Как-то уж повелось, что первое –
всегда в столицах. Первый метрополитен и первая
телефонная станция, первый торговый автомат и
первый электрический фонарь, первый университет
и первый кинематографический сеанс.
А вот театр первый – в Ярославле.
Каким образом так вышло? Да и насколько
справедливо это каноническое утверждение?
Необходимая оговорка
Основателем российского театра
считается Федор Григорьевич Волков. Родился он в
1729 году, и эта дата сразу же наводит на вопросы. Ну
неужели до того наша страна не знала театральной
сцены? А как же всевозможные увеселения Петра
Великого? А крепостные труппы?
Да, действительно все это было. Однако же театр
Волкова принципиально отличался от
предшествующих опытов. Во-первых, тем, что был он
и вправду русским. То есть русский режиссер и
русские актеры ставили тут пьесы русских авторов
на русском языке. А во-вторых, труппа была сугубо
добровольная, не крепостная. Более того, актеры
получали за свой труд вознаграждение.
Следовательно, именно волковскую труппу можно
считать первой профессиональной труппой.
Кроме того, это был первый народный и первый
провинциальный театр.
Так утверждают всяческие книги, посвященные
русской истории. При этом утверждают вяло,
неопределенно. Ощущение такое, будто авторы сами
не верят в это. Ну, по крайней мере сомневаются.
Где доказательства того, что до сценических
экспериментов Волкова не было в нашем
государстве ничего подобного? Конечно,
доказательств нет. И более того, их быть не может.
И еще более того – наверное, такие труппы
где-нибудь все же существовали.
Мы просто ничего о них не знаем. И скорее всего не
узнаем никогда. Так уж сложилось, что именно
волковская труппа попала во внимание
российского правительства. И потому-то считается
первой.
И мы не будем больше говорить на эту тему.
Считается – ну и пусть себе считается. Не наше
это дело. В любом случае Федор Волков был
личностью весьма незаурядной и достойной, а
театр ярославский – и сегодня далеко не худший в
нашем государстве. А потому приступим наконец к
повествованию.
Кожевенный амбар купца Полушкина
Итак, Федор Волков родился в 1729 году в
городе Костроме. Спустя семь лет его отец
скончался, и мать Федора Волкова весьма удачно
вышла замуж второй раз, за человека далеко не
бедного – за ярославского купца Федора
Васильевича Полушкина. Молодые поселились в
Ярославле.
Деньги на обучение Феденьки у отчима,
естественно, были, и он получил по тем временам
весьма фундаментальное образование – в
первопрестольной столице Москве. Бывал Федор
Волков и в Санкт-Петербурге, где, по словам
Николая Новикова, “ходил он несколько раз на
театр, чтобы обстоятельнее осмотреть оного
архитектуру, махины и прочие украшения; и как
острый его разум все понимать был способен, то
сделал он всему чертежи, рисунки и модели”.
То есть идея создать свою труппу возникла не
вдруг.
Первый же спектакль состоялся летом 1750 года в
кожевенном амбаре отчима. Зрители, включая
отчима, сначала не поверили, где именно они
находятся, – настолько все здесь было не похоже
на функциональное торговое сооружение. Стены и
потолок разрисованы, по всему залу расставлены
горящие плошки. Гости (по большей части это были
приятели купца Полушкина) расселись на скамейки,
заиграл оркестр (гусли и пара скрипок), затем
занавес поднялся, и за ним вдруг обнаружился
роскошнейший дворец, а в нем – царь и царица.
Потом дворец исчез – вместо него столь же
чудесным образом возникла городская улица с
деревьями и прочей атрибутикой. Ярославские
торговцы пребывали в шоке. Их, людей достаточно
бывалых, до сих пор ни с чем подобным жизнь не
сталкивала.
