волшебница Севера), узнав об этом из
Волшебной Книги, силой того же урагана
обрушивает домик Элли на голову Гингемы. По той
же Книге Виллина читает: «Великий волшебник
Гудвин вернет домой маленькую девочку… если она
поможет трем существам добиться исполнения их
самых заветных желаний».
Виллина не метит лба девочки охранительным
поцелуем и не предлагает ей взять Серебряные
башмачки – их находит песик Тотошка.
Небольшие изменения создают совершенно иную
среду и иные ролевые модели. Так, в советской
сказке перемещение Маленького Героя – лишь
побочное следствие борьбы гораздо более
могущественных, волшебных сил. Сам Волков писал,
что стремился убрать из повествования
буржуазную мораль и «ввести в него волевое
начало». На деле волевое начало в герое
ослаблено, поскольку он сразу поставлен в
контекст взаимодействия несоизмеримо более
могущественных фигур и в зависимость от них.
 Далее. Элли в
отличие от Дороти существует в системе
известного будущего: ее действия определяются
предсказанием Книги. Могущественные силы,
ненароком забросив девочку в Волшебную Страну,
дают ей инструкцию для возвращения домой. Таким
образом, с самого начала пафос самостоятельности
и случайной и тем неизбежной победы сменяется
пафосом исполнительности. Исток успеха/неуспеха
Героя находится вне его компетенции.
С точки зрения сценария победоносного поведения,
ролевые рекомендации главному герою – различны.
Элли по сравнению с Дороти вынуждена вести себя
более корыстно и менее прямодушно: она выбирает
попутчиков не по симпатии, но по расчету. Ведь
если она не найдет трех существ и не доставит их в
Изумрудный Город, не поможет им выполнить
заветные желания – ее не вернут домой.
У Ф.Баума: добрая волшебница Севера целует
Дороти, поскольку та ей нравится, и след от
поцелуя защищает девочку в пути.
У А.Волкова: волшебница Виллина дает Элли
указания, поскольку должна позаботиться о
девочке, по ее, Виллины, вине угодившей в
Волшебную Страну. Достоинства и обаяние девочки
тут ни при чем, они невостребованы.
Элли не помечена поцелуем Добра; ее охраняют лишь
Серебряные башмачки Бастинды. Но они
символизируют не Добро, а Силу. Дороти защищена
неприкосновенностью добра, а Элли – почтением и
страхом, внушаемыми Силой. Однако атрибут Силы в
отличие от Знака Добра может быть отчужден
(башмачки можно отнять) у Героя. Таким образом,
эта защита менее надежна, двусмысленна (как-никак
собственность злой волшебницы), держится на
страхе и к тому же создает возможность агрессии и
зависти.
Личность с такими сценарными чертами неизбежно
обретает черты фатализма и неуверенности в своих
силах. Между тем именно вывод о необходимости
веры в себя, об открытии в себе новых
возможностей был основным, пафосным сценарным
выводом из повести Баума.
«В своей сказке я старался показать, что самое
лучшее, самое дорогое на свете – это дружба и
взаимная выручка. Они помогли Элли и ее друзьям
избежать опасностей в Волшебной Стране и
добиться исполнения своих заветных желаний», –
комментирует А.Волков. Однако, как мы видим, идея
дружбы и выполнения коллективной задачи в сказке
достаточно скомпрометирована.
 Сужение
возможностей выбора, уменьшение
самостоятельности Героя Волков компенсирует
увеличением внешних опасностей на его пути. Если
в Стране Оз препятствия преодолевались, стоило
только героям решиться на их преодоление, то
здесь приходится стараться – вводятся новые
опасности, а уже бывшие у Баума расписываются
гораздо подробнее, красочнее и страшнее. Так,
например, Волков (очевидно, знакомый и с текстами
ряда последующих повествований о Стране Оз)
переносит сюда сцену наводнения из следующего
романа. В результате Страна Волкова менее
безопасна и менее благоприятна для проживания.
«Не везде страна хороша, как здесь, –
предупреждает Виллина. – Есть темные леса со
страшными зверями, есть быстрые реки – переправа
через них опасна...» Например, здесь обитает
коварный Людоед (фигура, совершенно немыслимая в
строе американской сказки). И почему-то он знает
про заветные желания…
Похоже, что активно доминирующая среда ведет с
героем сложную и лукавую игру. Ведь Людоед
заманивает Элли письменным обещанием,
дублирующим инструкции Волшебной Книги, вешая на
столбе объявление: “Путник, торопись! За
поворотом дороги исполнятся все твои желания!!!».
