Идеи и пристрастия

Ветер пустыни

Афганский ваххабизм – вызов современной цивилизации. Готовы ли мы принять этот вызов?

До недавнего времени страны Аравийского полуострова, и в первую очередь Саудовская Аравия, оставались, кажется, единственным заповедником ваххабизма в мусульманском мире. Обычаи и нравы здесь мало изменились сравнительно с теми, что существовали столетия назад; и такими же жестокими, как в былые времена, остаются наказания для нарушителей порядка. Официально почти вся западная культурная продукция запрещена, и за незаконный провоз ее наказывают. Особенно сурово наказывают за провоз порнографии, а следует заметить, что к порнографическим произведениям отнесены и микеланджеловский Давид, и даже Мона Лиза – за прелестную улыбку.
Ваххабитская религиозность такова, что придает первостепенное значение внешнему соблюдению обрядов и правил поведения. Положение хранителей Двух Священных Городов обязывает саудовских властителей проявлять максимальную строгость всюду, где затронута вера. И они эту строгость прилежно демонстрируют, даже если дело касается членов собственной семьи. Так, несколько лет назад была казнена принцесса, тайно встречавшаяся с одним молодым человеком, как случайно выяснилось. Но если тайное не становится явным, оно остается безнаказанным. Иные саудовские принцы, дабы не доставлять неприятностей себе и своей семье, просто отчаливают от родных берегов в своих роскошных яхтах и месяцами странствуют по свету, ведя жизнь западных плейбоев.
Но спрятать все концы в воду и им не удается. Ваххабитская толща населения, непримиримая ко всему западному, достаточно осведомлена об образе жизни верхов и не намерена прощать им измену. Кто хорошо знаком с саудовской действительностью, считает, что в стране давно “зреют гроздья гнева” и свержение монархии не за горами.

Можно подумать, что ваххабизм достаточно органичен на выжженной солнцем аравийской почве, но чем объяснить его распространение на страны с давними суфийскими традициями? В первую очередь это относится к Афганистану.
По-видимому, секрет успеха ваххабизма – в его силе отвращения от западного опыта, это наиболее антизападническая версия ислама. Говоря так, я не забываю про Иран, страну никоим образом не ваххабитскую. Громы и молнии, которые иранские аятоллы призывали, да и сейчас призывают, хоть и с меньшим усердием, на голову “большого сатаны” и его европейских подручных, объективно поставили их в положение закоперщиков воинствующего антизападничества. Но по своему духовному содержанию Иранская революция представляет собою сложное явление; на мой взгляд, она способна дать (да, пожалуй, и уже дает) продуктивные ответы на вызовы Запада и несет в себе обещания высокой степени взаимопонимания и даже сотрудничества – не скажу с Западом, каков он есть, но с христианским миром, заслуживающим этого имени. А ваххабизм прост и самодостаточен. В худшем случае он еще и агрессивен и стремится к неограниченному расширению.
Существует закономерность: где слабеют традиции и уже есть некоторое знакомство с западным опытом, там появляется шанс для ваххабизма. Движение талибов возникло не в сельской глуши, как иногда думают, но в беженских лагерях на территории Пакистана, то есть в некотором уже отрыве от родной почвы; и базой его стали медресе, в той или иной мере оснащенные современными средствами информации. Показательно в этом смысле распространение религиозности ваххабитского типа среди американских негров, поставленных в условия полного отсутствия каких бы то ни было традиций (пресловутый Хаттаб, в свое время учившийся в Нью-Йорке, – выученик американских “черных мусульман”).
Талибан самим фактом своего возникновения обязан западному опыту: такого ведь никогда не было на мусульманском Востоке, чтобы движение учащейся молодежи стало силой, конституирующей общественный и политический строй. Такого, правда, не было и на Западе, но идея пришла оттуда – из революционного 1968 года. Традиционные талибы (семинаристы) учились покрывать белые листы бумаги арабесками из каллиграфических завитков и переплетений, воспроизводящими суры Корана и комментарии к нему, и ни о каких политических выступлениях думать не думали. Нынешние забросили все свое ученье и поклялись, что не вернутся в медресе, пока не “наведут порядок” в Афганистане.
Кроме того, талибы, похоже, укрепляются в мысли, что великие дела их ждут не только в родной стороне. Их вождь Мухаммед Омар, по прозвищу Кривой Мулла, заявляет, что талибы поглощены задачами внутреннего характера, но, если их “вынудят”, они придут на помощь братьям-мусульманам там, где это будет необходимо. Примечательно, что их пакистанские друзья и покровители сами начинают на них равняться, уверовав в их плодотворные озарения. Хвост начинает управлять собакой.
Талибы учат даже своих саудовских учителей. В свое время саудовские власти посылали “борцов за веру” в лагерь афганских моджахедов, думая тем самым убить сразу двух зайцев: во-первых, распространять ваххабизм, что положено им делать ex officio, но, во-вторых, избавиться от наиболее рьяных адептов того же ваххабизма. Вроде Усамы бен Ладена, сделавшегося странствующим “черным рыцарем” джихада.
Режим, установленный талибами в Афганистане, значительно более суров, чем даже саудовский режим, хотя бы уже по той причине, что здесь не осталось правящей элиты, которая могла бы тайно предаваться “сладостям порока”: элита всякого рода сбежала из страны еще в период войны с СССР. А талибы – ученики, которые превзошли учителей, позаботились о том, чтобы добить остатки культуры там, где они их нашли. Скандальной на весь мир стала кампания по уничтожению изваяний Будды, особенно двух наскальных изображений в провинции Бамиан. Выразителен в этом отношении и погром, учиненный ими в Герате, древнем центре персидско-афганской культуры. Еще в недавние времена здесь существовала суфийская академия, а многие женщины были эмансипированы почти до европейского уровня. Талибы закрыли все учебные заведения, а женщин не только обязали носить глухую чадру, но и запретили им появляться на улице без мужского сопровождения и даже приказали так занавесить все окна, чтобы их не было видно с улицы.
Талибы, правда, утверждают, что учебные заведения закрыты лишь на время, пока не проведена коренная реформа образования, а женщины убраны с глаз долой не в последнюю очередь потому, что мужчины еще не научились должным образом с ними обращаться. Религиозная полиция по-своему заботится, как это официально формулируется, “о возрастании добродетели и усекновении порока”: палки полагаются за малейшие отступления от правил шариата, а более серьезные преступления наказуются отсечением конечностей или смертью под топором. В иных городах или весях отсеченные конечности развешивают прямо на деревьях, стоящих вдоль улиц.
Строгий запрет наложен на ввоз западной культурной продукции визуального ряда, притом любой, а не только “дурной”. Телевидения не существует вовсе. Изъяты все фотоаппараты. Запрещены не только алкогольные, но и псевдоалкогольные напитки – безградусные “вино” и “пиво”, вкусом схожие с настоящим вином и пивом. Резон: сила воображения уже способна вызвать некоторое опьянение.
Было бы, однако, ошибкой видеть в движении талибов одно только наступление варварства. Карательные меры являются у них лишь дополнительным средством поддержания нравственного порядка, основной источник которого – вера. Редкие иностранцы, побывавшие во взятом талибами Афганистане, выносят оттуда не только тяжелые впечатления: здесь царит порядок не в худшем смысле этого слова, уважаются законы, включая те, что ограждают частную собственность и права личности, в мусульманском их понимании; люди на улице (точнее, мужчины, ибо женщин за чадрой не разглядеть) дружелюбны и держатся с достоинством.
И гонения на культуру не означают, что талибам чужды эстетические чувства как таковые. Просто они предпочитают пленэр. Мухаммед Омар, во всяком случае, зовет своих друзей и совоинственников вдыхать ароматы цветов и любоваться струением фонтанов.
Есть в талибане (как и в ваххабизме в целом) два течения: более умеренное и агрессивное. Пока что тон задает второе, ставящее целью “мировую исламскую революцию”.

