Не только о любви, не столько о любви...

Ф.Светов, “Мое открытие музея”

Романы о любви пишутся в разном возрасте. И читаются в разном. Подчас не дожидаясь сакраментальных шестнадцати лет.
Многое может устареть в такой книге. Но вечно живо чувство, побудившее к ее написанию. Не оно ли, это чувство, в истоках художественного слова? А когда такое слово еще не легло на бумагу, был миф с его неумирающими подвигами во имя любви, с богиней любви, занимавшей отнюдь не последнее место на Олимпе.
Роман о любви – чаще всего роман о жизни, человеческих драмах и трагедиях, об исторических катаклизмах, наконец, о времени. Оно-то далеко не всегда благоприятствует извечному чувству, зачастую враждебно ему. И хотя в романе Феликса Светова “Мое открытие музея” напрямую не говорится о такой вражде, она дает себя знать, делает свое дело. Само название побуждает оглянуться назад, посетить то, что писатель именует музеем. То есть местом, где сберегаются коллекции, хранятся реликвии минувших лет. Рассказывая о своем “открытии музея”, Ф.Светов вспоминает дом, где он вырос, родителей, колоритную фигуру дедушки, умершего в бане.
Когда-то деду принадлежал бордель в центре Минска. (Неплохая реликвия для семейного музея.) Да и отец писателя – личность примечательная: красный профессор-историк, декан истфака, специалист по Французской революции и охотник до революционных песен. Он тоже уподобляется музейной фигуре. Жизнь его, правда, оборвалась не в бане, но в расстрельном подвале для “врагов народа”. Следствие доказало его участие в убийстве Кирова, крупнейший террорист, он готовил покушение и на других вождей.
Семейный музей, скрупулезно собранный автором, который находит место каждому родственнику, каждой родственнице, – главный для него. Однако он ни в коем случае не отмахивается от других – на площади Революции, на Красной площади (Мавзолей), на улице Красина (в прошлом Живодерке).
Нет нужды педалировать мысль о связи между всеми этими музеями. Она напрашивается сама собой, а Ф.Светов, избегая обобщений, полагается на читателя.
Все музеи для него не просто сколки прошлого, но и реальность новых дней. Как и реальность прожитые им самим годы, все, что случалось в них: тюрьма, набитая под завязку зловонная камера, этап, лагерь, пересылка. Встречи и разговоры, не имевшие продолжения.
Реален детально разработанный механизм ломки человека.
Рассказ ведется от первого лица, иными словами, рассказчик – внук хозяина минского борделя, сын профессора, писавшего книги о Марате и Дантоне. Внук и сын, сегодня вспоминая свое прошлое, пишет о приобщении к диссидентству. Он не претендовал на главные роли, но и не уклонялся от рискованных заданий. В его памяти подлинные, незаурядные личности – Борис Шрагин, Анатолий Якобсон.
Эти имена, немногими помнящиеся сейчас, были на слуху у интеллигенции шестидесятых – семидесятых годов. Детище диссидентов – “Хроника текущих событий” – доказало свою жизнестойкость и бессилие всемогущей госбезопасности.
Роман увеличивает число одиночек, не желающих, как и автор, забывать прошлое. Несмотря на стремительный натиск лет, будто смывающих его.
Подлинные имена и действительные судьбы сообщают художественному тексту документальность. Литература вовсе не чужда ей. В романе Ф.Светова степень ее возрастает с появлением Булата Окуджавы и Юрия Домбровского – великого писателя минувшего века, чья слава – нельзя на это не надеяться – обретет подлинную силу в наступившем веке. В музеях, какие еще предстоит создать, он займет достойное место.
Любовно-романтическая линия, начавшись с первых строк романа, ведется у Ф.Светова пунктиром, едва соприкасаясь с повседневностью. Складывается впечатление об их несовместимости. Пусть и не вообще, но в участи, уготованной им. Прежде всего – ему.
Писатель это сознавал и оборвал рассказ о любви к женщине, так и не получившей имени. Оборвал, прежде чем повествование себя исчерпало. Для нее не найдется места в финале, где нежданно возникает Юрий Домбровский на утренней декабрьской Сретенке. Возникает, заслоняя все остальное.
“Прошло больше двадцати лет после его смерти, а я бесконечно с ним разговариваю, он мне не просто нужен, он всегда со мной”.
Это не отказ от любви к женщине, но невольный печальный итог тяжко сложившейся судьбы, когда на финишной прямой “открытие музея” сделалось едва ли не главной внутренней потребностью. Беспощадная реальность оттеснила романтику.
Нет литературы без любви, любовных мотивов. Но любовь далеко не всегда побеждает. Прошлое не всегда благоприятствует ей, помогает ее сберечь.
Умозаключение такое не декларируется. Но оно едва ли не очевидно. “Открывая музей”, можно невзначай либо намеренно совершить и другие открытия.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"