Элли, думая, что всевидящая Книга ошиблась, что
заветное ее желание может исполниться раньше,
устремляется вперед – и попадает в ловушку.
Попытка уклониться от инструкции, променять одну
инструкцию на другую, попроще – наказуема.
 Но вот что
поразительно: Книга, предсказывающая будущее и
программирующая героев, оказывается «не вполне
точной»: Гудвин, как и Оз, – ненастоящий
волшебник и может лишь даровать спутникам
девочки свидетельства о наличии у них сердца,
мозгов и храбрости, но не способен вернуть
девочку в Канзас. Он улетает на воздушном шаре, а
Элли остается. Дороти, когда улетел Волшебник Оз,
тоже ужасно расстроилась, но все же ей никто
ничего наверное не обещал. Что до Элли, ведомой
предсказаниями Книги, такой поворот событий –
это крушение всей системы ее поведения, страшный
обман, нарушение обещания, за которое никто не
ответствен.
Несмотря на все обманы, Элли возвращается домой,
побывав у волшебницы Стеллы (у Баума – Глинда) и
узнав тайну своих башмачков. Дороти, с которой
произошло то же самое, с точки зрения сценария
поведения получает логичный и добродушный урок:
методом проб и ошибок, имея перед глазами примеры
друзей, обладавших качествами, которые были
предметом их заветных желаний, она открывает, что
с самого начала путешествия имела при себе
средство для осуществления своего стремления
вернуться в Канзас. Все, что ей было нужно, – это
сильное желание и немного волшебства от
Башмачков.
В случае Элли все звучит по-другому. «Так, значит,
я могла попасть домой с самого начала!» –
восклицает Элли. Действительно, зачем же тогда
неточные Книги, ошибочные предсказания, обещания
и условия? Лживые инструкции ничего не сказали о
Башмачках и Стелле; не знали или не захотели
сообщить? Хотели добра Страшиле, Железному
Дровосеку и Льву или хотели оставить
патриотичную девочку у себя? В любом случае
поведение Дороти – естественный перебор
вариантов, Элли же вынуждена «переиграть»
волшебные силы.
Что касается внутреннего устройства Волшебной
Страны, множество мелких изменений, внесенных
Волковом в текст Фрэнка Баума, меняет его до
неузнаваемости, как кривое зеркало. Страна Оз –
условно-сказочное пространство, где нет места
прямым ассоциациям с общественными реалиями.
Волков населяет свою Страну “простым народом” и
вводит тему классового антагонизма:
правитель-самозванец Гудвин стремится именно
запугать подданных и в отличие от Волшебника Оза
носит титул “Великого и Ужасного”. Разница
прослеживается даже в деталях. Ср.: «Если у тебя
нет важного дела к Озу, лучше не попадаться ему на
глаза». И у Волкова: «Лучше держаться подальше от
великого Гудвина, особенно, если не имеешь к нему
важного дела».
Жевуны не просто уважают своего волшебника, но
платят ему неприязнью и страхом, которые в
дальнейшем перенесут и на правителя Страшилу
Мудрого. А Страшила, сев на трон, тут же начнет
проявлять барство и наглость.
Эта Волшебная страна клаустрофобична: если у
Баума радушные, гостеприимные жевуны
«удивлялись» неведомому зверю Тото, то у Волкова
они удивляются «боязливо».
 Тем самым
сказка теряет в волшебной беззаботности,
перегружается опасностями, спецэффектами
волшебного могущества, подспудными
отрицательными эмоциями. По сравнению со своим
англоязычным прототипом она нервозна и
неблагополучна.
Почему этот мир таков, почему победоносный
сценарий для Маленького Героя в этой (невероятно
популярной) советской сказке столь отягощен и
двусмыслен? Наверное, дело не только в
конформизме автора купюр и вставок,
превратившего «Удивительного волшебника страны
ОЗ» в «Волшебника Изумрудного города», не только
в правилах цензурного допуска текста в советскую
детскую литературу. Может быть, через текст
волшебной сказки говорила сама эпоха – давала
ребенку советы, действительно полезные для его
будущей социальной жизни.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|