Спектакль имел успех, и обрадованный Федор
Волков приобрел участок пустопорожней земли и
отстроил на нем театральное здание. Потратился
он на костюмы, на мебель и на декорации. Зато и
плату назначил за вход – копейка, три копейки или
пятачок, в зависимости от удаленности от сцены.
Новое предприятие начало действовать. Но
насколько оно было выгодным, мы знать, увы, не
можем. Прошло всего чуть больше года, и о новой
труппе доложили царице Елизавете Петровне.
Царица была знаменитой охотницей до всяческих
развлечений. И наступили в жизни Волкова большие
перемены. Очень даже неожиданные.
“Указ о доставке”
Только что, казалось бы, был Федор Волков
человеком пусть и знаменитым (в Ярославле и
окрестностях), пусть талантливым, преуспевающим,
даже великим, но только лишь человеком. С тех же
пор как обратил он на себя внимание двора,
сделался Федор Григорьевич этаким делом
государственной важности. И дальнейшее его
существование удобнее отслеживать не столько по
воспоминаниям и косвенным упоминаниям, сколько
по официальным документам. Первый из них издан
был Сенатом в январе 1752 года и назывался “Указом
о доставке из Ярославля в Петербург Ф.Г.Волкова с
труппой”:
“Всепресветлейшая, державнейшая, великая
государыня императрица Елисавет Петровна
самодержица всероссийская, сего генваря 3 дня
всемилостивейше изустно указать соизволила:
ярославских купцов Федора Григорьева сына
Волкова, он же Полушкин, с братьями Гаврилою и
Григорием, которые в Ярославле содержат театр и
играют комедии, и кто им для того еще потребны
будут, привесть в Санкт-Петербург. И того ради в
Ярославль отправить отсюда нарочного и, что
надлежать будет для скорейшаго оных людей и
принадлежащаго им платья сюда привозу, под оное
дать ямские подводы и на них из казны прогонные
деньги…
И во исполнение оного высочайшего ея
императорского величества указу
правительствующий Сенат приказали: в Ярославль
отправить нарочного сенатской роты подпоручика
Дашкова и велеть показанных купцов Федора
Волкова, он же Полушкин, с братьями и, кто им еще
для чинов потребны будут, и принадлежащее к
игранию комедий их платье из Ярославля
Ярославской провинциальной канцелярии
отправить в Санкт-Петербург с показанным
нарочным, отправленным в самой скорости”.
Естественно, что у “показанных купцов”
соизволения никто не спрашивал – ведь дело
государственное. А впрочем, Волков и не думал
воспротивиться – принял подарок судьбы с
радостью и преспокойно обозначил себе штат:
“Он, Волков, показал: ко отправлению де с ним в
Санкт-Петербург, сверх братьев его, Гаврила и
Григорья, потребны к комедии ярославской
провинциальной канцелярии канцеляристы Иван
Иконников, Яков Попов, пищик Семен Куклин,
присланные из ростовской консистории в
ярославскую провинциальную канцелярию для
определения из церковников Иван Дмитриевский,
Алексей Попов, ярославец, посадский человек
Семен Скочков, да жительствующие в Ярославле из
малороссийцев Демьян Галик, Яков Шумской”.
Таков был состав первой русской театральной
труппы.
Впрочем, несмотря на ярославские заслуги, Федор
Волков был признан недостаточно воспитанным и
образованным, чтобы принимать активное участие в
придворной жизни. Для того чтоб этот недостаток
устранить, его, а также прочих участников труппы
определили на обучение в кадетский корпус.
Сохранилась ведомость, в которой отмечались
успехи этого учащегося:
“Немецкое и латинское письма. Пишет форшерты
(грамматические разборы. – Авт.) хорошо. Прилежен
и понятен и впредь об успехе ожидать можно.
Немецкий язык. Окончил грамматику и имеет в
первоначальных переводах нарочитое знание…
Понятен, прилежен и впредь лучшего успеха
надеяться надлежит.
Французский язык. В грамматических правилах и
деклинациях (склонениях. – Авт.) посредственно.
