По ухабам

Баржа грузно валится бортом на причал. Прибыли. Печора.
Моросит гаденький меленький дождик. Надо ехать на вокзал. Однако желаюших многовато набралось. Нужен грузовик. Чтобы всем скопом сесть.
Поодаль виднеются ангары, склады, трубы. Промышленность. А значит, и транспорт имеется. Идем туда.
Встречают радушно, ведут куда-то вглубь. Машин – уйма. Но это не автобаза. Музей автомобильных неисправностей. Аккумулятор протек, радиатор барахлит, раздаточная коробка полетела… Сорок три машины, точно помню число, – ни одной на ходу.
Советуют идти в деревню, она же пригород.
Движемся по дворам. Музей автомобильных древностей. Какие-то чудовищные агрегаты вроде детского трехколесного велосипеда, только колеса от трактора… Вездеходы с бочками вместо выхлопных труб…
Наконец-то обретаем искомое: трехосный «Урал» с брезентовым кузовом. Хозяин стоит рядом, опершись на лопату. Видать, давно наблюдает за нашими метаниями. Ему лет сорок, одет в промасленный камуфляж, глаза темнит козырек кепки, нос картошкой-синеглазкой нависает над зарослями бороды.
– Дак на вокзал?
– На вокзал.
– На бензин дадите?
– Дадим! Дак еще сверху добавим!
– Дак поехали…