По телевизору показали репортаж с таджикско-афганской границы. Как только смеркается, так с обоих берегов реки Пяндж начинается перемигивание фонариков – это вооруженные отряды наркоторговцев обмениваются сигналами со своими сообщниками. Перемигивание мне показалось символическим. Будто советская в недавнем прошлом Средняя (или Центральная, как теперь все чаще ее называют, включая сюда также и Казахстан) Азия спрашивает о чем-то важном своих южных соседей, с которыми всегда была органически связана, и получает в ответ некие подсказки.
Все, кто хорошо знаком с центрально-азиатскими реальностями, согласны в том, что процесс исламизации в этом регионе будет неудержимо нарастать. Завоевания европейской цивилизации в ее русско-советском варианте оказались здесь гораздо более поверхностными, чем это еще совсем недавно можно было полагать. После распада Советского Союза тамошние начальники, наиболее русифицированная наряду с интеллигенцией часть общества, психологически (и даже физиогномически, несмотря на расовые отличия) близкие русско-советским начальникам, в одночасье перекрасились в национальные цвета. Ислам всюду был “восстановлен в правах” как составная часть традиции, но не более того. Власти рассчитывали, что религия послужит им в качестве духовной пристройки к практически сложившимся в постсоветской Центральной Азии порядкам (откровенно деспотическим в одних случаях, авторитарным с некоторыми элементами демократии – в других). Вышло иначе.

