ТЕОРЕМА СОЦИУМА

Жизнь среди синего

Уничтожение райских кущ – модельная ситуация,
эксперимент, проверка всех нас на прочность?

Сизоворонка

«Неловко сказать, – доверительно сообщили мне про главу местной администрации, – не берет взяток».
Я засмеялся. Первое лицо Тамани, Геннадий Григорьевич Майков, право, нечто уникальное в своем роде. На рабочем столе – литературный журнал. И сам вроде писателя. С седоватой бородкой, в легкой белой куртке наподобие парусиновой блузы, какую носили интеллигенты в позапрошлом веке.
Работал в Харькове в Институте радиофизики, вдруг мама заболела в Тамани, переехали, а работать негде, два года был безработный. А тут место освобождается главы администрации. Двенадцать претендентов, а выбирают его. Как в сказке. Нетипичный глава, нетипичная история, будто выброшенная на берег морем. «Промысел Божий, – считает Майков, – или наказание, – смеется, – за прошлую жизнь».
Засучиваем штаны, шлепаем босиком по проливу, в котором пролетело его детство, а теперь проходит граница, разделяющая два независимых государства. На той стороне – Крым, белеет Керчь. А тут фиолетовый чертополох и голубая, с перламутровым брюшком сизоворонка – большая синяя птица взлетает на расстоянии протянутой руки.
Есть две Тамани. Одна – «скверный городишка», как при М.Ю.Лермонтове, и даже хуже, ничтожнее, уже не город – станица. Что же вы тут у нас делаете, в нашей дыре? – спрашивала меня продавщица с севера, в Тамани четыре года и не может привыкнуть. А что тут есть? Одни камни. Летом все блеклое, в огороде короста, сорняк прет, программы по телевизору одни украинские, молодежи деваться некуда. Дыра и есть…
А другая Тамань, о которой рассказывает Майков, крутя баранку старенького «Москвича», – южные ворота России. Ворота, через которые пришло православие. Еще раньше Андрей Первозванный, Кирилл и Мефодий, Борис и Глеб… Исторический перекресток, крест с юга на север и с востока на запад. В десятом веке Тамань оспаривает у Киева духовное место. Преподобный Никон несет отсюда «духовность заквашенную» и, как Сергий Радонежский, заквашивает всю Россию. Потом север ее поляризует, и центр перемещается, уходит из Тамани, но центр физический…
Крутой обрывистый берег. Синева. Застывшие в море корабли.
«Я, знаете, – говорит мне Майков, – не задумывался об этом раньше, и только теперь чиновное мое положение и столкновение со многими людьми, которые сюда приезжают и исследуют, наводят меня на мысль об этом месте, что все здесь происходящее имеет особый смысл. Не случайно сюда казаки переместились из Киева, первая казачья столица тут. И на геральдическом знаке Тамани, в левом верхнем углу, шапка Мономаха. А в «Слове о полку» говорится о Тмутаракани как о вечном городе. Вечном…»
Столкновение конфликтов, замечает он, на разных культурных пластах…
