Вся тьма вещей
М.Москвина. “Мусорная корзина для
алмазной сутры”
В чудеса верят слабо. Тем более что им
уподобляют события и явления, которые становятся
обыденными, хотя еще вчера казались
невероятными. Полеты в космос, скажем, или
Интернет.
С простыми истинами все тоже обстоит не ахти как
просто, хотя литература не устает о них так или
иначе напоминать.
В романе Марины Москвиной “Мусорная корзина для
алмазной сутры” отстаиваются обыденные вроде бы
истины и вместе с тем рассказывается о
всевозможных чудесах. Чудеса эти, связанные с
Буддой, на первый взгляд таинственны,
непостижимы. Патетическое начало повествования
сулит головоломки. Даже там, где вроде бы все
ясно.
“Люди мира! Услышьте меня! Ваша собственная
природа содержит в себе и солнце, и луну, все
звезды и планеты, великую землю, горы и реки,
травы и деревья, плохих и хороших людей, плохие
вещи и хорошие. Вся тьма вещей – вот где истинная
природа человека…”
Прежде чем кончится начальная страница,
рассказчица сообщает, что с годами незаметно
превратилась в короткоухую таксу. Знакомые
перестали ее узнавать, муж уехал в Париж и
позабыл…
В финале же романа одна из героинь, выпив,
распевает “Алаверды, Господь с тобою”, все
подхватывают, и ореол таинственности заметно
тускнеет.
Старики, герои “Мусорной корзины для алмазной
сутры”, уходят из жизни. Писательница “от всего
своего собачьего сердца” благодарит за помощь
мастера дзен Сергея Сидорова, а также двух видных
буддистов, чьи звания нам, не посвященным в
таинства, ничего не говорят.
Обращение к Будде, равно как не совсем обычная
манера написания, не должны, видимо, удивлять:
буддизм – одна из трех главных мировых религий –
ныне пользуется успехом, продвигается на Запад, а
усложненность формы изложения обычна для
современной прозы. Если начало романа вызовет
предубеждение, не надо ему поддаваться. Речь идет
о делах и судьбах вполне земных. О простых
истинах, не просто постигаемых и усваиваемых.
У женщины, обратившейся в таксу, человеческая
родословная. Представители ее наделены
человеческими достоинствами и слабостями.
Только свои качества проявляют не совсем обычно,
порой в смещенных словно бы обстоятельствах. Так
ли уж своеобразен прапрадед Семен Кириллович
Посиделкин – бессребреник и силач, прогулявший
за ночь подаренную ему мельницу? Вот только его
слова, обращенные к односельчанам, звучат не
совсем ординарно: не надо, дескать, быть
привязанным к вещам, следует обрести сознание,
которое нигде не пребывает. То есть свободно от
предвзятости и житейского идиотизма.
Примеров такого идиотизма достаточно. Рассказу о
прапрадеде предшествует современный эпизод: в
воинской части разводили свиней, перед
проверочным облетом черные пятна на них
закрасили белой краской; генерал с вертолета
принял свиней за жирных гусей…
Дед Степан, вернувшись из царской ссылки, на
митинге призвал толпу… отдохнуть. Столь
необычный призыв даровал людям просветление.
Это, конечно, чудо. Но и покрашенные свиньи –
чудо. Разные бывают чудеса. Зависят они и от самих
людей, их приверженности простым истинам.
Степан Степанович Гудков прошел огонь, воду и
медные трубы. Даже побывал на посту секретаря
райкома партии. Сталин, прослышав о необычных
речах этого партийного деятеля, приказал
по-тихому его расстрелять. Но за день до прибытия
черного “воронка” Степана посадили за взятки.
Чудом спаслась и тетка Анна. От нее требовали
отречься от мужа – “врага народа”. Она металась,
не ведая, как поступить. Тем временем одного за
другим арестовали трех прокуроров. У окна Анны
расцвела яблоня. А это добрый знак.
Сказка? Быть может. Судьба Светы Бронштейн, якобы
родственницы Троцкого (его настоящая фамилия
тоже Бронштейн), еще более невероятна и в духе
“Алмазной сутры” – индийского трактата о Будде
– завершается легендой о Шиве и Дэви.
Можно, конечно, прибегнув к легенде, рассказать,
как богатый индус приехал выкупить тело Светы
(она же богиня Дэви) у скаредного Светиного мужа.
Можно найти и более жизненные истолкования
судьбы мнимой родственницы Троцкого.
Однако перед нами повествование о чудесах
обыденной и вместе с тем запредельной жизни. В
данном случае буддизм – связующая нить между
двумя этими полюсами. Дань поветрию? Не без того.
Но дань эта платится с долей иронии,
пронизывающей роман от эпизода вначале (белые
свиньи приняты за жирных гусей) до застольного
пения в конце.
“Россыпь историй про моих стариков” – это еще и
попытка постичь опыт поколений.
Ирония ему не противопоказана. Не
противопоказана она ни чудесам, ни простым
истинам.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|