Машину зверски подбрасывает на ухабах, хотя вроде едем по шоссе. По правую руку песчаные отмели Печоры, усеянные бревнами, оставшимися с лесосплава. Слева дымят трубы неопознанного завода. Хозяин «Урала», заметив мой интерес, начинает объяснять:
– ТЭЦ это. На весь город свет дает, значит. Зимой молимся на нее, так. Пока батареи включат – только плитками греемся. Я сам там работал, до перестройки еще. А как перестроились, дак в егеря ушел. Денег ни там, ни там не платили, зато егерям в заповеднике харч положен, рыбы наловить можно. Цельный кусок тайги твой, ты там сам себе власть. Да и вообще… Только вот вылазишь на свет Божий из рейда и думаешь: а кто у нас нынче самый главный? Коммунизм строим или демократию?
Подъем, «Урал» ревет, начисто перекрывая разговор.
А вот и ТЭЦ во всем грязно-сером великолепии. Колючая проволока на заборе. На Севере она не кажется чем-то особенным. Здесь даже березки в горах и те колючие.
– Ладно, я тебе другое расскажу. Ты мужик нормальный, понять должен. Директор у нас на ТЭЦ был – сволочь редкая. Деньги, что за электричество платили, себе в карман клал. Или крутил в банке каком-то, шут его разберет. Гадство творил, в общем. А время-то самое поганое было – и жратвы нет, и зарплаты… Голодали маленько. Рабочие и так к директору подкатывали, и так – нет денег. И не будет. Не присылают, дескать. Уж не знаю как, проверили они это дело. И точно выяснили, что деньги быть должны. Документы видели. Пошли к нему – а он опять свое гнет. Нет денег. Не фокусник же я, говорит, из воздуха их вам не сделаю. Не сделаешь, отвечают ему, правда твоя…
А наутро один к нему в кабинет пришел. С ружьем. Сел в кресло и стал ждать. Директор приехал, в кабинет шасть – а там работяга вольготно так сидит, кирзовые сапожищи на стол положил. Тот чуть не лопнул. Вон, кричит, пшел отсюда… А рабочий ружье достает, курки взводит и спрашивает: деньги платить будешь? Сразу гонор спал, нормальный разговор пошел. Все обещал выплатить. В бухгалтерию тут же позвонил, распоряжение дал. А рабочий, из кабинета уходя, ему промеж глаз из ружья всадил. Чтоб другим неповадно было.
И что тут скажешь? С одной стороны, прав он был. Нельзя так с людьми. А с другой… Кто виноват-то? Был бы коммунизм – не было бы такого. Значит, нельзя так государство менять. По людям бьет больней всего.
Судили потом. Полгорода, говорят, на суд пришло. Меня не было тогда – в тайге шатался. Лет семь дали, а может, и девять. Правда, уркаганы наши прикрыть обещали. На зоне, значит, устроить по-людски. Глупо, да? Преступники же, смертнички, а жизнь понимают.
Долго потом думал: а сам бы как поступил? Так и не додумался.
– А почему из заповедника ушел? – спросил я. Он случайно упомянул об этом, и голос его странно напрягся...
– То-то и оно. Потому что не все так просто. Если б жили за деньги – не ушел бы. Долгая история. За рулем не расскажешь.
Десантируемся в первую попавшуюся кафешку. Чай в баночках из-под детского питания, невнятные пирожки, окаменевший винегрет…
– Когда начинали – такой задор был! Подумать только, заповедник, туристы приезжать будут! И зверье сохраним, и горы, тайгу рубить прекратят. Геологи уедут наконец. А то они там золото добывали драгами, а драга, машина чертова, ртуть использует. Прошла одна такая – а за ней пустыня. Кто не спрятался – никто не виноват. Вот. И документы нам все быстро подписали, из ЮНЕСКО комиссия приезжала, в горы их водили. Уж сколько они повидали – такой глуши, говорят, никогда не видели. Занесли нас в реестр какой-то, памятник природы мирового значения, так.
А проектов сколько было! Избушки новые поставить, чтоб зимой лыжникам удобней было, тропы расчистить, экологический туризм наладить, фотоальбом сделать, книжку про наш парк написать…
Только зря губы раскатали. А уж было думали, что мы в России первые такие – и природу сбережем, и деньги будем зарабатывать, и все у нас получится. Пили за это дело. Историю творили, значит.
Первый задор прошел, и жизнь нормальная началась. Хочешь на вертолетах летать – пусти на День авиации рыбу половить. Орава – человек семьдесят, если не больше. Прилетели, половили, улетели. Хочешь с милицией дружить – и этих пусти. Хочешь и дальше работать – на добычу золота глазоньки закрой. Нет там этих золотодобытчиков и не было. А что там глава республики свой интерес имеет – это ж враки чистой воды. И кому только такое в голову прийти могло!
А мы все старались, будто больше всех нужно. Разлив нефти в Усинске – школьников оттуда берем и в горы везем. Лес рубят – в газетах пишем. В Печору дрянь всякую сливают – тоже наша беда. Кто ж еще вступится?
Так и перегорели. Года на два нас хватило от силы. А как стали на территории заповедника дачи строить для политиков да генералов – ушел я. Шабаш. Так и с ума сойти можно. Начальник наш в ноль спился, побирается теперь по десятке на опохмел. Ребята кто в браконьеры подался, кто уехал, кто другую работенку нашел.
И кого виноватить теперь? Раньше крайним секретарь обкома был. А сейчас нам как? Люди мы или не люди после того, что сделали? Вот и сидишь, думаешь…
– Вернуться не хочешь? – спрашиваю я.
– Вот и не знаю даже. Дезертир же я вроде. Сбег. А тот мужик, про которого рассказывал тебе, не сбег. Силу, значит, имел. Или на пять шагов вперед смотрел. А у нас проблемы какие – детей вытянуть да самим чтоб поесть было чего. Жизнь-то за шкирку ухватила – и мордой по кочкам. А кочки у нас сам знаешь какие.
– А остановиться никак? – вворачиваю дипломатично, с хитрецой какой-то глуповатой...
– А где ж нам остановиться? Не дает, зараза. Как хохлы говорят: попала шавка в колесо, пищи, да бежи. И плевать, что там у тебя в голове. Я, может, ночами не сплю – все те года вспоминаю. А кто это в расчет примет? Мучаешься – мучайся, дак и делай что-то. А что я сделать могу? Пристрелить кого? Глупо. Ну знаю я тех, кто золотыми делами заправляет. Что, обрез брать и к ним в кабинет идти? Не выход. Я, главное, понять не могу, почему тошно внутри-то. Вроде не должен никому ничего. Грабят – и пусть себе грабят. Жизнь такая. И золото – штука нужная. А я что ж – не граблю? Бывало, сеточку поставишь, рыбки килограмм триста возьмешь, продашь… Да и сейчас бывает… Знаешь, помню, плакат такой висел в школе – «Пионер, ты в ответе за все». Как мы ржали! Да и потом похохатывали, когда партийные что-нибудь такое отчебучивали. А ведь и не смешно вовсе. Вот мы все ждем, когда время другое наступит, а как оно наступит, если мы только и делаем, что ждем? А если и делаем что – так стыдно потом. Вроде как внутри директор тот сидит и тот работяга. Один делишки свои крутит, второй готов с ружьем пойти и сволочь всю пострелять на корню. Я вот как директор этот – шоферю понемногу, левачка вожу, на жизнь хватает, и рад по уши. А припрет к стенке – за винтовкой потянусь. А надо по-другому как-то…

Время подпирает. Поезд скоро. Проносимся по лужам, распугивая собак, тормозим у вокзала. Прощальные сигареты почему-то всегда быстро курятся. То ли ветер сильно задувает, то ли просто не хочется затягивать минуты, когда все сказано и мысли поврозь…
Он разворачивает грузовик, мелькает лицо в боковом зеркале, странным сочетанием букв и цифр в память ложится номер на заляпанном грязью борту… Ну бывай!

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"