Понятен, прилежен и впредь небезнадежен.
Рисование. Рисует и малюет тушью позитуры и
ландшафты нарочито хорошо. Понятен, прилежен и
хорошая надежда есть.
Танцы. Зачинает делать миноветные па хорошо.
Впредь надежда есть.
Музыка. Играет на клавикортах миноветы и
польские. Весьма прилежен и потому впредь об
успехе хорошая надежда.
Фехтование. Колет целые кавационные штосы с
одинакими финтами хорошо. Способен, прилежен и
впредь об успехе надеяться можно”.
Такими вот достоинствами был обязан обладать
придворный театральный деятель. Обучение было
достаточно строгим, а условия жизни притом
весьма скудными. В частности, основатель
русского театра был вынужден писать такие вот
прошения:
“В бытность мою до определения во оный корпус
здесь при Санкт-Петербурге близ года без
жалования заложил я на мое содержание некоторые
вещи, которые мною уже и выкуплены, а осталось
токмо еще в закладе в девяти рублях несколько
книг, которые необходимо надлежит мне, нижайшему,
выкупить же, да сверх того как мне, так и брату
моему Григорью Волкову для научения тражедии
надлежит ходить на немецкую комедию в каждой
неделе по три раза за каждый раз по двадцати пяти
копеек с человека.
Того ради просим канцелярию Кадетского корпуса
выдать нам, Федору Волкову, на выкуп объявленных
книг 9 рублей и на хождения на комедию, на весь
будущий май три рубли, да на содержание
служителей на оный же май месяц три рубли, итого
пятнадцать рублев. А Григорию Волкову на комедии
три рубли из принятой Санкт-Петербургского
Соляного комиссарства суммы”.
“Для представления трагедий и
комедий театр”
Лишь в 1756 году комедианты были признаны
в необходимой мере подготовленными к новой своей
миссии. И 30 августа императрица наконец
подписала соответствующий Высочайший указ:
“Повелели мы ныне учредить российский для
представления трагедий и комедий театр, для
которого отдать Головинский каменный дом, что на
Васильевском острову, близ Кадетского дома. А для
оного повелено набрать актеров и актрис: актеров
из обучающихся певчих и ярославцев в Кадетском
корпусе, которые к тому будут надобны, а в
дополнение еще к ним актеров из других
неслужащих людей, также и актрис приличное число.
На содержание оного театра определить, по силе
Нашего Указа, считая от сего времени, в год
денежной суммы по 5000 рублей, которую отпускать из
Статс-конторы всегда в начале года по подписании
Нашего Указа. Для надзирания дома определяется
из копиистов Лейб-Компании Алексей Дьяконов,
которого пожаловали Мы армейским подпоручиком, с
жалованьем из положенной на театр суммы по 250
рублей в год. Определить в оный дом, где учрежден
театр, пристойный караул. Дирекция того Русского
театра поручается от Нас бригадиру Александру
Сумарокову, которому из той же суммы
определяется, сверх его бригадирского оклада,
рационных и денщичьих денег в год по 1000 рублей и
заслуженное им по бригадирскому чину с
пожалованья его в оный чин жалованье, в
дополнение к полковничью окладу додать и впредь
выдавать полное годовое бригадирское жалованье;
а его бригадира Сумарокова из армейского списка
не выключать. А какое жалованье, как актерам и
актрисам, так и прочим при театре производить, о
том ему – бригадиру Сумарокову от Двора дан
реестр. О чем Нашему Сенату учинить по сему
Нашему Указу. Елизавета”.
И не беда, что тот указ касался по большей части
вопросов хозяйственных, преимущественно
благосостояния “бригадира Сумарокова”, не беда,
что на зарплату тому Сумарокову помимо
“бригадирского оклада, рационных и денщичьих”
предназначалось двадцать процентов всего
театрального бюджета. Также не беда, что имени
Федора Волкова в указе вовсе не было. Ведь всем
было понятно, что театр создается под вполне
определенную персону – вывезенную из провинции,
обученную в Кадетском корпусе и признанную
наконец-то пригодной к исполнению своей высокой
цели. И именно благодаря этой персоне в России
появляется новое увеселительное предприятие.