Пришел Взвешиватель слов
                   с весами в руках
И сломал позолоченные
                  монеты.
                 Низами Гянджеви

Ислам не так легко сделать ручным, удобным для властей предержащих. Ислам – это и “святые восторги” (Пушкин в “Подражаниях Корану”), и “пламень огненный”, обжигающий нечестивых. И это мечта о справедливости – не только в вышних селениях, но и в пределах земного бытия, мечта, которая у мусульман всегда облекалась в формы Халифата.
Как показывают исследования, на большей части Центральной Азии реальная власть на местах постепенно смещается в сторону мечетей. Умонастроения людей все больше зависят от того, кто окормляет их духовно на уровне микрорайона, кто учительствует в местной религиозной школе и т.д.
Принципиальный вопрос: в каком направлении будет идти исламизация?
Существует высокая вероятность того, что она будет идти в направлении, указанном ваххабизмом. В центрально-азиатских республиках не было, разумеется, такой демографической перетряски, какая в Афганистане явилась следствием войны; но здесь другое обстоятельство облегчает экспансию ваххабизма, а именно: секуляризация, которая за семь десятилетий советской власти кое-какие ощутимые результаты принесла. Положим, в глубины сознания она вряд ли проникла; тем не менее оказались в значительной степени разрушены религиозные традиции, в рамках которых создавалось определенное “качество” веры. Множество людей, скорее всего даже абсолютное их большинство, по сути, заново обращается в ислам и не чувствует себя слишком связанным в вопросе о том, какую версию его выбрать. И выбор всегда или почти всегда есть. Из-за острой нехватки медресе к концу советского периода тысячи молодых людей отправились учиться в Саудовскую Аравию и привезли оттуда... понятно что.
Теперь еще и талибы шлют сюда (как и на Северный Кавказ) своих питомцев. Вообще молодежь восприимчива к ваххабизму по причине своей склонности к тем или иным формам максимализма. Будучи у себя на родине скорее консервативной силой, вне ее ваххабизм выступает как сила революционная, сулящая немедленное исполнение мечты о справедливости – тоже естественной, но становящейся особенно требовательной, когда объемы беззакония разбухают так, как они разбухли на постсоветском пространстве вообще, но в Центральной Азии особенно...
На центрально-азиатском направлении идет сейчас борьба за души, в сравнении с которой традиционная драка за сферы влияния, за доступ к нефтяным кранам представляется делом второстепенным. Вполне вероятно, что мы вступаем в эпоху массовых движений религиозного и квазирелигиозного типа, напоминающих о Передней Азии первых веков христианской эры – тем, в частности, что они не будут считаться с государственными границами.
Ваххабизм – это, если воспользоваться выражением одного из исламских экстремистов, “ветер пустыни, сметающий все лишнее на своем пути” (цитирую по книге Равиля Бухараева “Дорога Бог знает куда”). Пока что ваххабизм отпугивает тем, что ассоциируется с войной и терроризмом. Но люди, которые непосредственно сталкиваются с ваххабитами, открывают их для себя с другой стороны, а именно: со стороны внутреннего уклада. И здесь есть определенный соблазн “правильной жизни”...
Кстати, для русских соблазн “правильной жизни” не нов: в XVII веке он увлек не худшую часть населения в леса, а иных принудил войти в “купель огненную”. Возможна некоторая аналогия между ваххабизмом и нашим старообрядчеством, ныне почти уже истощившимся. В обоих случаях имеет место попытка защищаться от порченого и, как считается, погибающего мира, укрывшись в жестко организованный и благообразный по видимости быт, в отрыве от исторической почвы и в стороне от вселенских путей-дорог. Удивительно ли, что к ваххабитам идут и русские. И наверное, пойдут гуще, если сеть ваххабитских общин будет расползаться по России.
Чем вдохновимся в противостоянии ваххабизму, что будем защищать? Очень нелегкий вопрос. Родину? Увы, когда русифицированный татарин Равиль Бухараев пишет, что “страшнее родины у российского человека отродясь ничего не было”, приходится признать, что в этом есть некая правда, которую все чувствуют, хотя не все решаются артикулировать.
Защищать цивилизацию? Пожалуй, так, но надо учитывать, что этот аргумент сильно хромает, ибо сильно хромает нынче сама цивилизация.
Наверное, правильный ответ должен быть таков: защищать следует “вечную” Россию, что существует как бы поверх нынешней, пребывающей в растрепанных чувствах и не собравшейся с мыслями, но какими-то своими чертами реально присутствует в ней и ее людях – от “первого лица” до бомжа.
И как раз волна наступающего исламизма должна помочь нам собраться с мыслями. Любопытно, что уже в Афганистане советские, а точнее, русские сначала робко, а потом все более уверенно стали идентифицировать себя как “христиане”, столкнувшись с фактом, что в этой стране ислам глубже сидит в душах, нежели политические, партийные или какие-то иные предпочтения.
И должно быть обновление имперских задач, которые с распадом СССР никуда не исчезли. Россия ведь не просто христианская (по своим корням) страна, но христианско-мусульманская; это, естественно, создает для нас кое-какие трудности, но одновременно дает некий козырь в той “большой игре”, о которой идет речь. Прежде чем дело доходит до прямого столкновения с ваххабизмом, надо стараться предотвратить его распространение. Что вполне возможно в рамках самого ислама. Ничего не надо выдумывать – надо лишь активизировать его великое наследие, все религиозно-культурное богатство, накопленное за четырнадцать веков мусульманами. Я имею в виду в первую очередь суфизм. В русле суфизма становятся невозможными упрощенные толкования Корана, искажающие его смысл и, следовательно, объективно враждебные самому исламу.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"