Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №39/2001

Вторая тетрадь. Школьное дело

Андрей КЛЕМЕШЕВ:
«Мы – часть России в центре Европы»

В последнее время все чаще приходится слышать разговоры о регионализации высшего образования. Практически во всех вузах снижается процент «иногородних» студентов, а сами вузы все теснее входят в образовательную систему «своей» территории, придавая все большее значение выполнению регионального заказа – как в плане подготовки специалистов, так и в сфере научных исследований. Наиболее яркий пример этой тенденции – Калининградская область: сам статус российского эксклава, отделенного от «метрополии» границами двух государств, тому способствует. Именно поэтому мы решили обсудить тему регионализации высшей школы с ректором Калининградского государственного университета Андреем Клемешевым. Однако начался наш разговор с вопроса «на злобу дня»…

– Андрей Павлович, что же все-таки теперь будет с Калининградской областью? Каковы настроения жителей региона в связи с расширением Евросоюза?
– Как в местных идеологических дискуссиях, касающихся перспектив Калининградской области, так и в массовом сознании калининградцев наиболее часто присутствуют два основных сценария. Первый из них является частью новейшей социальной идеологии региона. Речь идет о возможности автономного процесса экономической интеграции Калининградской области и Евросоюза, о различных его формах: о создании зоны свободной торговли, таможенного союза, общего рынка, распространении на область действия специфических экономических программ ЕС. Но такого рода модель не может быть реализована без изменения нынешнего политико-правового статуса Калининградской области, что в обозримом будущем представляется маловероятным и экспертам самого Евросоюза. Об этом было четко сказано в послании Комиссии ЕС «Евросоюз и Калининградская область».
Более реалистическим выглядит второй сценарий, в основе которого лежит тезис о превращении Калининградской области в «пилотный» регион сотрудничества между Россией и Евросоюзом. Важным этапом этого процесса должны стать особые договоренности России с государствами – кандидатами в члены Евросоюза (Литвой, Польшей) о временных рамках и порядке введения тех мер, которые затрагивают интересы жителей Калининградской области, например, визового режима. Конечно, важнейшим условием в этом сценарии является наличие ясной и твердой позиции федерального Центра, касающейся общей стратегии социально-экономического развития нашего региона.
– А возможность «закрытия» региона и превращения его в российский вариант Западного Берлина, этакую осажденную крепость, вы не рассматриваете?
– Я не думаю, что данная возможность из абстрактной превратится в реальную. Здесь важно уловить нюансы: главная проблема не столько в том, что Калининградская область становится анклавом по отношению к расширяющемуся Евросоюзу, сколько в том, что она стала эксклавной территорией России.
– А местное сообщество готово к такому восприятию? Вообще можно говорить о специфических особенностях калининградского социума?
– Считаю, что можно и нужно. Эти особенности определяются действием прежде всего двух факторов. Во-первых, истории становления Калининградской области как региона Союза ССР, а затем и новой России. Во-вторых, с изменением ее геополитического положения.
Полагаю, что здесь появляется специфическая территориальная общность. При этом нельзя не обратить внимание на процесс формирования и структуру населения области, которая на 21% состоит из переселенцев «первой волны», первых десятилетий становления нового региона в составе Союза ССР. Вторая группа – переселенцы 70–80-х годов. Их доля составляет около 10%. Третья группа – уроженцы Калининградской области (около 44% калининградцев). Наконец, переселенцы 90-х составляют более 24% населения. В любом случае для калининградцев характерны следующие черты: толерантность в национальном вопросе и открытость, готовность к восприятию иных ценностей, образцов других культур. Даже в советский период «рыбацкий край» отличался активным восприятием образцов западной потребительской культуры. Влияние на формирование стереотипов регионального общественного сознания оказывали и оказывают контакты с Литвой и Польшей. «Эксклавность» уже воздействует на калининградскую молодежь: свыше 60% молодых людей никогда не были в «большой» России, но при этом многие из них успели побывать в Польше, Германии и других странах.
– Вы полагаете, область готова “оторваться” от России?
– Угрозы политического сепаратизма я не вижу. Вопрос в другом: нам не хватает национальной почвы – здесь же все приезжие! Одна проблема наименований чего стоит: ведь все названия наших городов, поселков и деревень взяты с потолка, за ними не стоит никакой традиции. А тень Кенигсберга присутствует лишь как нечто виртуальное, некий миф – здесь же практически не осталось носителей немецкого языка и немецкой культуры, даже материальных памятников сохранилось сравнительно немного. Интеллигенции в полном смысле этого слова в регионе, на мой взгляд, нет вообще – есть лишь люди с высшим образованием. А поэтому у нас и рефлексия ослаблена, и уровень самосознания иной…
– Но это уже, очевидно, ваша задача?..
