Григорий Чухрай

Григорий Наумович Чухрай принадлежит кругу избранных. Не потому, что был в своей жизни учителем. Он был скорее всегда учеником, любопытным и не очень послушным, но так и не стал ментором. Может быть, потому, что принадлежал к единственному навсегда юношескому поколению.

Нельзя объяснить его статус избранника и тем, что он был начальником, влиял, пугал или дарил надежду. Создав на «Мосфильме» Экспериментальное кинообъединение, позволившее впервые в Советском Союзе испробовать механизмы свободного рынка и обрести реальную почву нескольким новым, а главное, иным, отличным от соцреализма направлениям в советском кино, он оставался товарищем среди коллег, пусть и начинающих. Плоды начинаний Григория Чухрая пожинали другие, он же нес ответственность. Впрочем, бремя не сказывалось ни на его веселости, ни на рыцарском отношении к кинематографу, к своему делу.
Он прожил полный человеческий век – 80 лет, и в день его смерти телевидение повторяло фрагмент его интервью, где он говорит, что, когда умрет, ему не будет стыдно ни за один фильм. Может быть, именно поэтому он снял за свою жизнь только семь фильмов. Всего семь раз его опыт и размышления, его яркая память и юношески свежее восприятие мира, его серьезное веселье оказывались доступны зрителю.
Избранным Григория Наумовича делали собственные качества, которые – пусть никто не обольщается на этот счет! – все те же, что и во времена Сократа, Пушкина или войны: благородство, отвага, талант и то, что Борис Пастернак назвал «дворянским чувством равенства со всеми живущими на земле».
В его кинематографической жизни простои (так называется в кино расстояние от фильма до фильма) длились дольше войны, на которую Чухрай ушел юношей. Он снял очень разные фильмы, с огромной эмоциональной амплитудой. От яростной лирики «Сорок первого» до нежной печали «Баллады о солдате», сделавшей его гением памяти своего поколения, от гневного «Чистого неба» – до горькой иронии почти социологического исследования в «Памяти». В его творчестве нет единой тематики, сколько-нибудь заметной приверженности одному художественному направлению.
И при этом все его фильмы – авторские. Григорий Чухрай узнаваем в каждом кадре своего фильма: просто качеством кинематографического впечатления. Оно не зависит даже от уровня актерской игры. Скорее наоборот: так, редкая органичность Владимира Ивашова в роли Алеши Скворцова обеспечена атмосферой картины, волнами и игрой света и воздуха, которыми объят герой, а сверхартистизм Нонны Мордюковой в роли матери в «Трясине» поддерживается искажением, искривлением потоков света и недостаточностью воздуха.
Яков Александрович Сегель, ровесник и однокашник Чухрая, рассказывал, как встретился с ним по дороге на войну, когда их эшелоны остановились на одном полустанке. Сегель уже завоевал за несколько дней сердца своих однополчан байками и шутками, а тут у него нашелся счастливый соперник – «настоящий фокусник». И когда заинтригованный Сегель подошел к вагону, откуда доносился дружный хохот, он увидел, что «фокусник» – совсем мальчишка, Гриша Чухрай. Они познакомились, чтобы разъехаться по разным фронтам, а потом встретиться во ВГИКе. И на всю жизнь остаться верными своим первым зрителям. Тем, кто наряду с ними имел право назвать Вторую мировую войну «Моя война».
«Поэт в России больше, чем поэт». Все знают, как трудно было быть художником в СССР. Но без них уж вовсе было бы невыносимо. Как рассказчики в тюрьме, они не просто учили или развлекали публику. В особых и счастливых случаях они были гарантом человеческого достоинства, профессиональной чести, братского духа. Когда Федерико Феллини привез на Московский фестиваль свой фильм «Восемь с половиной», новизна которого пугала даже его соотечественников, председателем жюри оказался Григорий Чухрай. И это его голос, двойной голос председателя разделившегося на две равные части жюри, сохранил честь Московскому фестивалю, не дав победить отечественному «Знакомьтесь, Балуев» шедевр Феллини, несмотря на давление и угрозы.
Как-то Чухрай назвал Сергея Аполлинариевича Герасимова последним действующим вулканом. Но когда пришло время защищать мой диплом, который даже Герасимову не сразу удалось пробить, ибо это был воображаемый современным поэтом разговор о судьбах христианского мира между грузинской царевной-изгнанницей и монахом Саба, великим грузинским писателем, оппонентом он назвал Чухрая. Конечно, та рецензия – королевский жест, объектом которого мог стать другой дипломный фильм. Но бессрочна моя благодарность, мое восхищение тем, что защищал он совсем непохожее на то, что делал в кино сам.
Чухрай был из тех артистов, которые принадлежат всем. Его имя и фильмы вошли во все антологии советского искусства, во все антологии мирового кино ХХ столетия. Но вот он умер, и оказалось, что ушел не гранитный классик, а очень важный лично для многих из нас человек. Наше общество покинул негромкий и легкий художник, а уже сейчас видно, как велика потеря. Но от нас зависит, чтобы потеря эта не была навсегда. Вулканы остывают, но остаются горами, с которыми можно соотносить творчество и жизнь.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"