И почему так много людей тут побывало? Нет ни одного замечательного человека, который бы здесь не оказался. Меня, говорит Майков, поразило замечание, что вторая дуэль, окончившаяся смертью после Пушкина, – Лермонтов. Как роковой знак. И у Пушкина с Лермонтовым – внутренний конфликт в Золотом веке русской литературы, а они, герой «Путешествия в Арзрум» и «Герой нашего времени», движутся географически навстречу друг другу. И в первом русском романе единственная глава, повесть, названа именем места – Господь помогает гению. Это не случайно… Лермонтов мог ничего не знать, «тмутараканский камень» обнаружили в Тамани в 1792 году, то есть совсем свежая история, рассказанная одним только поколением, еще не уложенная в классику, раскопки начнутся с середины девятнадцатого века, и вот тогда станет обнаруживаться слой за слоем – до античных городов-колоний и дальше…
Две тысячи лет жизни в государственном образовании, не в хаосе. Четырнадцать метров культурного слоя. Это потрясает. Какой же мощный слой культуры, какая потенция, чтобы на этой почве родилось что-то еще и еще…
Я слушал Майкова и думал: все это, конечно, хорошо, все эти древности, раскопки, но сегодня-то что тут есть, в Тамани? Затрапезный базарчик у постамента танка на площади? Рыбколхоз? Средняя, прямо скажем, школа имени Лермонтова?
И что Лермонтов… Странная история: в 1837 году пишет «На смерть поэта» – сослали на Кавказ, по дороге простыл, схватил ревматизм, лечится на водах, все о нем пекутся, дядя-генерал, начальник штаба у командующего Вельяминова, хлопочет, чтобы попал в «экспедицию» и был прощен, сам шеф Бенкендорф дважды пишет за юного корнета царю, а этот корнет неизвестно чем занят: гуляет на водах, странствует по Кубани, заезжает зачем-то в Тамань (дважды) и делает карандашный рисунок, оказывается здесь же обворованным до нитки – в общем, болтается в водах обыденности, как парус одинокий, и из всего этого непонятно как выходит... шедевр?
Куры, гуси, провинция, захолустье, куча дел у главы местной администрации…
Какие-то чудаки, собиратели, много, говорят, народу занимается рифмоплетством. Среда брожения мысли. Раз в пятьдесят–семьдесят лет выплескивает какую-то личность. Вот, говорит Майков, мальчик тут у нас один пишет музыку – сведущий человек смотрел – необычайно интересную. Что это – воздух, море, ландшафт или дух, исходящий из глубин, в этом мальчике?
Мы мотались с Майковым вокруг Тамани, и он показывал мне моря, их тут два – Черное и Азовское, обрывы, лиманы, таинственно мерцающие корабли. «Жизнь среди синего, – спрашивал я его, – совершенно другое дело, когда живешь среди синего?» «Да, – отвечал он, – голубое и зеленое, как у Казакова».
Недавно высаженный (радость Майкова) лес, ковыльные степи, сопки, вулканы – кто бы мог подумать, на Тамани есть действующие вулканы! Гомер описывал царство пекла отсюда, замечает Майков.
Эти жерла, уходящие под землю, – почему они здесь? Совершенно непонятно, размышляет он. А с другой стороны, понятно: зло и добро должны быть рядышком. Опять-таки конфликт, лежащий в основании мироздания. Наверняка где-то здесь, среди синевы, таятся черные огромные силы. Просто, улыбается мне мой провожатый, чтобы я сильно уж не пугался, добро побеждает. Хотя кто знает, может быть, это большая игра, и зло рядом с добром выжидает момент, мгновенную усталость, чтобы пересилить.
«То, что у нас – говорит Майков, – с терминалом происходит…»