– Совершенно верно. Одна из ключевых задач, стоящих сейчас и перед Калининградским университетом, и перед местным педагогическим сообществом в целом, – определение регионального компонента образования. Здесь мы исходим из того, что образование должно стать открытой системой – не формально, а в содержательном плане: оно должно строиться с учетом изменения условий внешней среды.
– Конкретизируйте, пожалуйста…
– В первую очередь для нас сейчас важен русский язык. Ведь язык – это важнейший механизм наследования культуры, механизм самосознания и самоидентификации. Поэтому русский язык должен быть ключевым компонентом региональной составляющей образования. Мы сейчас ввели изучение русского языка на первом курсе университета.
Нельзя забывать и о нашей ответственности перед соотечественниками в Прибалтийских республиках, прежде всего в Литве. Многие из них хотели бы учиться у нас, повышать здесь свою квалификацию (особенно это касается учителей русскоязычных школ). Поднимается русская диаспора в Германии, они тоже заинтересованы в контактах с нами: сейчас мы рассматриваем вопрос об открытии представительства в Берлине. Оживляется интерес к русскому языку как иностранному – поскольку восстанавливаются экономические связи Польши и Литвы с Россией. Поэтому сейчас мы реорганизовали наш филфак в два факультета: славянской филологии и журналистики и романо-германской филологии. Идет речь о создании на базе КГУ Центра поддержки русского языка – идея появилась во время визита супруги президента Людмилы Путиной.
Вторая составляющая регионального компонента – иностранные языки. Сегодня без знания иностранного жить в области достаточно сложно. Мы реализуем ряд международных программ по изучению английского, французского, немецкого, шведского языков.
Третий момент – это компьютерная грамотность. Ведь для нас в силу эксклавности особенно значимо развитие системы телекоммуникаций – как с Россией, так и с Западной Европой. В университете создан Интернет-центр, мы возлагаем на него большие надежды с точки зрения развития всего региона, а не только образовательного процесса в вузе. На базе Центра новых информационных технологий уже подготовлена обучающая программа по астрономии для школьников, готовится к выпуску не имеющий аналогов атлас Калининградской области…Наконец, особенностью нашего региона является нестабильность экологической ситуации: здесь слишком ограничены масштабы возможного антропогенного воздействия на окружающую среду – слишком хрупок экологический баланс. Взять один лишь уникальный природный заповедник – Куршскую косу: какие усилия нужно ежегодно прикладывать, чтобы сдержать наступление песка на узенькую полоску суши! Поэтому экологическая составляющая непременно должна присутствовать в региональном компоненте образования…
Если же говорить о перспективах региональной образовательной политики в целом, то, на мой взгляд, здесь в первую очередь нужно проводить линию на интеграцию российского и европейского образовательного пространства. Именно поэтому в нашем университете, единственном в России, на двух факультетах – экономическом и юридическом – действует образовательная программа «Еврофакультет», призванная прежде всего обеспечить объединение достижений зарубежной и отечественной высшей школы.
– Очевидно, основная форма влияния университета на региональную образовательную политику – это подготовка учителей, благо университет был создан на основе пединститута. Вы планируете какие-то изменения в этой сфере?
– Не только планируем, но уже активно осуществляем. Здесь есть две проблемы, которые необходимо решить. Во-первых, выпускники классического университета слабо подготовлены к работе в школе в педагогическом и методическом отношении. Во-вторых, лишь очень небольшой процент наших выпускников выбирают профессию учителя.
Выход из создавшегося положения мы видим в том, чтобы приблизить подготовку учителей к месту проживания наших студентов. Недавно мы открыли первый филиал КГУ на базе Черняховского педагогического колледжа и там собираемся развернуть подготовку бакалавров филологического, естественно-научного, гуманитарного образования и бакалавров педагогики по 4-летним программам. Идея проста: выпускники сельских школ смогут получить высшее образование, не отрываясь от дома, а потом вернуться в свои школы учителями. Каждый год мы будем совместно с областным управлением образования просчитывать региональный заказ на подготовку учителей.
По этому же направлению пойдем и в Калининграде: здесь есть педучилище, которое сейчас с нашей помощью реорганизуется в колледж. На его базе мы также предполагаем готовить бакалавров (под заказ мэрии города), в случае необходимости откроем для них магистратуру, создадим возможности для повышения квалификации… Мы рассчитываем, что наш бакалавриат станет основой для выстраивания системы непрерывного педагогического образования в регионе. Это правильнее, чем пытаться “педагогизировать” факультеты и кафедры классического университета.
