СОПРИКОСНОВЕНИЕ СУДЕБ
Ожидание парохода
Вот и навигация закончилась, первый
снег летит на темную реку, а старик все не уходит
с причала
Разговоры на причале были осенние. Про
картошку. Про школу. Про клюкву.
И грустно пахло в оборванных кустах малины.
Воздух вечерний был горьковатый, сырой.
Я собрался в Кострому за обратным билетом на
поезд, ждал “Метеора”. И старик, мне казалось,
ждал “Метеора”. Правда, нетерпения ему не
хватало, поглядывания на часы, но так ведь на то и
старик. Он сидел, держа на коленях коричневую,
бывшую, похоже, когда-то женской, коленкоровую
сумку. Фетровая шляпа, выгоревшая, но сохранившая
форму, и светлый пиджак придавали ему
легкомысленный, если не пижонский, для сельской
местности вид. В лице его была та приветливость и
готовность что-то подсказать, посоветовать,
помочь, которая нынче столь редка, что кажется
признаком блаженности или опасной
чудаковатости.
Все сроки прихода «Метеора» вышли. Очевидно,
сломался. Следующий – в шесть утра. Люди,
потолкавшись еще у расписания и поворчав на
речной флот, потянулись по деревянной лестнице
наверх, домой.
Старик остался сидеть на скамейке. Быстро
темнело. Мне показалось, что ему некуда идти, и,
помедлив у лестницы, я спросил: “А вы?..”
– Да-да, – отозвался он, бодро встал, встряхнул
сумку и подошел ко мне, делая широкие, но не очень
уверенные шаги.
– Николай Николаевич Митрофанов, – представился
он и протянул мне руку.
Так мы познакомились.
С тех пор в конце осени, когда по каналу уходят в
затон теплоходы, я всегда вспоминаю Николая
Николаевича. Вспоминаются его слова, все, о чем он
рассказывал мне...
* * *
Не помню, сколько лет мне было тогда, но
вот помню, как сон. Отца перевели с одного
парохода на другой. Может, там капитан заболел
или что-то еще случилось, но произошло это среди
навигации. Никогда не говорили “лето”, всегда –
“навигация”. И вот, помню, матрос меня на руках
переносит с одного парохода на другой. А на чужом
пароходе страшно. Я вцепился в матроса, вот
заплачу… Но тут папа меня забирает у матроса.
Папа был невысокого роста, худенький. Сердцем
слабый. Я так похож на него и характером, и лицом.
Отец до революции служил у Марии Капитоновны
Кашиной. У нас в доме так и бытовало: “Марья
Капитонна, Марья Капитонна…”
* * *
Жили мы в селе Кадницы, это пятьдесят
пять километров вниз по Волге от Нижнего. Луга
километра полтора, потом река Кудьма течет. Вот
там брод и село. Внизу – дома, на большой горе –
лес. Из окна Волгу видно…
Пристань была, там местные приставали.
Астраханским то ли мелко было, то ли пристань
мала, но не приставали. И отец не приставал. Чтобы
передать нам продукты, он высвистывал лодку.
Определенные свистки выделывал.
Пароход давал тихий ход, лодка причаливала к
корме, и оттуда хоп – мешок пшена, хоп – мешок
гречи, бочоночек какой-нибудь рыбы. И вот везут
все это к берегу, а там лошадь ждет с телегой.
И вот за лето столько навозят, что зимой отец
покупал только мясо на деревенском базаре.
Остальное все было в погребе, в подполе, на
чердаке. В сенях был чулан продуктовый.
* * *
Зимой пять месяцев не работали. Отец не
пил, не курил, но много играл в преферанс. Никто не
выигрывал, не проигрывал, просто убивали время. И
было так: “Сегодня у меня играем…”, “Извольте
тогда завтра к нам…”
Собиралась компания – капитаны, штурвальные,
иногда и матросы. Отец играл, а я, маленький, сидел
у него на коленях и смотрел. Фишки были, косточки
такие – круглые, квадратные, разного цвета –
видно, цена им была разная. Сиреневые, красные,
белые…
Я иногда спрашивал, почему он пошел с этой карты,
а не с другой. Когда я стал все это дотошно
узнавать, отец меня прогнал: “Того гляди еще
научишься…” Боялся, что я буду картежник.
* * *
Когда переехали в Нижний, то жили в
центре и Волги из окон уже не было видно. Но там
было слышно гудки. Папа отходил первого числа.
Пассажирский шел до Астрахани и обратно
семнадцать дней. Значит, семнадцатого числа мы
все ждем. В этот день открытым держим окошко или
форточку. И вот вдруг: “Ты слышишь – папа, да?..”
Мы не говорим “Феликс Дзержинский” или “Мартын
Лядов”, говорим “папа”.