Коса

«Члены общественного совета… при администрации, правление хуторского казачества единодушно поддерживают таманцев в их борьбе против строительства терминалов…»
В то время как я изучаю листовки, обращения, газетные вырезки, наклеенные на стене таманской администрации, над зданием укрепляют российский флаг. «А ну правей», – говорит один. «А ну, левей, – поправляет другой. – А ну, давай». – «Шатается». – «Да он всегда шатается».
Из открытого письма главы администрации Таманского сельского округа Г.Г.Майкова Президенту Российской Федерации В.В.Путину: «Над нами нависла угроза превращения в отстойник анчарного дыхания. Строительство терминалов по перевалке сжиженных углеродов и аммиака через Тамань навсегда уничтожит ее первозданное, первозванное предназначение в судьбе России…»
Почему так происходит? Какой-то рок: как редкий, реликтовый, райский угол – так уничтожим. Арал, Байкал, последняя стройка коммунизма на Южном Урале, в заповеднике Шульган-Таш. Теперь Тамань. Да что им, места не хватает? Или уничтожение райских кущ – модельная ситуация, эксперимент, проверка на прочность?
«Три с половиной года назад мы обратились во все ветви власти по поводу угрозы утраты Россией таманской косы Тузла, в Тамани побывали пять депутатов Госдумы, и тем не менее потеряли и косу Тузла, и Керченский пролив, и Керчь-Еникальский фарватер…»
Вчерашняя история с косой – как бы предтеча сегодняшней, с терминалом.
Вот она, хорошо видная с этого берега родная коса, вернее, теперь гряда чужеземных островов в Керченском проливе. Кому принадлежит коса, тому принадлежит пролив и проход в иные земли и моря. Отсюда, с этой далеко вдающейся в море косы, начиналось освоение Кубани. Сколько исторических сражений было за косу Тузла! Об этом напоминают крепостные валы, воздвигнутые Суворовым. И памятный камень адмиралу Ушакову, чьи героические фрегаты сражались здесь и отстояли косу. Есть причины и чисто экономические: пролив – это порты, нефть, газ, рыбные запасы.
В 1925 году, чтобы рыбакам из колхоза не делать крюк, в середине косы сделали искусственную промоину. После шторма косу размыло, и незадолго до начала войны, ставшая уже островом Средняя коса, как теперь ее называли, была передана внутренним Указом Президиума Верховного совета РСФСР из Темрюкского района Краснодарского края в Крымскую АССР. Ну а уж после войны Хрущев подарил ее вместе с Крымом Украине.
Все это не имело особого значения, пока существовала одна страна. Но когда она распалась и ее части стали отдельными островами, ушли под воду, коса Тузла оказалась камнем преткновения. Украина считала остров, который Россия называла косой, для себя потерянным. Границу собрались было проводить по фарватеру, но тогдашний губернатор края, известный борец с жидомасонами и пламенный патриот России батько Кондрат возопил: «Не ссорьте меня с Украиной!» – и последней неожиданно привалило счастье. Украинские газеты запестрели аршинными заголовками: «Считавшийся потерянным для нас остров в Керченском проливе способен принести стране миллионы долларов».
Глава Тамани Майков полжизни отдал за эту косу, здесь был организован комитет борьбы, писали во все газеты, выступали по телевидению, обращались к президенту, в правительство, возили сюда депутатов Государственной думы – все напрасно. На фига им эта коса, патриотам России.
Теперь всякое иностранное судно, в том числе российское, платит за проход по Керченскому проливу канальный и лоцманский сборы, движение наших пограничных катеров в районе Тамани ограничено, рыбаки рискуют скоро остаться без работы, а благодаря пересмотренной госгранице едва ли не две трети акватории Азовского моря попадают в экономическую зону Украины, да и само море из внутреннего для России становится внешним.
Не говоря уж о том, что теперь в проливе зарыт острейший геополитический конфликт для будущих поколений, который, возможно, таит взрывы, войны…