– В ряде регионов, например в Карелии, сейчас уделяют повышенное внимание созданию системы раннего выбора педагогической профессии, увязав в ней педклассы в школах, педколледжи, педуниверситет, учреждения дополнительного образования…
– Мы пошли несколько иным путем. На сегодняшний день у нас заключено около 200 договоров более чем с 50 школами о сотрудничестве по конкретным направлениям. Мы дали статус университетских двум общеобразовательным учреждениям – гимназии № 1 и лицею № 49 г. Калининграда. На базе областного педагогического лицея-интерната № 2 собираемся создать учреждение для одаренных детей, прежде всего из сельской местности, которые будут там получать качественное общее среднее образование и поступать в вузы – не обязательно в КГУ.
Сейчас мы пытаемся систематизировать наши связи с образовательными учреждениями области и создать, по сути дела, новый субъект региональной образовательной политики. В октябре прошлого года мы организовали ассоциацию “Университетский учебный округ”, в которую вошли несколько учреждений среднего профобразования, филиал Современного гуманитарного института, сотрудничающие с нами школы. Мы избрали самый мягкий вариант интеграции: каждое образовательное учреждение, вошедшее в ассоциацию, сохраняет статус юридического лица, а объединяют нас учебно-методические цели, попытка создания единого образовательного пространства, выстраивания стройной системы “школа – вуз”.
Проектируемая нами региональная система непрерывного педобразования будет включать в себя четыре уровня. Первый – это Центр непрерывного педагогического образования, определяющий общую стратегию. Второй – университетский факультет педагогики и психологии, осуществляющий научно-методическую поддержку проекта. Третий – наши филиалы, готовящие бакалавров. Четвертый уровень – сеть центров довузовской подготовки, учебно-консультационных пунктов на базе учреждений, входящих в ассоциацию (в том числе и общеобразовательных школ).
– А какая роль в этой системе отводится среднему педагогическому образованию? Вы предполагаете “растворить” его в бакалавриате?
– На мой взгляд, параллельно должны существовать два варианта подготовки учителей: полный (школа – колледж – бакалавриат – магистратура) и, для наиболее подготовленной части абитуриентов, сокращенный (школа – бакалавриат – магистратура). Но, безусловно, те, кто пойдет по первому пути, должны учиться в вузе по сокращенной программе… Вообще же для нас в среднем педобразовании важны два фактора: мощная методическая составляющая обучения и высокая мотивация на работу в школе. Эти мотивационные механизмы нам кажется чрезвычайно важным перенести на ступень бакалавриата…
– Ваша деятельность в рамках ассоциации будет включать в себя разработку региональных и муниципальных программ развития образования?
– Безусловно. Собственно, опыт такой работы у нас уже есть. Еще в начале 90-х мы разрабатывали программу развития образования Калининградской области, потом делали программу развития системы школьного образования Калининграда, аналогичные программы в Советске, Балтийске. Пытались разработать программу для Зеленоградского района, но там у нас дело не пошло – большинство школ сельские, и на первом плане у них стоит не собственно образовательная, а социальная составляющая: убрать школу из населенного пункта – значит резко снизить его значимость и фактически обречь на умирание. Ведь главная причина «проседания» сельского образования заключается именно в том, что на селе в данный момент отсутствует социально-экономическая инфраструктура: старая разрушена, новая не создана. А система образования должна быть ориентирована именно на социально-экономическую инфраструктуру – в противном случае она оказывается подвешенной в воздухе…
– Если отвлечься от педагогических профессий: вы открываете новые специальности, отвечающие потребностям регионального рынка труда, или предпочитаете ориентироваться на популярные в народе юридические и экономические?
– Популярность экономических и юридических специальностей, как мне кажется, уже достигла своего пика, вышла на плато, а в ближайшее время, возможно, пойдет на некоторый спад. Дело тут не только в насыщении рынка труда, но и в неизбежном – при столь массовом “производстве” – снижении качества подготовки специалистов. А вот на информационные технологии спрос устойчиво растет, особенно в условиях нашего региона… У нас появилась даже идея создания технополиса – центра подготовки, переподготовки и повышения квалификации кадров в сфере информационных технологий. Кроме того, у нас существуют и готовятся к открытию такие нехарактерные для классического университета специальности, как социально-культурный сервис и туризм, телекоммуникации, организация перевозок и управление на транспорте…
– В России сейчас очень бурно развивается рынок дистанционного образования, готовится даже законопроект, регулирующий эту сферу услуг. У вас вроде бы неплохие возможности в этой области…
– То, что у нас сейчас подается под названием “дистанционное образование”, есть своеобразный синтез сформировавшейся еще в советские годы системы заочного обучения, пришедшей с Запада модели “открытого образования” и новых информационных технологий. Действительно, это оказалось весьма прибыльным видом бизнеса. На мой взгляд, мы должны не кидаться очертя голову ловить рыбку в этой пока еще не вполне прозрачной воде, а постараться сначала понять для себя: какова наша калининградская “ниша” в формирующейся системе дистанционного образования?
