ДЕНЬ ПРИМИРЕНИЯ

Как можно узнать, что живо в настоящий момент, а что уже становится давней, полузабытой историей, бесстрастно занесенной в каталоги и справочники? Выйти седьмого ноября на улицу и наткнуться на толпу демонстрантов под красными знаменами. Прошлый век все еще дышит нам в спину и наступает на пятки. И что бы ни говорили социологи, подмечая падающую активность коммунистов на выборах, окончательно порвать с советской эпохой нам не удастся.
Мы можем строить из себя заядлых либералов, мы можем притворяться пронырливыми буржуа, мы можем вздыхать и всплескивать тонкокостными руками, как настоящие роялисты. Но седьмое ноября будет стучать в нашей крови, как мутировавший ген.
Не кажется ли здравомыслящему человеку абсурдным, что школьник, едва зазубривший основные даты из истории России и только вчера узнавший, кто именно лежит в запертом ныне Мавзолее, легко и с превеликим удовольствием швыряется именами: Троцкий, Маркс, Бакунин, Сталин, Мао, Кастро?..
Не удивительно ли, что помимо пенсионеров, по старинке стекшихся к Дзержинской площади, в толпе часто мелькают разгоряченные лица студентов-гуманитариев?
“Посттоталитарные дети” – так их иногда называют. В 1986 году они были слишком малы, чтобы осознать, что происходит, в 91-м родители запретили им строго-настрого выходить из дома. А к 2001-му у этих ребят накопилось слишком много вопросов к своим родителям. Как то: “Как они могли допустить, чтобы великий и могучий СССР развалился?”, “А правда ли, что революция была так страшна, как ее малюют желтые СМИ?”, “А почему сейчас в уютной Европе развелось так много левых активистов вроде антиглобалистов?”, “Чем власть денег лучше власти, пусть чудовищной, но все-таки идеи?”.
Было бы замечательно, если бы на них имелись однозначные ответы. Но ни у кого их нет. Можно рассказывать длинные истории. Про репрессированных прадеда-дворянина и прадеда-большевика, про бабушку, подававшую надежды оперную певицу, которую не брали ни в один вуз, ни на одну работу, про Великую Отечественную, про коммунистические стройки и пятилетки, про Окуджаву, про Синявского, про цензуру и доносы, про показуху, про уравниловку и так далее, и тому подобное. И надо думать, рассказы эти будут как минимум захватывающими и неправдоподобными, похожими если не на цитаты из Хаксли и Оруэлла, так на “Мы” Замятина – страшно и страшно интересно.
Как можно быть настоящим ценителем свободы, если ты ее не отвоевывал? Если она неотчуждаема с рождения? Нынче дети рождаются и просто пользуются ею, так же как и общественным транспортом или новой маркой стиральной машины, – бездумно, без глубокой рефлексии. Те же, кто задумывается, часто сомневаются, есть ли она на самом деле. И тогда им хочется в неопределенное “обратно, где все были счастливы”. И тогда им грезится “светлое будущее, где все равны и одинаково прекрасны”.
Один кубинский революционный поэт сказал: “Моя свобода дается только боем на баррикадах, другого пути нет”. Конечно же, истолкуем мы, это поэтическое преувеличение. Вероятнее всего, правильно и рационально думать по-другому, по-либеральному, тем более в День примирения. К тому же стихи нынче юноши и девушки меньше читать стали – непопулярны, эпоха поэзии прошла вместе с революционным пафосом и советской цензурой. С нами же – демократия и свобода нравов. Пиши не хочу. Танцуй не хочу. Живи не хочу. Главное, чтобы дети росли счастливыми и здоровыми и вопросов поменьше задавали.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"