Судьба – имя существительное

…Начало лета, и на глаза то и дело попадаются счастливые ребячьи лица. Мне кажется, что наиболее счастливые они – у самых старших, у выпускников. Вроде бы им-то что радоваться? Когда у всех остальных впереди огромное жаркое лето со всеми его неисчислимыми удовольствиями, у них, у бедных – только экзамены, экзамены, экзамены и несть им числа: предварительные, выпускные, вступительные, теперь еще и единые добавляются.

Кто же и что от всего этого остается? А остается, по-моему, только то, что по-настоящему правильно выбрано: будь то дело, человек или место под солнцем. Но как не ошибиться в выборе? Причем не в ерундовом: что надеть, куда пойти или где поесть (хотя даже от этого, бывает, многое зависит), а в самом главном, определяющем – том выборе, который стоит сейчас перед нашими выпускниками. Какое дело избрать? С каким человеком связать судьбу? Где и какой построить дом и посадить сад? Написано огромное количество книг, в которых заключена вся мудрость человечества от века и до наших дней. А четких рецептов нет как нет! Нет их и у меня, хотя живу на этом свете уже немало. Но кое-какие соображения все же имеются. Ими и хочу с вами поделиться.

Широкомасштабный педагогический...

Когда я сама заканчивала школу, в нашей стране вводилось очередное педагогическое новшество – нам увеличили время учения на год и добавили производственное обучение. Мысль, может быть, и неплохая: дать старшеклассникам возможность своими глазами увидеть, как делается «всамделишная» жизнь: как пекут хлеб и шьют одежду, как собирают машины и растят рассаду. Но… «хотели – как лучше, а получилось – как всегда» – эта гениальная фраза была справедлива для России уже тогда, хотя появилась на свет лет через тридцать.
На деле каждая школа имела возможность связаться только с двумя-тремя предприятиями, то есть все мы должны были интересоваться только тем производством, которое находилось недалеко от нашей школы. Ну и действительно, не возить же всю школу через весь город куда-то еще (а то и каждого ученика – на лично им облюбованную фабрику).
Вдобавок кто-то где-то чего-то по обыкновению не учел: десятые классы плавно перетекли в одиннадцатые и были переведены на новый режим; а девятые перетекли в обычные десятые, потому что новых программ для них не придумали – как-то никому не пришло в голову, что дети растут непрерывно, вне зависимости от педагогических экспериментов. В результате каждую школу заканчивали два выпуска одновременно: и десятые, и одиннадцатые классы (а также само собой восьмые, которые мирно кончали ту же среднюю школу, только неполную). Получился небольшой сумасшедший дом. Тем более что выпуск-то был двойной, а вот «впуск» (в институты) обычный – опять же никому из вершащих наши судьбы не пришло в голову, что неплохо было бы его соответственно увеличить.

Опыт бывшего выпускника

Моя собственная школа взаимодействовала с каким-то НИИ, обучая нас чертить, с ансамблем Моисеева, обучая танцевать народные танцы, и с типографией «Красный пролетарий», обучая создавать книги. И потому один класс у нас плясал, другой чертил, а третий – набирал, корректировал, печатал, брошюровал и упаковывал. (Не самые плохие варианты, между прочим.)
Черчение мне хоть и давалось, но требовало какой-то невероятной усидчивости, коей у меня, на мой взгляд, было явно недостаточно. Да и представить себе, что всю свою – такую замечательную – жизнь я просижу за кульманом, проводя толстые, средние и тонкие линии, палочки и штрихи день за днем, месяц за месяцем, год за годом, я никак не могла. Это классно умела моя мама – гидротехник-проектировщик; а институт «Гидропроект», в котором она проработала всю жизнь, был как бы еще одним членом нашей семьи. Еще маленькой я проводила там целые дни, если болела бабушка, был карантин в детском саду или врач не выписывал меня в школу после какого-нибудь очередного катара верхних дыхательных путей. Там было замечательно: тысяча всяческих карандашей и рулоны бумаги; мама в своем отделе – самая умная и главная; все говорят в один голос, как я выросла; а в буфете продают пирожки с повидлом (это потом, в школе, мы будем называть их «подошвой с гуталином», а тогда казалось, что нет ничего вкуснее, потому что дома были такие обыкновенные суп и манная каша). Там работала не одна тысяча людей, но представить себя одной из них я не могла.
В школе ансамбля Моисеева я танцевала уже два года, выступала на концертах и страшно гордилась этим. Но перед концертами нас заставляли выпить чашку пивных дрожжей с молоком – а это была такая гадость, что не передать. Из-за этого пыл мой медленно, но верно угасал, воображаемые картины триумфальных выступлений в Европе и Америке постепенно тускнели.
Оставалась типография. Брошюровщики, переплетчики, верстальщики и все прочие набирались туда по желанию (после того, как нас провели по всем пяти этажам и показали все операции), и только наборщики должны были написать работу – показать свою грамотность. Я решила попробовать и прошла. Два раза в неделю мы отправлялись в типографию. Мне даже понравилась эта работа: буква за буквой, буква за буквой – сначала вручную из огромной кассы с маленькими свинцовыми буковками на ножках, потом на линотипе (большущей печатной машине). Нравилось мне и то, с каким уважением относились к наборщикам в типографии – с них начиналась книга! Но вот однажды, отработав целый день и набрав вручную большой текст, я понесла его своему начальнику, споткнулась, покачнулась и… огромная гора из маленьких буковок лежала передо мной на полу. Все нужно было начинать сначала. Вот тогда я впервые задумалась о целесообразности и результативности человеческого труда: ведь не так важен труд, как то, что в результате этого труда получилось. А чего это тебе стоило – это никого не касается и не интересует. Это было мое собственное взрослое открытие, и в дальнейшем оно сослужило мне хорошую службу.