Такой изюминкой должно стать то, что наши дистанционные курсы изначально являются результатом сотрудничества с европейскими партнерами, сделаны в соответствии с европейскими стандартами. Главная особенность таких курсов – модульный принцип построения: их можно использовать не целиком, а отдельными самостоятельными фрагментами, интегрировать их части в другие курсы и т.д. Сейчас у нас уже сделан – совместно с датскими и шведскими коллегами – курс по экологическому образованию. Полагаю, он будет востребован. Думаем мы и об использовании дистанционных курсов для образования русскоязычного населения в Литве, в том числе повышения квалификации учителей русскоязычных школ.
– Кажется, мы с вами плавно перешли к экономическим вопросам. Как сегодня выглядит экономика регионального вуза?
– Больше половины нашего консолидированного бюджета мы зарабатываем сами. Фактически из федерального центра к нам поступают средства на зарплату, стипендию и небольшая доля на прочие расходы, в том числе на коммунальные. Кстати, отмена взаимозачетов поставила нас – и, я думаю, большинство российских вузов – в очень непростое положение: постоянно приходится искать “живые” деньги для оплаты коммунальных услуг.
При этом ряд статей бюджетом вообще не финансируется – например, статья на приобретение предметов снабжения и расходных материалов, статья на услуги связи. Приобретение оборудования и капитальный ремонт также в большей мере идут за наш счет. Законодательством не разрешено устанавливать плату за проживание в общежитии, превышающую 5% от стипендии, а бюджетное финансирование на общежития вообще не идет.
– А за счет чего удается зарабатывать?
– Основные источники заработка (по степени значимости): предоставление образовательных услуг по основным программам высшего образования, повышение квалификации и профессиональная переподготовка, различного рода дополнительные образовательные услуги, курсовые мероприятия, научные исследования и разработки, международные программы.
– Как расходуются эти средства?
– Наша политика такова: значительную часть средств, получаемых за счет образовательных услуг, мы оставляем тем, кто эти услуги оказывает. Благодаря этому мы сохраняем высококвалифицированные кадры. Конечно, перераспределение средств имеет место – у нас есть факультеты и специальности, которые по определению не могут привлекать значительные дополнительные инвестиции. Но в этом случае мы вкладываем перераспределяемые средства не столько в заработную плату, сколько в материальную базу, учебное оборудование. Мы уже завершили первый этап информатизации университета, сейчас у нас на десять студентов очной формы обучения приходится один компьютер – неплохой показатель для российского вуза. Обеспечиваем возможность для повышения квалификации всех сотрудников, для научных командировок…
– А какова средняя себестоимость обучения одного студента и сколько вы берете с “контрактников”?
– Дело в том, что никаких официально утвержденных нормативов расчета фактических затрат на обучение одного студента не существует – как и нормативов расчета цен. Мы – в отличие от негосударственных вузов, которые начинают с нуля, – вышли из советского периода с большими основными фондами, учебными корпусами, фондом учебников, лабораторной базой. А потоки студентов у нас не разделены, и контрактники пользуются теми же госфондами. Значит, по идее в стоимость их обучения надо закладывать и те суммы, которые мы платили бы за аренду занимаемых ими помещений! А если студент-контрактник учится в одной группе с бюджетниками, тут вообще начинается сплошная путаница…
При определении цены на обучение мы, с одной стороны, должны учитывать спрос, а с другой – себестоимость. Но бывает, что одно противоречит другому: гуманитарные специальности более востребованы, а технические – более затратные с точки зрения себестоимости.
Средняя стоимость обучения одного студента-“контрактника” составляет у нас порядка 500 долларов в год. При расчете этой суммы нам приходится исходить из реальной платежеспособности населения и из конкуренции – наша цена чуть ниже средней по региону. При этом прирост стоимости обучения у нас значительно ниже уровня инфляции по сфере услуг: в прошлом году инфляция составила около 40%, если бы мы настолько увеличили цену – к нам бы вообще никто не пришел! Вообще финансовая эффективность контрактного набора в плане получения прибыли для государственных университетов – это большой миф. Большая часть заработанных средств уходит на содержание материально-технической базы…
– Какие последствия для вас имел переход на расчеты через казначейство?