Промзона

И вот стоим у последней черты – аммиачного терминала. Прислушайтесь, даже звучит, как шварценеггеровский «терминатор», – орудие уничтожения. Тамань в этом плане – ступень, перевалочный пункт. 2,2 миллиона тонн аммиака в год собираются переваливать тут на экспорт. Добывая его, можно сказать, из ничего, воздуха и воды, при огромных энергозатратах; фактически, считает Майков, скрытое воровство.
Строительство терминала, я видел это собственными глазами, уже идет полным ходом, неподалеку… от действующего вулкана. Его глухой рык, рев, огненный выброс наблюдали на Тамани совсем недавно. Казалось бы, какое еще надо предупреждение? Но его мало кто слышит, все заглушает грохот стройки.
По древним городищам идут тяжелые самосвалы, грейдеры, все разворочено. Гора, на которую ходили с молебном, крестились еще до принятия христианства на Руси, грубо срезана, как голова, вместе с шапкой Мономаха. На ее месте вырастает другая гора – вывороченной земли, шлака, отходов. Яма под хранилище аммиака пахнет большими деньгами и большой бедой.
Перспектива – большая свалка, промзона, места, куда людей вообще нельзя допускать, надо будет вводить зону отчуждения. С Таманью будет покончено. Но вполне может статься – не с ней одной, если учесть здешние быстрые течения и шквальные ветры. Представим себе на миг: сотни тысяч тонн аммиака в условиях терроризма, кавказской войны и геологии, кишащей вулканами и оползнями, – это же самоубийство.
Конец света. Апокалипсис!
Когда Майков начал кампанию против терминала, полагаю, он понимал, что этот бой может стать для него последним. Такие темные силы скрыты за этим терминалом. «Что это, – спросил я Майкова, – государственный проект? Ведомственный?» «Нет, – сказал он, – это вообще частная корпорация. Некая «Тольяттиазот». И решение принято всего-то на уровне края. Без всяких документов, независимой экспертизы, нет даже технико-экономического обоснования».
А какое может быть у этих сил обоснование? На то они и темные… Но есть тяжелая техника, бульдозеры, железнодорожные войска.
«Вестник Тамани» № 3(10), 2001 г.: «Разрушен культурный слой античного поселения в районе горы Зеленской на площади 2000 м2… гусеницами и колесами давили античную керамику, коверкали городище… При прокладке железной дороги разрушены 11 курганов и античные поселения. Комитетом по охране историко-культурных ценностей Краснодарского края предъявлен судебный иск по нанесенному ущербу на сумму свыше 3 млрд рублей…»
Плевать они хотели на миллиарды, сколько это в «зеленых»? Тем более на открытые письма в «Литературной газете» и прочее, подписанное нобелевским лауреатом, всемирно известной балериной, русским писателем…
Пишите письма. Как будто из другого времени, боясь себе признаться, в каком находимся. Это в Америке катастрофы. А у нас все стало стабильно, спокойно, уезжаешь на дачу в июле и знаешь наверняка, что не будет «августа». Ни какого-нибудь НТВ. Ничего не случится. Уже все случилось. Мы живем в ситуации случившегося. На кого жаловаться? Кому?
Из открытого письма Г.Г.Майкова В.В.Путину: «Россия – самая холодная страна в мире, она потеряла Крым, Одесскую область, Прибалтийское взморье, Николаевскую и Херсонскую области, Черноморское побережье Абхазии и Грузии. Осталась маленькая полоска черноморской земли в России, которая может принять на отдых и оздоровление простых, небогатых российских граждан».
Вот в чем суть дела, поясняет мне Майков. Существовала большая территория, на которой все было обозначено. Был Крым, где отдыхал государь император, советские вожди. И люд запускали. Сочи – для богатых, Евпатория – детский санаторий. Абхазия, Грузия… И вдруг – раз, и исчезло в одночасье для огромной холодной страны. В одночасье Россия потеряла порты, Одессу, Керчь, Прибалтику – все потеряно.
А маленький клочок, Тамань, Господь как бы сберег. И возник страшный конфликт – чем быть Тамани: промзоной или курортом? C государственной точки зрения, считает Майков, понятно, что это единственное для России место рекреации, где могут отдыхать простые люди со всего огромного холодного российского пространства… И в то же время хочется портов, промзоны.
Но если сюда придет промзона, вся эта жизнь среди синего, все это библейское – накроется. Что же, выходит, для людей Тамань накроется? Конфликт, который может разрешить, убежден Майков, только первое лицо. Как раньше государь: здесь быть тому-то.
Здесь – не промзона! Здесь должен быть национальный курорт России. Объявить немедленно. И очень строго. Все другие посягательства – это уничтожение культуры, уничтожение человека.
Открытое письмо Майкова президенту России В.В.Путину заканчивается словами: «Храни вас Бог!»
А бульдозеры между тем давят городище.