Каждый выбирает для себя

Почему я рассказываю об этом так подробно? Потому что давать советы – опасное дело, и только собственный опыт и желание хоть немного оградить других от превратностей жизни дают, по-моему, право высказаться. Мои пять вариантов будущей жизни раздирали меня на мелкие кусочки, и предпочесть одно, самое главное, никак не получалось.
Спасла меня собственная мама, которая, поглядев на мои метания, как-то сказала:
– А что тебе легче: решить непростую математическую задачу, написать сочинение или станцевать?
– Вот это сравнила! Над задачей надо полдня просидеть, танец сто раз повторить, а сочинение – там просто делать нечего, – нахально ответила я.
С сочинениями мне, действительно, было всегда легко: то ли дело было в родственниках (деде-писателе, отце-журналисте и тете-переводчице), то ли в домашней библиотеке (обычно после школы я, наскоро перекусив, ставила будильник на «без пятнадцати минут мамин приход с работы», чтобы успеть за это время кое-как убрать в комнате и плюхнуться за письменный стол, и «уплывала» с книжкой на диван), то ли еще в чем… В общем, получались они неплохими, и даже время от времени вслух читались в учительской.
«Так вот, – сказала мама, – значит, этим и надо заниматься. Представь сколько сочинений можно написать за то время, пока будешь решать одну задачу или задалбливать какое-то па.» Но вот в этом-то и была основная проблема: ни за какие коврижки я не желала заниматься ничем, что хоть каким-то боком выходило на моих предков. Именно поэтому мне не подходили ни мамины проекты, ни рукописи моих пишущих родичей. Не знаю, почему, но я ни в какую не хотела продолжать семейные традиции. Это был какой-то трафаретный путь, а хотелось необычного и только своего выбора! (И вообще – выбрать судьбу только потому, что «так сказала мама», – этому противилось все мое восемнадцатилетнее существо.) Но все-таки ее слова запали в душу. Нельзя было не признать, что в них заключалась какая-то мудрость (житейская или философская). И я сдалась, выбор был сделан: филологический факультет, русская литература.
Итак, шаг первый: по-настоящему понять себя, оценить. Не «хотения» и даже не мечту, а реальную данность, которая называется обыкновенным в общем-то словом – способности. Постараться соотнести свою оценку с оценкой окружающих, сделать выбор и…больше не сомневаться.

Попадание в «яблочко»

А дальше начинается интересная вещь. Если ты попадаешь туда, куда должен был, все начинает работать на тебя. Ты можешь не сразу это понять (кривая вынесла меня довольно далеко от той литературы, которой я хотела заниматься, – много лет я преподавала русским и иностранцам русский язык), но рано или поздно все складывается воедино. Все, что узнал из самых различных областей всевозможных человеческих знаний, лежит в голове, как в каких-то запасниках. Лежит для того, чтобы в один поистине прекрасный момент сплестись в единственно верный рисунок. Все это совсем не означает, что путь твой сам собой постоянно устилается розами, что время от времени, окунувшись в очередную неприятность, ты не говоришь себе: уж лучше б я плясала или чертила (плавала, летала, пела…).
Но вдруг (я даже не могу понять, в какой это случилось миг) язык стал преображаться в моей голове в совершенно новую систему. Она подчинялась тем же законам, что и все земное: танец, черчение, физика, математика, логика. Конечно, произошло это преображение не сразу. Началось все с желания максимально просто и логично объяснить русский язык людям из разных стран, которые приезжают к нам с целью начать говорить по-русски. Постепенно (как и у каждого учителя) стали появляться кое-какие находки. Они стали складываться в какие-то кусочки, которые у моих учеников переписывали их сокурсники – это было признание. А потом неожиданно пришла обида, что нашим, русским людям почему-то этого никогда не узнать, даже моим собственным детям.

