Борис Парамонов След: Философия.
История. Современность
М.: Издательство Независимая Газета, 2001
 За годы работы на радио
«Свобода» и ведения в журнале «Звезда» рубрики
«Философский комментарий» Борис Парамонов
стяжал славу главного интеллектуального
парадоксалиста современной русской эссеистики.
Предыдущая книга Парамонова «Конец стиля»
наделала четыре года назад немало шума. В ней
автор констатировал: большой стиль кончился, и
слава богу! Где стиль, там террор, гнет и
репрессии; где бесстилие и постмодернизм, там
демократия и свобода слова. Так что, мол,
выбирайте сами…
Нынешняя парамоновская книга более пестрая по
составу. Здесь собраны и большие, спокойные по
тону статьи 70–80-х годов, и короткие острые эссе
последних лет. Тематика работ, как всегда, самая
разнообразная – от «дела декабристов» до смерти
принцессы Дианы, от идеологии славянофилов до
балканского кризиса 1990-х. Громадная (и далеко не
поверхностная) эрудиция автора позволяет ему
непринужденно оперировать сотнями имен,
названий книг, идейных концепций, ронять
остроумные афоризмы, играючи полемизировать с
корифеями. Метод Парамонова – непрерывное
расширение контекста: от творчества к биографии,
далее к психологическому портрету, затем к
«духовному типу»… «У писателя не бывает вещей
случайных, как не бывает ничего не значащих снов»,
– проговаривается Парамонов в статье «Горький,
белое пятно». И вправду, в книге задействован
весь инструментарий психоанализа: сны, комплексы,
жизненные травмы. Так, сословные комплексы, по
Парамонову, привели Б.Н.Чичерина, имевшего
способности стать всероссийским властителем дум,
в «ученое затворничество». Славянофильские
труды Ивана Киреевского – «прежде всего
автопортрет его души», души пустынника,
молитвенника, христианского мистика. Борис
Пастернак, ощущавший революцию как женщину,
увидел в Сталине – «убийце революции» – убийцу
своей жены… Бывают, по Парамонову, случаи и
общенационального психоза, как в недавней
истории с бомбежками Югославии: «Русское
сочувствие сербам может быть понятно
исключительно в качестве некоего
психологического комплекса, идентификации со
страной, модельно воспроизведшей
посткоммунистическую ситуацию в России: род
империи, начавшей распадаться».
Пишет Парамонов и о главном поэте России: эссе,
разумеется, названо «Пушкин – наше ничто».
Опираясь на высказывания Гоголя, Шкловского и
собственные наблюдения, эссеист приходит к
выводу, что пушкинская поэзия – это «что-то вроде
плетения кружев вокруг пустоты», да и заголовок
поэмы «Граф Нулин» подчеркивает нулевое ее
содержание. Культурно-историческую пустоту
Парамонов обнаруживает и в эпохе «оттепели»,
когда власти (а по их указке и художники) пытались
реанимировать ранний, агрессивно-утопический
коммунизм 20-х годов. Все симпатии эссеиста – на
стороне «поэтов-буржуа» вроде Евтушенко,
сумевших в стране тотального коллективизма
сохранить право на индивидуальный умственный
труд. Вообще книга Парамонова – это гимн
приватности, буржуазности и цивилизации
западного типа. В культуре эссеист видит опять-таки
черты репрессивности, цивилизация же хороша
своей стабильностью, комфортабельностью и
демократизмом. Вывод после чтения книги
Парамонова напрашивается сам собой:
высококультурные эпохи Большого стиля лучше
изучать по книгам, а вот жить приятнее в
цивилизованные, пусть даже и бесстильные времена.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|