Вулкан подо мною

Под занавес этой, можно сказать, античной трагедии живописую еще одну сцену. Про местный Везувий. Вулканы на Тамани, как говорят здесь, «плюются» систематически. Глуховатый раскат, клубы пара, потом столб грязи – мощный выброс – бывает до ста метров и выше, а в конце – обожженная глина, красная, кипящая. Залез, рассказывал один знакомый, в жерло, встал, а оно дышит, вибрирует, сейчас, думаю, без парашюта катапультируюсь…
Под вулканом – глубина несколько километров.
Едем с Майковым в сопровождении киносъемочной группы из нового-старого НТВ на Карапетову сопку к действующему вулкану. Панорама – крутой коктейль из фантастики и обыденности. Вулканов много, разного размера, есть будто из песочницы (вспоминается Маленький принц, каждое утро чистивший свой вулкан), а есть величиной с гору. К какому-нибудь, как к стогу сена, приставлен велосипед. Взрываются – так, что за пять километров от Тамани долетают камни, – далеко не все, а обычный действующий вулканчик, лужа грязи, тихонько булькает.
Спускаемся с главой к самому большому вулкану, недействующему. Но что это – что-то шипит из потрескавшейся земли. Вдруг выплеснуло. «Может быть, мы присутствуем, – говорит Майков, – при зарождении нового вулкана».
Или вулканчика. «Пошипел, пошипел и перестал», – вздохнул наш провожатый.
Земля, как старая-старая мостовая, вся в трещинах.
Глава бегал по трещинам.
Прыгать по трещинам, колебать неустойчивую почву – дело главы местной администрации, замечаю я. Майков смеется.
Вот еще один забулькал, родился вулканчик. А тот прекратил свою деятельность. Умер. Как люди. «Жаль, этот не действует», – говорит кинооператор, таскающийся всюду за нами со своей камерой. «Можно спровоцировать», – предлагает глава, раскачиваясь, как на батуте, на шаткой почве.
Провоцировать вулканы? Это мы можем.
Смотрю: наши следы отпечатались на вулканической породе для будущих поколений.
«У грязи большое будущее».
«Подо мной вулкан»…
Тут все с двойным смыслом.
Повстречались тут, на вулкане, с одним жителем из поселка «Прогресс» – приехал на велосипеде посмотреть. Исколесил, говорит, все горы. Любитель путешествий. «Часто, – спрашиваю его, – сюда люди заглядывают?» – «Не, если только учитель детей привезет».
Поговорили о вулканах, среди которых живем. Вот тот, над сопкой, когда-то после войны выбрасывал шары огня, а потом затух, и зарево стояло три дня. Мужчина показал камень – гипс, тогда извести не было, им белили… А до революции там вон была лечебница, вулканические грязи – самые целебные.
Сейчас лиманное грязевое озеро бездействует, но сюда, на гору, ведет по траве свежая колея, видно, кто-то смышленый ездит, черпает грязь из вулкана.
Отношение к строительству на вулканах терминала характерное, вероятно, для многих. Конечно, говорит прохожий, надо где-то строить. Но у нас ведь как: какой-нибудь Ванька, Гришка забудет закрыть задвижку – и бабахнет. А так что ж, расцвет цивилизации, рабочие места, если для пользы. А если, говорит, мафия, он против. Они построят, а нас угробят. «Ну ладно, буду добираться». И пошел с палкой и мешком – с вулканическими кирпичами.
Ветер на сопке клонит ковыль-траву. Бежит ковыль, волна за волной, волнуется. Безмолвная величественная музыка звучит на Карапетовой сопке, на вулканах, окруженных со всех сторон морем.
Тамань – дыра? Если и дыра – тоже с двойным смыслом.
А может быть, думаю я, собрать тут, на вулканах, всю общественность, деятелей науки и культуры, международные организации, Гринпис, Фонд дикой природы, приковать себя к вулкану. Выразить таким образом протест против уничтожения Тамани. Впрочем, вулкан может начать действовать, и общественность провалится сквозь землю.
Когда-то, в романтические времена, мерещилось, что и у нас – чем мы хуже? – могут прийти другие, новые люди, вот хоть мы сами, и власть с нашим собственным лицом сможет сделать что-то положительное.
Шанс был, но не вышло. Остались единицы вроде Майкова. Максимум, что можно пожелать остальным: «Не ройте! не срезайте горы! не будоражьте вулканы!»
Не ройте, не сверлите, не режьте, не будите.
Прохладна вулканическая грязь…

Фото автора

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"