Новое в старом

Что же это такое – связь, казалось бы, абсолютно несвязанных предметов? К примеру если хочешь разорвать шнурок на две части, делаешь одно движение. Если нужно распилить бревно на три части, делаешь два распила. Если делишь прямую на пятнадцать равных отрезков, ставишь точки в четырнадцати местах. Оказывается, так и в предложении. Если в нем две основы, значит, должна быть одна запятая. Если основ – семь, то запятых – шесть, а если одиннадцать – то десять. Определять эти основы (их можно называть еще ядром, как в химии, или подлежащим и сказуемым, как в школе) нормальный человек запросто выучивается за пять минут.
Думаете, трудно? Ничего подобного! Сначала главное чувство, которое видишь в глазах учеников, – недоумение (при чем тут гвозди, доски и бревна?), потом заинтересованность, неуверенность; далее – азарт, восторг и последнее – неуемное желание пробовать еще и еще: тренинг занимает десять – двадцать минут. Интересно, что чем раньше человек начинает понимать язык таким образом, тем быстрее первый этап – узнавание заменяется на последний – усложнение. (Пока система апробирована на шестилетках, десятилетках, тринадцати- и восемнадцатилетних ребятах, а также на взрослых от девятнадцати до семидесяти лет.)
А вот еще пример. Если нужно приколотить коротенькую дощечку посредине длинной, вы забиваете два гвоздя в тех местах, где дощечки соединяются. Точно так же выделяются в большом предложении деепричастные обороты, обращения, междометия, вводные слова и предложения. Закон – один для всех. Нужно лишь понять структуру конкретного высказывания и разложить ее на составляющие. Ребята, привыкнув, занимаются этим с удовольствием, как орешки щелкают.

Злосчастный оборот

Смешнее всего получилось у меня с оборотом причастным. Выделить его в предложении для ребят, занимающихся подобным образом, не представляет труда. А вот объяснить, почему он выделяется запятыми, только если стоит после слова, к которому относится, – было для их учителя (то есть для меня) делом совершенно невозможным. Этот проклятый оборот никак не укладывался в стройную и красивую систему, коей является наш язык. А просто так в нем ничего не бывает. Ну почему, действительно, в одном случае запятая нужна, а в другом – нет? Опережая вопросы, я обычно говорила: «Не спрашивайте меня, почему это так – я пока не знаю. Запомните и все». И страшно злилась при этом. Сама же объясняла постоянно, что язык – творение наигениальнейшее, и сама признаю, что что-то в нем нелогично. Так и жила года два, постоянно спотыкаясь об этот причастный оборот. Просто «гвоздем сидел» он в моей голове. Но вот наступил момент, когда я смогла наконец освободиться от этого гвоздя.
Учебный год закончился, семья моя живет на даче. Огромные корабельные сосны покачивают верхушками где-то в поднебесье, а по комнатам старого-старого нашего дома бродят, сменяя друг друга, запахи ландышей, сирени, жасмина… И лишь одно забавное огорчение: везде под ногами валяются шишки, ходить босиком совсем невозможно, да и в обуви нет-нет и поскользнешься. Собирать по утрам эти шишки для самовара – традиционная повинность самых младших, которая обычно исполняется с удовольствием: чаевничать на террасе тихими летними вечерами любят все. Как-то в доме были только бабушка, я и дочка. Тихонько ворча под нос, дочь подметала дорожку метлой, сметая шишки в кучу, и вдруг: «Мам, а что там психология говорит по поводу того, что я мету всегда, начиная от калитки?» Жаль, что рядом не было видеокамеры! Я окаменела. Глядя на мое остолбенелое лицо, остановилась и дочь: она даже представить себе не могла, что этот вопрос мог обратить меня в соляной столб. А у меня было такое ощущение, будто в голове со страшной скоростью, обгоняя друг друга, несутся мысли: так вот в чем дело! как просто! и как красиво!
Причастный оборот в русском языке обычно является определением. А где в предложении должно стоять определение? Как мы говорим: «хороший человек вошел в комнату» или «человек хороший вошел в комнату» (определением здесь является слово «хороший»)? Конечно, первое. Значит, определение в русском языке всегда стоит перед словом, к которому относится. А если мы привычный порядок изменим, нарушим (поставим определение на необычное место), границы этих изменений должны быть обозначены. В устной речи – интонацией, в письменной – запятыми. Вот почему причастный оборот выделяется только, если стоит после определяемого слова. Система строго следит за раз и навсегда определенным порядком. А мы делаем это совершенно автоматически, не задумываясь (так же, как подметаем дорожку – почему-то всегда от калитки). В психологии это явление носит название стереотипа мышления, или привычного алгоритма.