“Торжествующая Минерва”
Кстати, существуют доказательства,
правда, не стопроцентные, но очень убедительные,
– доказательства того, что Федор Волков был не
только лишь комедиантом, но и государственным
лицом. И более того, участвовал (возможно, даже в
качестве так называемого “мозгового центра”) в
перевороте, вследствие которого на трон взошла
Екатерина. Один из современников, А.М.Тургенев,
утверждал в своих воспоминаниях: “При Екатерине
первый секретный, немногим известный, деловой
человек был актер Федор Волков, может быть,
первый основатель всего величества императрицы.
Он, во время переворота, при взошествии ее на
трон, действовал умом; прочие, как-то: главные
Орловы, кн. Барятинский, Теплов – действовали
физическою силою, в случае надобности, и горлом,
привлекая других в общий заговор”.
Что ж, этот поворот в судьбе Федора Волкова был
полностью в его характере – умного, чуткого и
авантюрного деятеля.
А вскоре после воцарения Екатерины Федор
Григорьевич потребовался уже в официальной
своей роли режиссера. Он призван был поставить
грандиозный маскарад, чтобы провозгласить
Екатерину справедливейшей правительницей за всю
историю нашего государства. Маскарад назывался
“Торжествующая Минерва”, и все прекрасно
понимали, что под именем богини Правосудия
Минервы подразумевается сама царица.
Уже в начале 1763 года по стране распространялись
специальные рекламные листки: “Сего месяца 30,
февраля 1 и 2, то есть в четверток, субботу и
воскресенье, по улицам Большой Немецкой, по обоим
Басманным, Мясницкой и Покровке от 10 часов утра
за полдни, будет ездить большой маскарад,
названный “Торжествующая Минерва”, в котором
изъявится Гнусность пороков и Слава
добродетели”.
Маскарад устроили в Москве – в почитаемой
большинством россиян Первопрестольной столице.
Он представлял собой бесконечное шествие масок,
образов и аллегорий. Начиналось шествие на
Красной площади и далее шло по Мясницкой, по
Новой Басманной, задерживалось в Немецкой
слободе, а затем разворачивалось, и уже по Старой
Басманной и по Маросейке возвращалось обратно к
Кремлю.
Аллегорические персонажи были по большей части
отрицательные. Поэты Сумароков (упомянутый уже в
качестве первого директора театра) и Херасков
сочинили для этого события достаточно простые и
при этом поучительные вирши. Такие, например:
Пороки общий вред в народе проливают,
Под нежной маскою прегнусный вид скрывают
И, души слабые на прелести маня,
Вреднее для людей и язвы и огня.
И целых три дня по Москве путешествовало
очень странное общество. Первым шествовал
“Момус”, или же “упражнение малоумных”. За ним
следовал “Бахус” – олицетворение “смеха и
бесстыдства”. Затем – “действие злых сердец”,
“обман”, “вред непотребства”, “мздоимство”,
“превратный свет”, “самолюбие без достоинств”,
“мотовство и бедность”. Завершался этот
странный поезд колесницей Венеры (там же
Купидон), Роскошью, Юпитером, Парнасом с Музами,
Аполлоном и, наконец, самой Минервой. Всего же в
этом зрелище участвовали более четырех тысяч
человек.
Каждая группа была срежиссирована Волковым
согласно вкусам того времени. По нашим
представлениям все это выглядело диковато. Вот,
например, как историк Михаил Пыляев описывает
группу “мздоимство”: “Шестое отделение было
“мздоимство”; на знаке виднелись изображения:
гарпия, окруженная крапивой, крючками, денежными
мешками и изгнанными бесами. Надпись гласила:
“Всеобщая пагуба”. Ябедники и крючкотворцы
открывали шествие, подьячие шли с знаменами, на
которых было написано: “Завтра”. Несколько
замаскированных длинными огромными крючьями
тащили за собою зараженных “акциденциею”, т.е.
