Мой самый первый в жизни друг
Из воспоминаний о калужском детстве
Валентина Дмитриевича Берестова Вадим Прохоркин
Вадим Иванович Прохоркин – друг детства
поэта В.Д.Берестова. Живет на Украине, в городе
Житомире. Воспоминания предоставлены нам
Литературным центром В.Д.Берестова. Центр был
создан при Российской государственной детской
библиотеке, в декабре этого года его сотрудники
собираются провести Первые международные
берестовские чтения.
Мне повезло, что Берестовы переехали в
Калугу, что поселились на нашей улице. Не случись
этого – не было бы у меня такого друга. О
переезде, о событии, которое врезалось в детскую
память, у Вали есть несколько стихотворений. Вот
одно из них:
Мы переезжали в город.
Он уже мигал сквозь тьму.
Слева были сосны бора,
Справа речка, вся в дыму.
Такое можно увидеть и сейчас с большака,
ведущего из Тихоновой Пустыни в Калугу. Теперь
это дорога в город со станции Калуга-2.
А как же мы подружились?
Я нашу первую встречу не помню. Хотя появление
нового мальчишки, да еще в очках, казалось бы, не
могло остаться незамеченным.
“Трудно уловить момент, когда знакомство
становится дружбой. Часто нас сближают такие
мелочи, что потом их не вспомнишь”, – написал
Валя в рассказе “Фата-Моргана” по другому
поводу. Это наблюдение подходит и для нас с ним.
Теперь не вспомнить всех тех “мелочей”.
Сблизило же нас одно приключение, после которого
мы и стали “не разлей вода”.
Случилось это в конце лета 1938 года, когда нам
исполнилось по десять лет.
Валин отец, Дмитрий Матвеевич, был заядлым
рыболовом. Собираясь на очередную рыбалку на
речку Яченку, Дмитрий Матвеевич пообещал взять
нас с собою, но его задержали какие-то дела, и мы с
Валей ушли на место рыбалки одни. Но ждать отца у
речки терпения не хватило. И мы пошли в бор
поискать ягод. Так, “от малинничка да к
малинничку”, незаметно для себя, мы дошли до того
“большака булыжного”. Там, на большаке, у Вали и
возникла вдруг идея дойти до Тихоновой Пустыни,
где Валя хотел показать мне дом, в котором они
раньше жили. Сказано – сделано. А путь был не
ближний – 18 километров. О последствиях своего
поступка мы, конечно, не подумали. Упорно шли
вперед. Валя был обут в сандалии, я же босиком, и
шагали по обочине, шлепая по мягкой теплой пыли.
Прошли деревню Аненки, затем Мстихино. Встречных
почти не было, но из тех, кто встречался, никто не
поинтересовался у нас: а куда вы, добры молодцы,
путь держите? А не лучше ли повернуть вам назад, в
город, где вас уже давно ищут родители? Случись
такое, мы, возможно, отказались бы от своего
намерения.
Долго ли, коротко – вот и Тихонова Пустынь. На
входе в поселок мы остановились у мостика через
ручей, чтобы напиться и передохнуть. Ручей впадал
в пруд, за которым были видны строения
Свято-Тихонова монастыря и его величественный
собор. Большой колокол собора был чем-то
знаменит, возможно, своим весом, и в тихую погоду
звон этого колокола был слышен даже в Калуге.
Напившись воды из ручья, присели отдохнуть и
только тогда стали осознавать всю нелепость,
весь ужас нашей выходки. День уже давно перевалил
за половину. Сколько же часов прошло с тех пор,
как мы ушли из дома? Нас давно хватились и ждут!
Быстрее назад, домой! Не отдохнув толком, мы
повернули в обратный путь. Стыд и раскаяние гнали
нас вперед, но в натруженных долгой ходьбой ногах
уже не было сил; не знаю, как бы мы добрались до
города, если бы по дороге нас не нагнал мужик на
телеге, запряженной каурой лошадкой. Он и довез
нас до города.
Этот добрый человек расспросил, кто мы такие и
куда идем, а выслушав наш сбивчивый рассказ,
удивленно похмыкал и надолго замолчал, изредка
понукая медленно идущую лошадку. Молчали и мы,
устроившись поудобнее на охапке сена. От
усталости нас клонило в сон. Но вдруг мы услышали,
что наш возница что-то напевает. Валя очнулся от
дремоты и придвинулся к вознице, прислушиваясь.
“Это былины”, – шепнул он мне. Так, под пение
былин, мы и доехали до города. Был уже поздний
вечер. Помнится, что возница довез нас до улицы
Кирова, оттуда до дома всего три квартала. Мы шли
с чувством раскаяния и ожидания крупного
скандала, по крайней мере малоприятного
разговора с родителями, и были в готовности
понести любое наказание.
От радости, что мы нашлись, что живы и здоровы,
дома нас даже не ругали, но без наказания не
обошлось: отец объявил мне домашний арест. А как
был наказан Валя, и был ли он вообще наказан, я уже
не помню. Только помню один разговор,
состоявшийся между нашими мамами. Они обсуждали
наш поступок, и Зинаида Федоровна сказала, что
когда Валю спросили, где мы пропадали весь день,
Валя проговорил: “Он пел былины”. Валя не слышал
вопроса, он все еще находился под впечатлением
былин, которые напевал возница. Вот почему
стихотворение написано в таком необычном стиле.
Вскоре о приключении двух друзей знала вся улица.
На нас показывали пальцем, приставали с
расспросами, нам явно завидовали: еще бы,
совершить такое путешествие!
После этого приключения мы с Валей окончательно
стали друзьями.
Наш двор был шумен и весел, а ребячья компания,
“Вадимова ватага”, как назовет ее Валя в
стихотворении “Кесарь”, – озорной, легкой на
подъем, способной на всякие выдумки и проказы. И,
конечно, Вале, который сам был большой фантазер и
выдумщик, все в нашем дворе было интересно.
Как хорошо, что во дворе нашего детства до сих пор
стоит могучий дуб, свидетель наших игр и забав, а
вот дом Берестовых, увы, не сохранился.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|