Тайна пляшущих человечков

А вот языковое явление, над которым обычно бьются иностранные студенты. Сейчас оно стало очень актуальным и для русской школы, куда поступает большое число детей из семей иноязычных переселенцев. Когда мы говорим: поехал, отъехал, заехал, съехал, доехал, проехал и переехал, въехал и выехал (а это еще далеко не полный ряд), мы совершенно не задумываемся, как эти слова воспринимает чужое ухо. А один из самых первых моих студентов, Махмуд, и девочка из моего сегодняшнего 3«В» Ляиля среагировали почти одинаково. «Я ехать домой», – гордо и громко сказал один. «Мне нельзя жить Москва, я не уметь никогда», – тихо прошелестела другая. На изучение русских приставок уходит у нерусских не один месяц. А вот как можно сделать это за пять минут.

Надеюсь, вы поняли, что начало движения обозначается приставкой «по», конец – приставкой «у» и т.д. Хочу вас порадовать еще: этот закон распространяется на все глаголы движения в русском языке. И, значит, вы сможете сказать не только: уехал, но и ушел, убежал, улетел, уплыл и даже… ускакал и усвистал.

Мне кажется, что в языке логичным является всё. Не знаю, кем и когда это всё было определено и продумано. И не знаю не потому, что не всегда хорошо училась (уж хотя бы количество должно было уже перейти в качество: одиннадцать лет школы, пять лет института, три – аспирантуры, два – докторантуры). Кажется мне, что дело здесь совсем не в исторических процессах, а в чем-то совсем другом… Почему-то мы самой сути не понимаем. А может быть, когда-то понимали, но по какой-то причине забыли? Как забыли свой уклад, режим или ритм жизни, язык природы (животные помнят, а мы – нет).

Шаг, шаг, еще шаг

И вот шаг второй: разрешить себе сомневаться во всем (даже абсолютно общепризнанном). Это тоже наш выбор. Над нами давлеют авторитеты, мы живем в плену сложившихся представлений. Оторваться от них непросто, гораздо комфортнее жить «не высовываясь». Но только это дает ощущение себя. Не себя с учителем, не себя с книгой, не себя с Интернетом, а просто себя. Одна из моих любимых пословиц: «Боишься – не делай, делаешь – не бойся», она монгольская. А вот как сказал о том же самом Л.Н.Толстой: «Делай, что должно, и пусть будет, что будет». По-моему, лучше не скажешь.
А шаг третий можно называть по-разному: верой, надеждой, мечтой. Они дают возможность, поняв себя в себе самом и приняв мир, в котором живешь, осознать, зачем ты все это делаешь, нужно ли это тебе и другим. И сегодня я тоже хочу немного помечтать.
Я хочу, чтобы ребенок, придя в школу, мог сделать свой выбор. Нет, я не за то, чтобы он сам решал, чему обучаться, а что отложить на время или навсегда (меня это всегда потрясало в европейских школах). Я даже не за то, чтобы это решали его родители – не всегда они настолько компетентны. Я за то, чтобы во всех, к примеру, пятых классах школы первым уроком была сегодня математика. И пятиклассник мог бы идти на эту самую математику и к Мариванне, и к Петрувладимычу, и к Натальпалне. В первом случае он изучал бы предмет методом индукции (от частного к общему), что наиболее органично для него и Мариванны. Во втором – методом дедукции (от общего к частному), который считает оптимальным для него и себя Петрвладимыч. А в третьем случае никто вообще не мог бы сказать, как обучает своих учеников Натальпална (не придумали еще для него названия), хотя ее ученики почему-то на всех олимпиадах выигрывают.

Но хорошо бы еще был четвертый случай – когда он брал бы книжку или усаживался за компьютер, самостоятельно постигая науку наук и лишь изредка обращаясь к Мариванне. И совсем отлично, если бы были еще пятая, шестая и девятая возможность… Таким образом можно было бы учесть еще и симпатию-антипатию, и чисто внешнее приятие или неприятие обеих сторон, что, согласитесь, тоже немаловажно.
А потом, вторым уроком, у пятых классов будет русский язык. И может быть, кто-нибудь выберет меня. И я буду счастлива вдвойне, потому что он выберет не только меня,
но и мой русский язык.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"