– Раньше в случае задержек зарплаты мы могли перебросить деньги из внебюджетного фонда и выплатить деньги сотрудникам вовремя, а бюджетные средства потом перевести в контрактный фонд – сейчас это уже невозможно. Если же и “внебюджетка” пойдет через казначейство, ситуация еще более усложнится – особенно в плане оперативного управления. Например, в декабре мы составили калькуляцию по стоимости обучения – а в марте коммунальные услуги подорожали на 35%! Повысить оплату мы уже не можем – нужно изыскивать дополнительные средства за счет других источников. Пока нет контроля казначейства за “внебюджеткой”, это можно сделать довольно просто. А между тем казначейство уже спустило нам все формы отчетности по “внебюджетке”, поэтому там теперь знают, сколько мы зарабатываем сами. Пока они не контролируют расходование этих денег, но что будет дальше – трудно сказать…
– Андрей Павлович, не могу не спросить о вашем отношении к нынешней программе реформирования образования…
– Отношение двойственное. Цели реформы у меня никаких возражений не вызывают, а вот пути их достижения… Особенно то, что касается вопросов финансирования образования. Ведь та идея о “субсидиарном государстве”, которая была заявлена новыми реформаторами, мало чем отличается от радикальных форм отечественного либерализма, которые пыталось реализовать правительство Гайдара. Это даже более последовательный подход!
Честно говоря, меня вообще поражает нынешняя ситуация с экономикой образования: мало того что многие проблемы у нас совершенно не разработаны в научном плане – так еще и представления о них многих специалистов отличаются какой-то чрезмерной упрощенностью, когда образование рассматривается едва ли не как частный случай производства. Парадокс: западные эксперты смотрят на эти проблемы гораздо осторожнее, они абсолютно не склонны приравнивать образовательные услуги к услугам, оказываемым в производственной или торговой сферах, – это совершенно специфичный сектор экономики. Образовательный заказ – это не заказ на химчистку одежды! Мне, например, совершенно непонятно, откуда взялись те цифры, которые приводятся разработчиками реформы: что ежегодно порядка миллиарда рублей затрачивается населением на поступление в вуз. У нас официальной статистике зачастую верить нельзя, а на чем основаны подобного рода “экспертные оценки” – вообще тайна, покрытая мраком…
Есть идеи, сами по себе неплохие, но непригодные в качестве универсального рецепта. Например, та же идея университетского комплекса. Где-то это было бы вполне разумно, но если мы будем осуществлять ее на манер “сплошной коллективизации” с единственной целью – срезать бюджетное финансирование, ничего хорошего не выйдет.
– А введение единого экзамена?..
– Сама идея привлекательна, ее можно было бы экспериментально апробировать. Но здесь возникает много вопросов: нужна материально-техническая база, которая позволяла бы это все делать на высоком уровне, нужны подготовленные специалисты-тестологи. Кроме того, мне непонятно, почему наши ученые мужи все время принимают за высшие достижения какие-то академические формы американской модели? Мы каждый год сотни студентов отправляем на стажировку далеко не в последние вузы Европы – и отзывы о них самые высокие. Хотя принимали мы их по старой системе вступительных экзаменов…
Говорят, что единый экзамен лишит хлеба коррумпированных “репетиторов”. Ничего подобного: репетиторство перейдет на первые курсы вузов, и тот пресловутый миллиард, который сейчас родители якобы тратят на то, чтобы “поступить” в вуз своих детей, будет тратиться на то, чтобы эти дети удержались в вузе! А создание предметных комиссий на уровне региона – к чему это приведет, кроме повышения возможностей региональных управлений образования? И где гарантия, что не будет каких-то заданных “сверху” плановых показателей по отметкам в сертификатах, что тот же Минфин не будет таким образом регулировать цифры бюджетного набора, исходя из своих соображений об экономии бюджетных средств?
– Насколько я понял, вузы Калининградской области не горят желанием участвовать в проводимом сейчас эксперименте по единому экзамену?
– Тот эксперимент, который сейчас проводится в четырех регионах, не даст никаких достоверных результатов: он слишком маломасштабный и слишком нетипичные регионы взяты. Тем более что единый экзамен в иных, чем предлагается, формах в России проводится – это совмещение выпускных экзаменов в школе и вступительных в вуз, засчитывание результатов Централизованного тестирования и Телетестинга в качестве вступительных экзаменов и др. Зачем отказываться от достигнутого, не лучше ли дать возможность развиваться уже сложившимся формам?

Беседовал Сергей ПОЛЯКОВ

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru