КОНТРАМАРКА В ПЕРВЫЙ РЯД
Чистый лист ожиданий
Наконец-то завершились легендарные
долгострои Мейерхольдовского центра Валерия
Фокина и театра Анатолия Васильева “Школа
драматического искусства”, что означает
появление в Москве сразу двух серьезных
экспериментальных площадок. Одновременно было
принято не менее долгожданное постановление о
так называемых открытых сценах. Перейдет ли
количество открытых площадок в качество их
заполнения?
Как писал поэт, “мы диалектику учили не
по Гегелю”. Но все-таки учили. И возможно, многие
еще не забыли один из основополагающих ее
законов: переход количества в качество. Странным
образом я вдруг о нем вспомнила, думая о новом
театральном сезоне, который постепенно начинает
уже вступать в свои права. Все больше печатается
информации о будущих премьерах, все чаще
слышится слово “театр”. Приятное это событие
каждый год неизбежно наступает с приходом осени,
чтобы утешить нас: дескать, не жалейте о красках
уходящего лета, вас ждут иные, рукотворные, но не
менее поразительные и разнообразные краски
спектаклей.
Однако как любая осень похожа и не похожа на все
предыдущие, так и каждый театральный сезон
начинается будто рутинно, но продолжается на
свой особый манер. Наступающий не похож на своего
предшественника тем уже, что он – сезон
послеолимпийский, ему предстоит либо поддержать,
либо стереть из нашей памяти острые и разные
впечатления минувшей весны, когда Москва была
перенасыщена зрелищами Третьей Всемирной
театральной олимпиады. Не надо быть пессимистом,
чтобы предположить: раз лучшие из показанных на
ней спектаклей (как итальянский “Слуга двух
господ” Джорджо Стрелера или австрийская
“Чайка” Люка Бонди) принадлежат к числу
художественных событий, то глупо надеяться, что
нечто подобное повторится завтра же.
Но в то же время не надо быть оптимистом, чтобы
почувствовать, как изменился в те дни
театральный климат столицы. Олимпийский размах
привлек к театру внимание многих, вывел его на
какое-то время из тени, в которую он (признаем это,
как ни прискорбно) постепенно погружался
последнее десятилетие, теряя былые позиции
учителя и любимца нации. Но главное, появилась не
прожектерская, а вполне вроде бы обоснованная
надежда на решительное обновление нашей
сценической ситуации. Будто повторяется великий
фокус прошлого рубежа столетий, когда всего за
год-два до открытия Художественного
Общедоступного театра общество пребывало во
власти мрачнейших прогнозов. Его пугало
отсутствие видимых перспектив, фигур, творческих
идей. Театр, как тогда говорили, “падал” вроде бы
неудержимо. И вдруг!
Мне кажется, в финале сезона минувшего тоже
случилось некое “вдруг”. Оно пока еще не в
конкретно обозначившихся художественных
явлениях, но уже в реальных предпосылках их
близкого возникновения. Я имею в виду вещи как
будто бы материальные, прозаические: к олимпиаде
наконец-то завершились легендарные долгострои
Мейерхольдовского центра Валерия Фокина и
театра Анатолия Васильева “Школа
драматического искусства”, что означает
появление в Москве сразу двух серьезных
экспериментальных площадок. Одновременно с этим
долгожданным событием было принято не менее
долгожданное постановление о так называемых
открытых сценах.
Не станем вдаваться в извечную дискуссию, что же
все-таки первично – материя или сознание. В нашей
нынешней театральной ситуации, пожалуй, именно
“материя” может стать решающим фактором. Потому
что театр – искусство, больше других от
“материи” зависящее. Для него “что” непременно
связано с “где”. Писатель, художник могут
творить независимо и лишь на этапе предъявления
сотворенного обществу столкнуться с
непреодолимыми преградами. Досадно, конечно, но
сотворенное-то сотворено и может, пребывая в
безвестности, дождаться более благосклонного
будущего.
В театре непреодолимость возникает с первого
шага. Режиссеру, если он мыслит категориями не
антрепризы, а развитого во всех своих
составляющих сценического искусства, чтобы
творчески высказаться, как минимум нужен театр,
то есть сцена со всем ее оборудованием, обученная
или способная обучаться труппа,
административная часть, умеющая справляться со
всем этим запутанным и капризным хозяйством, и
прочее, прочее, прочее. Согласитесь, это не
блокнот за тридцать рублей, в котором можно
набрасывать “будетлянские” строки. Не холст и
краски, при великой нужде умещающиеся даже в углу
комнатенки коммунальной квартиры. Это и не
любительская съемочная камера, пусть даже и
цифровая. Тут недоступность иного порядка и
уровня.
А теперь сравните количество существующих
театральных площадок (все они к тому же давно и
воинственно заняты) со списками выпускников
режиссерских факультетов наших театральных
вузов за последние десятилетия. Ручаюсь, вас
охватит если не ужас, то изумление. Куда деваются,
могут деться, все те, кто был признан приемной
комиссией предрасположенным к режиссуре,
экзаменационной комиссией осчастливлен
дипломом (иногда и красным)? Где их спектакли, кто
услышал или прочел их имена? Конечно, не каждый
отобранный, обученный и получивший диплом
проявит себя режиссером, когда столкнется с
реальным театром. Тут есть довольно значительный
процент неизбежного, естественного отсева: уж
слишком сложна, уникальна профессия. Но,
согласитесь, при всем том он не может быть
настолько обескураживающим: в режиссуре
остаются лишь единицы. Невольно напрашивается
вывод: либо в наших институтах и студиях учат из
рук вон плохо, либо, как заметил Гамлет, подгнило
что-то в датском королевстве. Последнее гораздо
ближе к истине. Потому, во-первых, что у нас вечно
ни на что важное, связанное с культурой, нет
денег. А во-вторых, нет навыка системного,
прогнозирующего мышления, все авось да небось, и
значит, нет мало-мальски разумных программ,
которые позволили бы проанализировать и оценить
ситуацию. Зато в избытке имеется так называемый
менталитет, в нынешней театральной среде он в
основном сводится к заботе о выживании
собственном. Рыночные отношения у нас понимаются
не как обязанность принять вызов и победить или
пасть в честной конкурентной борьбе, а как
необходимость всеми способами подавить
конкуренцию, не допустить самого ее не
теоретического (в теории пускай), а
персонифицированного возникновения. Собственно
говоря, у нас наблюдается не столько дефицит
художественных идей, сколько дефицит личностей,
способных оценить и поддержать эти идеи. Причем
не ради собственных, а общих интересов.
Теперь вернемся к возникшим вдруг новым
пространствам, которые, как мощная топка, ждут,
чтобы их непрерывно загружали горючим. Само их
присутствие может изменить ситуацию, если и
впрямь количество свободных площадок перейдет в
качество их заполнения. Если на
экспериментальные сцены пустят новых людей, если
объявленное открытым будет открыто не только в
названии. Ясно одно: изменившиеся материальные
обстоятельства в столичной театральной
действительности – не только некое абстрактное
благо, но и очень конкретный, жесткий вызов всем
нам, проверка культурной, интеллектуальной и
творческой состоятельности сегодняшнего
общества. Мало что-то иметь. Надо умно и с
перспективой распорядиться имеющимся...
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|