взяточников, обвешанных крючками; поверенные и
сочинители ябед шли с сетями, опутывая и
стравливая идущих людей; хромая “правда”
тащилась на костылях, сутяги и аферисты гнали ее,
колотя в спину туго набитыми денежными мешками”.
Не меньшим колоритом отличался и “превратный
свет”: “Седьмое отделение было – мир навыворот,
или “превратный свет”; на знаке виднелось
изображение летающих четвероногих зверей и
человеческое лицо, обращенное вниз. Надпись
гласила: “Непросвещенные разумы”. Хор шел в
развратном виде, в одеждах наизнанку, некоторые
музыканты шли задом, ехали на быках, верблюдах;
слуги в ливреях везли карету, в которой
разлеглась лошадь; модники везли другую карету,
где сидела обезьяна; несколько карлиц с трудом
поспевали за великанами; за ними подвигалась
люлька со спеленатым в ней стариком, которого
кормил грудной мальчик. В другой люльке лежала
старушка, играла в куклы и сосала рожок, а за нею
присматривала маленькая девочка с розгой; затем
везли свинью, покоящуюся на розах. За нею брел
оркестр певцов и музыкантов, где играл козел на
скрипке и пел осел. Везли Химеру, которую
расписывали маляры и песнословили рифмачи,
ехавшие на коровах”.
Императрица осталась довольна столь
фантастическим зрелищем. Зато сам Федор Волков
во время того маскарада жестоко простыл и спустя
пару месяцев умер. Похоронили его в Москве, в
несуществующем ныне Златоустовском монастыре.
Так в тридцатичетырехлетнем возрасте закончил
свою жизнь основоположник российского театра.
“Прекрасный ярославский театр”
А что же театр в Ярославле? Увы, ничего. С
отъездом труппы в Петербург он прекратил свое
существование. И только лишь в начале
девятнадцатого века появился в городе театр
крепостных князя Урусова. Он поначалу был
простым, домашним, но со временем владелец
приобрел для театра отдельное здание, там же
обустроил и жилище для актеров (среди которых
стали появляться и “вольнонаемные”) и, больше
того, купил типографскую машину – специально для
издания афишек и программок.
Однако в скором времени Урусов охладел к своему
увлечению, и в 1818 году театр закрылся. А спустя
пару лет по инициативе архитектора Панькова на
современной площади Федора Волкова возникло
новенькое здание театра. Было оно хотя и
деревянным, но солидным, двухэтажным и
украшенным колоннами.
Здесь играла труппа самого Панькова (состоящая
опять же из актеров вольных и невольных). Кроме
того, театр сдавался для других крепостных трупп.
Самым же замечательным актером этого периода
считался лицедей Ширяев. Один из мемуаристов
вспоминал о нем: “Ширяев был одним из первых
приверженцев реализма на сцене и противником
ходульности, выражавшейся главным образом в
резкой приподнятости разговорной речи и ее
неестественной певучести, часто переходящей в
завывание, в угловатом манерничании. Между тем
актеры того времени весь свой успех основывали
исключительно на этой ходульности, эффектной и
приятной для невзыскательных зрителей, ценивших
в актере прежде всего зычность голоса и
натянутость, которые, несмотря на всю свою
фальшивость, теребили их податливые нервы.
Ширяев не выносил подобных исполнителей,
приноровлявшихся по вкусу публики и
невежественно попиравших законы эстетики и
естественность”.
Так что и в послеволковский период ярославские
любители театра сталкивались с впечатляющими
новациями.
А здание тем временем пришло в упадок, и в 1842 году
на его месте выстроили новое, из камня.
