Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №70/2001

Вторая тетрадь. Школьное дело

ЗАМЫСЕЛ И ПРЕДЧУВСТВИЕ

Наталия ГИЛЯРОВА

Танец во тьме

Одни стрекозы беспокоятся: как им быть, если попадется муравей. Для муравьев снимают кино и мультфильмы, пред ними поют и танцуют, призывая к душевным движениям… Но муравьи все не плачут и не замечают, что это
из-за них искусство в очередной раз устроило мятеж.

Перевод названия последнего фильма Ларса фон Триера «Dancer in the dark» как «Танцующая в темноте» совсем неточен. Не в темноте она танцевала! Не в комнате с выключенным светом. Но во тьме. Не темнота – планета слепца, а тьма. И зрячие люди не в темноте блуждают, ведь супротив этой напасти они давно изобрели карманные фонарики, а во тьме. Именно тьму не может побороть солнце, когда светит злым и злым (так происходит, если добрые лишены зрения и не видят белого света). Этот фильм устрашает и натуральностью жизненных коллизий, и их глубинной метафоричностью.
Слепота Сельмы, центрального персонажа, реальна – это болезнь, вокруг которой завязывается сюжет. И метафорична – как причина тьмы, в которой она оказалась. Танец Сельмы реален как способ проведения нескольких свободных часов после работы. И этот же танец – метафора, предложенная тем, перед кем она танцует, – злым и злым. Танец – способ движения, несвойственный человеку. Эта несвойственность объединяет танец с полетом. И то и другое у людей издревле ассоциируется с иной, лучшей, счастливой долей. Чайка по имени Джонотан Ливингстон Ричарда Баха – летала. И как модификация чайки на российской почве, Стрекоза (из басни) – танцевала. Сельму в отличие от Стрекозы и Стрекозу, будь она Сельмой, Муравей сперва одобрил бы – работящая, танцует и поет после смены-двух на заводе. А потом Муравей рассердился бы на нее: да как она смела указать в анкете неправильное имя отца, порешить полицейского, да еще петь после этого – приговорил бы к смерти и казнил. Наш басенный Муравей повел себя, как американские, а они повели себя так, как будто учились по басням Крылова. А мораль сей басни такова: все муравьи одинаковы. Все муравьи предпочитают мюзиклу другие жанры. Им невдомек, что «все должно хорошо заканчиваться» (так слепая Сельма говорила о мюзикле). Сельма и Стрекоза остались в меньшинстве и были уничтожены.
Сельма пела им о любви и даже танцевала о любви. Танец-метафора, танец «о», танец – как попытка объяснить. Ее объятия со злыми и злыми в мюзикл-сценах выпукло, надрывно, гипертрофированно, даже карикатурно иллюстрируют наивное представление о классическом Рае, где палач должен обняться с жертвой, волк с ягненком, стрекоза с муравьем. Как спектакль, она представляла Рай злым и злым, как лужайку, расстилала его перед ними. Как будто предлагая взаимный зачет преступлений (и кажущихся, и настоящих)... Но они идеи ее спектакля не поняли, а ее убили. Строго по закону. Так сошлись обстоятельства, так легла карта – редкий расклад, но формально возможный: слепая виртуозно танцует, американская демократия убивает безвинную, а «Оно» Зигмунда-Фрейда-Стивена-Кинга потрошит Винни-Пуха... Как и в любом сочиненном, выстроенном искусственно или искусно произведении, натяжки сюжета необходимы, чтобы прочувствовать сверхреальность истории, ее документальный ужас.
Мне было отчаянно страшно смотреть. Едва осознав, к чему клонит режиссер, я вырубила видео. Потом скрепя сердце несколько дней набирала воздух, чтобы досмотреть. Мне казалось, что нет зверя страшнее муравья. И режиссера более жестокого, чем Ларс фон Триер. Я, как и многие из досмотревших и не сумевших досмотреть, задавалась вопросом: для чего он нас мучает? Ведь я и так понимаю, что добро лучше зла... А дело в том, что Ларс фон Триер в этом фильме разрешил – для себя и, возможно, кого-то еще из досмотревших – очень непростую извечную дилемму – «милосердие или справедливость?». А это по крайней мере повод для фильма и событие именно для понимающих. Потому что для палачей и дилеммы такой не существует.
Сельма в камере смертника отказывается от справедливости по отношению к самой себе (от адвоката), потому что деньги нужны ее сыну. Она выбирает милосердие. “Слушай, что говорит твое сердце” – поет Бьорк. Муравей из басни выбрал «справедливость». Судья стрекозы отличался от судей Сельмы только тем, что ситуация, которую он разрешал, была как будто проще, судебная ошибка менее вероятна… А на самом деле муравей не выбрал «справедливость», потому что он не выбирал. Спросите какого-нибудь палача, как он разрешит извечную дилемму, – он даже не поймет, о чем вы беспокоитесь. Одни стрекозы беспокоятся: как им быть, если попадется муравей!.. А пока заботятся о воспитании муравьев, снимают для них кино и мультфильмы, поют пред ними и танцуют, призывают к милосердию или справедливости, к душевным движениям… Но ни один из муравьев не заплачет, посмотрев «Танцующую во тьме», им и невдомек, что это их затребывают... По-прежнему сомнительно воспитательное значение искусства. Труд «передвижников» и «деревенщиков» – тот же труд «трудолюбивой пчелки», сочинившей стихотворение про «трудолюбивую пчелку», которое Алиса (Кэрролла) проходила в школе, а в Стране Чудес напрочь забыла. Все дети смотрели «добрые» мультфильмы, настолько добрые, что даже не верится: неужели некоторые взрослые действительно видели когда-то Винни-Пуха? Фильм “Танцующая во тьме” совершенно бесполезен – для муравьев. Тьма не рассеется. Солнце светит злым и злым и после премирования фильма в Каннах не стало светить иначе.
Фильм снят для понимающих. Альбер Камю, как философ-экзистенциалист, полагал, что единственный способ преодоления одиночества и подлинной коммуникации между людьми – объединение в мятеже против абсурдности мира. Экстаз отрицания – последнее утешение обреченных несправедливости самого солнца. Так же как кому-то безумно трудно было смотреть и досмотреть этот фильм и незаслуженной повинностью представлялась обязанность смотреть, так другим необходимо было видеть и пережить «Танцующую во тьме». Необходимо, как общение с себе подобными, встреча с братьями в Камю. Фильм Ларса фон Триера – очередной мятеж. А для ценителей такого кино, осторожно помеченного словами «не для всех» в уголке кассеты, существует только одна отрада – учинить еще один мятеж, на этот раз с фон Триером во главе. Это все та же публика, что была замечена в мятежах с Тарковским, Абуладзе, Параджановым, Сакуровым, Муратовой, даже с Феллини и мультипликатором Яном Шванкмайером, делающим анимационные фильмы не про Винни-Пуха...


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru