ЛИНИЯ СЦЕНЫ
Алла МИХАЙЛОВА
Чехов у чехов
Эта выставка скромно расположилась в фойе
МХАТа имени Чехова, будучи адресована не той
публике, что ломится на уморительно смешную и
безнадежно пустую комедию “№ 13”, а той, что
ходит сюда на чеховские спектакли в режиссуре
Олега Ефремова.
Чехов и Шекспир – самые репертуарные авторы
мировой сцены. И историки театра разных стран все
еще доказывают, что именно у них была первая
зарубежная публикация таких-то пьес Чехова,
именно в их стране состоялась первая зарубежная
постановка. Открытие маленькой выставки:
одноактные пьесы Чехова (“Медведь”,
“Предложение”) в Чехии были переведены и
поставлены гораздо раньше, чем в других
европейских странах, еще при жизни автора. В 1901
году в Национальном театре состоялась премьера
“Дяди Вани”. Чехов писал О.Л.Книппер из Ялты:
“Мой “Дядя Ваня” прошел в Праге с невероятным
успехом...” Неизвестно, знал ли он о том, что
премьера “Чайки” в маленьком пражском Театре
Шванды прошла в том же декабре 1898 года, что и ее
первое представление на сцене Московского
Художественного театра, которое оказало столь
сильное влияние на ситуацию в мировом искусстве.
Возможно, и знал, потому что чешский переводчик
Борживой Прусик был знаком с ним, встречался и
свой перевод “Чайки” опубликовал в Праге уже в
1899 году (на полкорпуса обошли его только в
Загребе, где “Чайка” на сербохорватском была
издана аж в 1897-м, спустя год после публикации
текста пьесы в России).
Но не стали бы, вероятно, делать чешские коллеги
эту выставку только ради того, чтобы доказать
свой приоритет в постановке и издании чеховских
пьес. Не стали бы тратить на нее свою кипучую
энергию атташе посольства Чехии по культуре,
театровед Власта Смолакова и доктор наук Хелена
Альбертова (автор и разработчик концепции), если
бы причины давней привязанности чешской
культуры к драматургии Чехова не были
существенны и глубоки.
Дело в том, что именно работа над Чеховым
определила взлеты чешского театра и становление
его режиссуры. В чеховских постановках отчетливо
резонировали и политические обстоятельства. Не
стану углубляться в историю (такую возможность
имеют внимательные посетители выставки), скажу о
том, чему была свидетелем.
Одно из самых сильных театральных впечатлений –
чеховский “Иванов” в постановке Отомара Крейчи
и сценографии Йозефа Свободы (пражский театр “За
браноу”, 1970 год). До того они ставили “Чайку” в
Национальном театре, потом – “Три сестры”,
которые произвели такое впечатление на нашего
Анатолия Эфроса, что породили его новый подход к
чеховской драматургии. Самое любопытное (если не
парадоксальное), что наш режиссер знал о пражском
спектакле только по рассказам, сам его не видел,
будучи в то время невыездным. Да, политика
вторгалась в искусство и в судьбы художников
постоянно. Но оппонирование официозу не
разрушало, а созидало. Естественно, непрямыми
путями.
Что, например, отличает режиссуру Крейчи? Острые
постановочные решения в сочетании с
пронзительно точными, психологически
совершенными актерскими работами. С актерами
Крейча работал “по Станиславскому”. Самое же
забавное было в том, что в те годы Станиславского
насильственно и тупо внедряли в чешский театр,
приравнивая верность его системе к политической
лояльности. Однако, несмотря на опасность быть
обвиненным в конформизме, Крейча и в те годы не
отвернулся от Станиславского. И не случайно Олег
Ефремов так настойчиво приглашал чешского
режиссера поставить спектакль во МХАТе.
Пражский “Иванов” – трагический вопль о
судьбах людей, разлученных с временем,
высосанных им, опустошенных, одиноких. Как всегда
у Крейчи, превосходно играли актеры. И на
трагические высоты, кроме них, спектакль
поднимали грандиозные мизансцены, одна из
которых – смерть жены Иванова, Сарры. Художник
Йозеф Свобода построил на большой сцене театра
“За браноу” многослойный лабиринт из дощатых
заборов (доски неструганые, из горбыля), где-то в
глубине виднеется пара луковичек церквей, а
передний план сцены заполняет разнообразная
мебель, точно соответствующая эпохе. Породистая
мебель. У Чехова смерть Сарры происходит где-то
между третьим и четвертым актом, за пределами
действия. У Крейчи – на глазах зрительного зала,
непосредственно после объяснения с мужем,
становясь эмоциональной кульминацией спектакля.
На сцене собирается все население пьесы, мужчины
поднимают кушетку с покойной на вытянутых руках,
она плывет над головами похоронной процессии,
которая медленно идет от рампы в глубину сцены,
проходя все лабиринты заборов до самого конца, до
последней точки. И сразу же возвращается оттуда
(тем же маршрутом, в том же составе!) уже как
свадебная процессия на бракосочетании Иванова и
Саши Лебедевой. Это шествие невозможно забыть.
Каждый режиссер ищет и находит в Чехове
соответствие своему мирочувствованию – это
аксиома. Но настоящие художники находят это в
самой плоти чеховских пьес, а поддельные –
присочиняют. Отомар Крейча – настоящий. Он
выразил мироощущение чешской интеллигенции тех
лет (танки войск Варшавского договора вошли в
Прагу в 1968-м, “Иванов” поставлен в 1970-м),
почувствовав трагический потенциал пьесы. Он еще
успел поставить в том же театре “Чайку” (1972),
после чего “За браноу” был закрыт, труппа
разогнана...
Разумеется, на спектаклях Крейчи чешская
Чеховиана не заканчивается. На выставке подробно
показаны чеховские спектакли таких известных
режиссеров, как Ян Качер и Петр Лейбл. И в их
творческой судьбе Чехов значил куда больше, чем
любой другой классик. Права, вероятно,
театральная критика этой страны, которая
утверждает, что на ее сцены Чехов всегда
возвращается именно в те периоды, когда надо
сказать нечто принципиально важное о смысле
человеческого существования.
Чешская пресса, чьи многочисленные отзывы
приведены на стендах мхатовской выставки, писала
и пишет о чеховском наследии и его сценических
интерпретациях замечательно глубоко и точно.
Дорогого, например, стоит газетная рецензия 1901
года, где критик оценивает “Дядю Ваню” как
“классический образец реалистического
модернизма на сцене. Жизненностью своих
красочных оттенков он оставляет далеко позади
известный западный модернизм.
Но не всегда чешская пресса занималась
экзистенциальным смыслом и современным
звучанием чеховских пьес. В 1906 г. журнал “Май”
опубликовал сенсационное сообщение: Чехов был
чех. Русский ученый Иван Радецкий будто бы знал
деда Чехова, который якобы родился в Чехии и
любил вспоминать о своей исторической родине.
Увы, сообщение оказалось ошибкой. Авторы
экспозиции улыбаются, выражая надежду, что,
возможно, последнее слово о происхождении Антона
Павловича еще впереди. И заканчивают свое
послание нам словами: “Ах, это имя, это имя...
никогда оно у нас, чехов, не выходит из головы...”
СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ ОТОМАРА КРЕЙЧИ
“ИВАНОВ”
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|