Губернские ведомости сообщали: “Нынешний театр
внутри прекрасно и удобно расположен, декорации
и машины устроены по рисункам
санкт-петербургских театров. Гардероб богат
костюмами. По общему признанию, нынешний театр в
Ярославле есть один из лучших в провинции”.
Новым театром восхищались и столичные журналы:
“Часто, сидя в театре, думаешь: что, если бы
незабвенный основатель первого русского театра
ярославец Федор Григорьевич Волков поднялся из
могилы, как радостно забилось бы его сердце. Как
отрадно было бы ему думать, что все его добрые
начинания принялись и выросли. Вместо
кожевенного амбара, где он в первый раз
представлял с братьями свою драму Эсфири, он
увидел бы чистый, поместительный театр, со всеми
удобствами для зрителей, в котором так тепло и
удобно сидеть и откуда иногда выносишь отрадное
впечатление”.
К тому времени уже забылся полувековой перерыв в
ярославской театральной жизни, и формула “Федор
Волков – основатель русского вообще и
ярославского в частности театра” сомнению не
подлежала. Хотя по справедливости лавры
театрального первопроходца должны были бы
достаться в этом городе господину Урусову. Ведь
именно он, что называется, привил ярославцам
культуру ходить на спектакли.
А театр становился все более знаменитым.
“Прекрасный ярославский театр,” – восхищался
им Владимир Гиляровский. Здесь бывали с
гастролями Щепкин, Федотова, Комиссаржевская.
Щепкину устраивали шумные овации, устраивали в
честь него роскошные банкеты, ну а он по
скромности своей ответствовал:
– Вы балуете меня, старика, я не заслужил такого
приема. Волкову, Волкову мы все обязаны, в честь
Волкова, господа, в честь Волкова. Мы, артисты,
должны почтить его вечным памятником.
В 1900 году тут прошли торжественные дни,
посвященные 150-летию ярославского театра
(естественно, его история велась с дебюта в
стареньком кожевенном амбаре купца Федора
Полушкина).
И вместе с тем театр оставался именно
провинциальным – со всеми соответствующими
достоинствами и, конечно, недостатками. Это
замечательнейшим образом отметил литератор
И.Аксаков: “На днях на здешнем театре давали
“Ревизора”. Я отправился смотреть. И актерам и
зрителям до такой степени было смешно видеть на
сцене все те лица, которые сидят тут же, в креслах
(например, городничий, судья, уездный учитель и
т.д.), что актеры не выдерживали и хохотали сами
вовсе неуместа, а потому и играли плохо, исключая
Осипа. А зрители хоть и смеялись – да ведь все
свои! Всякий друг про друга знает, что он берет и
считает это дело весьма естественным”.
Конечно же в театрах Петербурга и Москвы такого и
представить себе было невозможно.
В 1911 году было выстроено новое театральное
здание. Естественно, это событие было обставлено
не как сугубо ярославское, а как российское
вообще. Из Москвы прибыли режиссер МХТ
В.И.Немирович-Данченко и управляющий труппой
Малого театра А.И.Сумбатов-Южин. Правда, голубую
ленту перед занавесом разрезал все же
ярославский голова П.Щапов. И при этом произнес
дежурные слова:
– Объявляю Театр имени Федора Григорьевича
Волкова на служение дорогому искусству открытым!
А затем – революция, новая власть. Опять-таки
гастроли первых лиц советского мира искусств. В
1927 году сюда, к примеру, приезжал Владимир
Маяковский. Он почитал свои стихи, поведал о
своем американском путешествии, затем вдруг
предложил подискутировать. Никто, однако, не
откликнулся на это предложение. “Не о чем ли было
говорить? Или слишком ослепительно было стоять в
лучах Маяковского солнца?” – размышляла по
этому поводу ярославская газета “Северный
рабочий”.
Сам же Маяковский был доволен выступлением и
даже описал его в своих стихах:
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
