В чем сегодня опасность единого экзамена?

Одним из главных критериев эффективности, грамотности и профессионализма любого управленческого решения является проработанность его педагогической составляющей. К сожалению, в нынешнем варианте ЕГЭ эта составляющая отсутствует

Первый этап эксперимента по единому государственному экзамену завершен (см. № 49 “ПС”). Если оставить за скобками множество вопросов о том, что же именно и как проверялось, то нельзя отрицать, что дело сделано. И мы с большим уважением относимся ко всем, кто приложил немалые усилия, чтобы в условиях жесточайшего цейтнота провести ЕГЭ в этом году.

1. Кто бы спорил?
Основная цель введения ЕГЭ – демократизация системы образования. В частности – обеспечение для всех выпускников страны равных условий при поступлении в вузы. Оспаривать это – все равно что спорить с тем, что хорошо бы сделать хорошо. Весь смысл в том, чтобы это хорошо сделать действительно хорошо.

2. Успешный эксперимент
Получен ответ на главный вопрос первого этапа эксперимента: возможен ли единый (как по форме проведения, так и по методам оценивания) экзамен на всем пространстве нашей страны? Возможно ли по признаку успешности постижения того или иного учебного предмета проранжировать по единой шкале всех выпускников?
Хотя, быть может, кого-то масштабы первого этапа эксперимента и не впечатлят, но уже по первым результатам можно сделать вывод: страна к единому государственному экзамену готова. Хорошо сработали службы участвовавших в эксперименте регионов: обеспечили подготовку к эксперименту в школах, собрали-свезли выпускников в базовые школы, обеспечили секретность контрольно-измерительных материалов и быструю передачу в центр экзаменационных данных для централизованной обработки. Вполне адекватно задаче проявили себя и выпускники (сумели не только выполнить тесты, но и заполнить анкеты, с чем нередко не справляются и очень многие взрослые). Выполнили свои обязательства сотрудники Центра тестирования при Министерстве образования, которым в невероятно короткий срок (с марта по май) предстояло разработать контрольно-измерительные материалы по восьми предметам, напечатать и разослать несколько вариантов брошюр с вопросами, бланки ответов, подготовить системы сканирования бланков и передачи данных в центр, обработать данные, подготовить справки для каждого выпускника, принявшего участие в эксперименте, и передать эти справки-сертификаты на места для их засчитывания как в школьном аттестате, так и при поступлении в те вузы, которые дали согласие на участие в эксперименте.
Перечисление всех этих организационно непростых этапов ЕГЭ только подчеркивает: существующая организационная среда (управленческие горизонтали и вертикали) российского образования вне всякого сомнения позволяет реализовать предложенную разработчиками ЕГЭ форму итоговой аттестации для всей страны. Некоторые в этом и не сомневались. Но очень важно было попробовать, важно было понять, что, несмотря на тяжелые годы перестройки, в российском образовании сохранились условия для реализации сложных масштабных организационных проектов. И получилось. Почти все задуманное состоялось. Очевидно, что поголовное тестирование выпускников средних школ в нашей стране возможно, хотя раз за разом не перестаешь удивляться нашим мобилизационным возможностям.
Теперь, после подтверждения принципиальной возможности ЕГЭ, кажется, осталось только оттачивать технологию такого экзамена, параллельно расширяя масштабы его проведения. Если продолжать такими же темпами, то в намеченные три года мы, конечно, уложимся, и в 2004 году ЕГЭ утвердится на всем образовательном пространстве страны.

3. Что же смущает?