Пока сестры и мама собираются, я спускаюсь через
овраг, быстро, я шустрый. На пристани еще мостки
не успели подать, а я уже тут как тут. Папа с
верхней палубы мне машет, я прошныриваю в каюту, а
там – арбузы, виноград…
Отец сегодня пришел, а на другой день уходит.
Только одну ночь дома.
* * *
Отец каждое лето брал нас в один из
рейсов на пароход: маму, сестру, брата и меня. Там
ресторан прекрасный: повара в колпаках, скатерти
хрустящие, блеск… Мать нам еще какие-то лепешки,
коржики сама пекла, варенье варила. На пристанях
– рыба, яблоки. Если это Чебоксары – то масло,
яйца…
А степи! Там другие запахи, другие травы… Я тянул
носом незнакомый воздух, а отец смеялся: “Что,
калмыком пахнет?..”
Было время, мы жили на торговом пароходе, и я
целые дни катал обруч по палубе – такой с
палочкой. Мне волю давали. Отец предупреждал:
“Только в машину – не ходить!” То есть в
машинное отделение. А так – везде.
На каждой пристани – купался. Я знал везде какое
дно. Вот в Плесе дно каменистое, а в Арзамасе – ил,
нога вязнет.
Отец любил Саратов. Там публика была какая-то
интеллигентная. В Нижнем-то у нас грубоватый
народ. Ну, сейчас везде грубоватый. А тогда
плывем, и отец иногда говорит мне тихо: “Николай,
обрати внимание, это ленинградская публика, а вон
– московская…” Его симпатии были, конечно, на
стороне ленинградской. Разница была большая и по
манерам, и по разговору. Теперь нет той публики.
Ленинградцы-то все на Пискаревском. А до того
сколько их по лагерям сгинуло…
Раз отец показал на другой пароход: “Вот
посмотри, будешь вспоминать – это Качалов
едет…” Может быть, тогда я и стал мечтать о
театре. Любил бегать на концерты в салон первого
класса, там пианино было всегда открыто…
* * *
Школу я окончил в Нижнем. Мне было
семнадцать лет, но чего-то я развивался с
опозданием. Уехал в Кадницы, на родину, и там бил
баклуши буквально. Долговязый был, на голову отца
выше. Отец, конечно, болел душой. Хотел, чтобы я
высшее образование получил. Какое угодно, но в
вузы принимали в первую очередь детей рабочих,
колхозников, а детей служащих – в сторонку. Зимой
отец сунул меня в речной политехникум имени
Зайцева, на приемно-механическое отделение
береговой службы. Это, значит, механик в затонах.
Год проучился. На практике мне было трудно. Надо
было железку обработать зубилом, так я бил не по
зубилу, а по рукам.
Увлекся самодеятельностью. А тут – набор в
драмтеатр, в помсостав. Статисты им были нужны
для массовых сцен. Отцу все это не нравилось, но я
уже ошалел от сцены. Зарплата была у меня
тридцать девять рублей. Жил плохо, книжки
продавал, питался в столовых. Подрабатывал в
колхозном театре. Когда открылось театральное
училище, я туда свободно прошел. Учился у
народного артиста Левкоева.
Когда мы приезжали в деревню, на нас смотрели, как
на слонов. Ставили чеховские водевили. Или
Островского – “Правда хорошо, а счастье лучше”.
* * *
В тридцать седьмом у отца авария
случилась. Посадили его на три месяца, потом
выпустили, он мог вернуться на пароход, но сам не
пошел. Стал начальником пятого причала в Горьком.
Потом его перевели на огромную самоходку
“Якутия”. В тот момент как раз погрузка шла.
Начинали при старом капитане, а заканчивал отец.
И тут случился прогиб судна. Подвели
вредительство. Пятьдесят восьмая статья, пункт
восьмой. Десять лет грозило. Но разобрались,
выпустили в конце сорокового года. Он сказал
маме: “Пожалуй, в следующую навигацию работать
не пойду…” Умер в январе сорок первого. Ничем не
болел, а умер. От тоски, мне кажется. Не мог без
парохода жить.
* * *
Каждое лето я приезжаю в Плес. Когда-то
здесь была большая пристань. Там до сих пор сваи у
берега торчат, где она была. Двухэтажная
настоящая пристань. Ее из-за денег продали
куда-то в Чебоксары.
Пароходов было много, и там, на пристани, я всегда
встречал их. И провожал. Провожал и встречал. И
мне все время казалось: вот-вот сейчас покажется
папа.
Начальник пристани заметил, что я все время
прихожу, как-то говорит: “Я вижу, вам здесь очень
нравится… Но одного вам не хватает”.
– Чего? – удивился я.
– Вам бы жить на пристани.
– Да, точно, – говорю, – я хотел бы жить на
пристани. Но жизнь прошла.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|