То, что сегодня происходит с ЕГЭ, напоминает знаменитые фокусы иллюзиониста Дэвида Копперфильда. Его полеты над сценой – беспроигрышный вариант: он никогда не упадет, потому что не летает. Точно так же и успешность проведенного эксперимента по ЕГЭ не должна вводить нас в заблуждение.
Попробуем объяснить, что имеется в виду.
Введение единого государственного экзамена означает не что иное, как тестирование всей страны. Само по себе это не хорошо и не плохо. Это неизбежно. Потому что нет иной формализованной, отчужденной от экзаменаторов оценки уровня знаний, кроме тестов. Вне тестовых технологий осуществить идею ЕГЭ невозможно. Единственное, что возможно и даже необходимо, – использовать и совершенствовать различные тестовые технологии. Это доказывает и опыт других стран, имеющих немалый опыт проведения национального экзамена.
Но вместе с тем этот же самый опыт показывает, что образование страны, применяющей тестовые технологии для итоговой аттестации, с неизбежностью становится заложником тестовых технологий. Не отменяя самой идеи тестирования (трудно найти более экономичную альтернативу), в этих странах предпринимают значительные усилия по нивелированию негативных последствий тестирования.
Попытка отложить обсуждение этой проблемы на потом и есть важная составляющая технологии фокуса, подмены. Всем сомневающимся в полетах Копперфильда показывают Копперфильда.

4. Системная конфликтность ЕГЭ

Отрицательные стороны любого явления уменьшаются в ситуации сотрудничества и гипертрофируются в ситуации конфронтации. Так происходит даже с неочевидной конфликтностью типа учитель – ученик, врач – пациент и т.п. Первая педагогическая заповедь – создать ситуацию сотрудничества. Тогда успешность обучения почти гарантирована. То же правильно и для врача. Что уж говорить о ситуациях с явной изначальной конфронтацией? А ведь именно на таком фоне столкновения интересов и вводится сегодня ЕГЭ.
Тремя основными участниками ЕГЭ являются ученики, школы и вузы. Государству в лице Министерства образования и управленцев требуется создать ситуацию сотрудничества между ними. Для этого нужно проанализировать и понять, в чем заключается конфликтная природа ЕГЭ для каждого из участников.
По какому-то странному недоразумению ЕГЭ сразу объявили средством борьбы с коррупцией в вузах. Очевидно, что это совсем не самая главная сторона ЕГЭ, если вообще не второстепенная. Критики справедливо утверждают: если говорить только о коррупции, то ЕГЭ от нее не спасет, потому что в системе тестирования есть еще более явные лазейки для подтасовок, а значит, и для коррупции, чем в традиционной системе выпускных и вступительных экзаменов. И никакая ФСБ не спасет, не говоря уже о том, что необходимость привлечения силовых структур для борьбы с нечестностью в школе – очевидный факт управленческой несостоятельности. О каком сотрудничестве, о какой школьной педагогике в таких условиях может идти речь? На месте управленцев я бы даже не упоминал о такой функции ЕГЭ. Хотя тут и там приходится слышать, как ею бравируют.
Но если и не обращать внимания на уже сложившийся полемический образ ЕГЭ, все равно приходится признать: в современной концепции ЕГЭ заложена многоуровневая системная конфронтационность. Интересы ученика, школы и вуза в сегодняшней концепции ЕГЭ разнятся.
Пока ни о каких внятных попытках эту конфронтационность снять не слышно. Наоборот, это столкновение интересов пытаются разрешить., по сути, силовыми методами. Явно или неявно нам дают понять, что с помощью ЕГЭ государство получает средство наведения порядка в системе образования: все поделятся на плохих учеников и хороших, на плохие школы и хорошие, на плохие вузы и хорошие, на регионы со слабой системой образования и регионы с эффективной системой образования, а потом останется только принимать грамотные управленческие решения. И действительно, в руках же будет объективная информация, полученная с помощью объективных методик. Разве плохо управленцу знать реальную ситуацию, прежде чем принимать решения?!
Но в том-то и дело, что в ситуации конфликта интересов реальную ситуацию не сможет узнать никто. И если ученика, школу, вуз еще можно держать под контролем, то регион откажется быть в плохих и найдет способ выдать на-гора такую «объективную» информацию, что мало не покажется.
Однако и это не проблема. Проблема в том, что основными заложниками снова окажутся дети, которых попросят либо списать, либо оставить бланки не заполненными, либо что-нибудь еще придумают.
Впрочем, если с такими проблемами можно справиться силовыми методами, хотя бы гипотетически, то со стандартными проблемами, связанными с тестовыми технологиями, разобраться в условиях конфликта интересов в принципе невозможно.

5. Интересы учеников

Главная декларируемая положительная сторона единого госэкзамена связывается с изменением для школьников условий перехода от среднего образования к высшему. И действительно, при наличии единого экзамена по замыслу реформаторов за один раз сдаются экзамены и выпускные, и вступительные, причем вступительные – в любой вуз страны. Снимается стресс выпускного года, появляется защита от пристрастных учителей в школах, от произвола приемных комиссий в вузах и многое другое.
Логично?
Нет.
Стрессовость ситуации связана не столько с самой ситуацией, сколько со степенью ее влияния на последующую судьбу человека. Если я знаю, что полученная мной за решение задачи оценка не окончательна и поправима, то уровень стресса намного ниже, чем если бы от решения той же задачи зависело мое поступление в вуз и как следствие попадание или непопадание на службу в армию, например. В этом смысле для снижения стрессовости последнего года обучения в школе нужно не сводить все возможности человека определить свою дальнейшую судьбу к одной-единственной попытке (вот когда отрицательные стороны тестовых технологий становятся предельно высокими), а как раз наоборот – создать еще большее количество попыток (причем они могут быть технологически различными), чем есть сейчас.
Ведь вообще говоря странно, что в школе мы учимся десять (одиннадцать, а то и двенадцать) лет, а свою послешкольную судьбу определяем одним успешным или неуспешным выступлением на экзамене. И ведь действительно определяем судьбу. По сути, в арсенале наших детей-выпускников нет технологии постепенного врастания в послешкольную жизнь.
Именно в логике такого врастания стали бурно развиваться по всей стране профильные старшие классы, обучение в которых практически гарантирует поступление в вуз, сотрудничающий со школой. Или повсеместно использовались (до запрещения два года назад) предварительные экзамены, которые давали возможность проверить себя и даже поступить в вуз за несколько месяцев до горячей поры летних вступительных экзаменов. Чем больше попыток есть у абитуриента, тем ниже опасность психологических травм при переходе в новую жизнь.
Поэтому единый экзамен должен проводиться три-четыре раза в год, а результаты тестирования должны присылаться в запечатанном конверте только самому ученику, чтобы он и только он решал, воспользоваться ему полученным результатом, предъявить его в школе и вузах или попытать счастья еще и еще раз, чтобы либо убедиться самому в своей неподготовленности, либо повысить свой результат. Выпускник, ученик должен сам решать, что ему делать. Тогда он участник ситуации, он не приговорен каким-то тестовым баллом раз и навсегда.
Не стоит также забывать, что не все выпускники собираются поступать в вузы. А ведь вся идея ЕГЭ (в частности даже необходимость привлечения ФСБ) продиктована недоверием со стороны вузов. И вузы можно понять. Но тогда пусть требования вузов выполняют только те, кто хочет в них поступать. А для остальных должны быть оставлены возможности получить аттестат (который раньше и называли аттестатом зрелости), используя иные формы итоговой аттестации. Например, широко развивающаяся сейчас так называемая проектная форма аттестации, когда ученик выполняет большой, трудный, многомесячный проект. Если он способен делать такую работу, то разве можно однозначно заменить такую возможность тестами? Нужно искать управленческую возможность сочетания разных форм аттестации, чтобы ученик мог проявить себя, совершая много мелких (в смысле исправимых) шагов, а не ставил свою судьбу на кон пусть самого объективного и независимого, но все-таки одного-единственного действия – выполнения теста. В этом-то и есть настоящее освобождение и самоопределение – та самая кооперативная позиция, которая делает все формы аттестации, включая и тестовую, более действенными.

6. Интересы школы

Школа с введением единого экзамена несомненно окажется в тяжелом положении – превратится в самую настоящую падчерицу. Все ее контролируют, всем она должна, а сама никакого участия в аттестации не принимает. Старшеклассники же достаточно прагматичны, чтобы разбираться, кто им дает окончательную (самую важную!) бумажку, а кто никакого отношения к ней не имеет. В результате полного сведения на нет ценности школьного аттестата учителя обретут в своих классах совершенно равнодушных учеников, которые либо будут просить натаскивать их на тесты, либо вообще перестанут ходить в класс.
Единственный способ соблюсти интересы школы – это, наоборот, как можно больше повысить ценность школьных аттестатов. Как это сделать, вопрос другой. Но иного способа не потерять школу нет.

7. Интересы вуза

Вузы сейчас сопротивляются введению ЕГЭ больше других участников эксперимента. По многим причинам. Во-первых, они сильнее и независимее и в отличие от школы и учеников объединены в союз и умеют защищаться. А во-вторых, у них есть все основания для участия в игре под названием «конфликт интересов». И действительно, порассуждаем за них: пришлют нам каким-то образом отобранных студентов, а потом еще потребуют научить. Каждый преподаватель вуза расскажет десятки историй, какими замечательными учеными оказывались те, кто поступил с трудом, кого опытные профессора на глаз распознали как талантливых в ходе устных экзаменов. Неизвестно, сколько в этих историях правды, но понятно, что если пытаться сломить сопротивление вузов силой, то министерство наверняка получит невеселую картину отторжения присланных по ЕГЭ студентов, обвинения в падении общего образовательного уровня, в невозможности учить отобранных по плохим тестам плохих студентов. Единственный способ разрешить этот конфликт – сохранить вузы в качестве участника отбора абитуриентов. Пусть не в полной мере, как сейчас, но вузы должны остаться субъектами отбора своих студентов, чтобы потом они не оказались для вуза полностью чужими.

8. Бойтесь единственно только того…

Мы не утверждаем, что точно знаем, как надо. Но, основываясь на значительном опыте, накопленном за последние годы, мы знаем две вещи:
– так, как сейчас проводится единый экзамен, – проводить его точно не надо;
– есть несколько идей, скорее правильных, чем неправильных. К счастью, в деле развития концепции ЕГЭ за последние годы уже сделан большой задел, который позволяет достичь успеха, не прибегая к копперфильдовским фокусам.

Вот один из возможных сценариев совмещения интересов участников ЕГЭ.
Единый экзамен не должен быть монополизирован никем, в том числе и Министерством образования. На деле это означает, что вместо очень затратной и противоречивой процедуры создания и введения ЕГЭ нужно разработать перечень критериев аттестационной процедуры, которые обеспечили бы равные права на поступление в вузы всем выпускникам страны.
Понятно, что в этих критериях должна быть заложена возможность сдавать вступительные экзамены в любой вуз страны, оставаясь рядом с домом или невдалеке от него.
Для выполнения этого требования у вуза теоретически есть несколько возможностей:
– организовать выездные комиссии во всех регионах (вполне возможно, что очень богатый вуз окажется на это способным);
– создать собственную систему тестирования с региональными представительствами по всей стране (задача, наверное, посильная для крупных вузов);
– и, наконец, воспользоваться услугами одной из компаний, которая предоставляет такую услугу, то есть разработала тесты и имеет региональные представительства.
При таком подходе у вуза все-таки сохраняется возможность выбирать. А компании, предоставляющие такие услуги, будут вынуждены доказывать, что их процедуры чистые, что дети действительно сильные, а не купившие справки, и так далее. Монополия на подобную аттестацию – самое страшное, что может придумать и создать сегодня министерство. В деле обеспечения честности тестирования конкуренция тестирующих компаний намного сильнее ФСБ.
С точки зрения любых разумных критериев у вуза сохраняется возможность выбрать еще один вариант: объявить (но тогда уже для всех абитуриентов страны) конкурс аттестатов. То есть принимать непосредственно по отметкам в аттестате. Такая возможность особенно нужна творческим вузам, которые, по существу, принимают по результатам творческого конкурса. Зачем нужно тестироваться выпускникам, которые идут в такие вузы?
А возможность поступить по аттестату – это и есть участие школы. Школы должны продолжать выдавать аттестаты, причем сами могут выбирать формы итоговой аттестации. Лишь с одним важным ограничением. У учеников должна быть защита от пристрастных учителей в виде возможности по собственному желанию протестироваться в одной из лицензированных тестирующих компаний. И если оценка окажется выше той, которую хотят поставить в школе, то ученик предоставит документ о сдаче теста и в аттестат поставят именно эту высокую оценку. Если же по тестированию оценка окажется ниже, то ученик никому и не сообщит о ней. Для аттестата это будет не нужно.
Вот и все.
То есть жизнь выпускника будет выглядеть следующим образом:
– решив, куда хочет поступать, он узнает требования вуза, которые в большинстве случаев будут включать наличие результатов тестирования по одному из двух-трех лицензированных всероссийских тестов;
– подает заявку в тестирующую фирму и получает возможность протестироваться два-три раза за год, пока не убедится, что оценка его устраивает или что получить оценку выше он не может. Понятно, что вузы по всей стране самоопределятся и включат в свои приемные условия один, два или даже любой из трех существующих тестов (единых общенациональных экзаменов – теперь уже негосударственных), поэтому даже со средними показателями по тестам ученик сможет выбрать институт под стать своим результатам. При этом он получит и школьный аттестат. Как, впрочем, и те, кто вообще тестов сдавать не будет и ограничит таким образом свои возможности выбора вузов только теми, которые заявили, что им достаточно конкурса аттестатов (либо местные вузы, либо творческие, спортивные и т.п.).
Важный момент описанного выше сценария в том, что единый национальный экзамен сдают только желающие, которые пользуются результатами тестирования на свое усмотрение. Никакого сплошного тестирования с навешиванием ярлыков. Это принципиальное условие наряду с другими существенно снижает негативное влияние тестовой процедуры на учеников.
В описанном сценарии существенные “потери” в борьбе за свои интересы возникнут только у государства, то есть у чиновников министерства. Они не смогут получить информацию сплошного тестирования. Не смогут определить место всех и каждого, поделить школы на эффективные и неэффективные. Но это кажущиеся потери. Об истинной ценности такой информации мы уже говорили. В этом смысле гораздо более информативным окажется исследовательское тестирование, не затрагивающее интересов школьников, хоть сплошное, хоть выборочное (на сколько хватит у государства средств).
И вообще роль министерства – управлять, а не исполнять. Тогда будут соблюдены интересы и учеников, и школ, и вузов, и самого государства.

9. Государственная задача

Каждую конкретную задачу частный бизнес решает заведомо эффективнее государства. Это касается и задачи отбора, которая составляет сердцевину идеологии ЕГЭ. А вот действительно государственную задачу – дать возможность развиваться всем без отбора – может решить только и исключительно государство. И в этом смысле примечателен опыт, который мы переживали в том или ином виде всякий раз, когда государство отказывалось от этой своей задачи. Вот, например.
Было время, когда спорт в нашей стране был по-настоящему массовым. Но где-то в 70-е годы была поставлена задача добиться от спорта большей результативности. Было принято решение тратить больше денег на спортсменов с достижениями. И сразу, как по волшебству, несмотря на все усилия энтузиастов, массовый спорт стал превращаться в элитный. Все было по-прежнему. Прибавилась лишь одна составляющая: условием существования (материальной поддержки) спортивных клубов стали спортивные результаты. Казалось бы, как еще по-другому? Что еще может быть критерием успешности тренерской работы в спорте, как не результат? Но при такой постановке вопроса за какие-нибудь десять лет массовый спорт существовать перестал. Это произошло на глазах у нашего поколения и еще до всяких перестроек.
Именно государство должно понимать, что для здоровья нации важнее участие, чем достижения. Как только об этом забывают, как только во главу угла ставят результат, исчезает не только здоровье масс, но и тот самый резерв для олимпийцев, ради которого все и затевалось.
Мечтающим о ЕГЭ, о ГИФО, о примерном наказании отстающих учеников нужно помнить, что образование по определению не может строиться на результативности. И в этом смысле случайно вытянутый слабым учеником единственный билет, который он знал, – не обман, не досадная оплошность процедуры итоговой аттестации, а шанс для еще одного человека прыгнуть выше своей головы. Кстати, это – шанс и для страны.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"