Каури

Горсть раковин в африканской деревне стоит столько же, сколько тысячу лет назад. И педагогика, которая начинается с этих самодельных денег, тоже не утратила своей ценности...

«Детская хижина»

Первое, что бросается в глаза при посещении африканских деревень, – удивительная самостоятельность детей. Как бдительные часовые, они раньше всех фиксируют появление «чужих», становятся добровольными гонцами, оповещающими об этом событии взрослых, интересуются целями вашего визита и возможностью получить достойный их внимания подарок. Шустрые и любопытные, будто стая резвых молодых обезьянок, они вначале с оглядкой на меня, а потом уже без всякой опаски гладили руку моей дочери, словно удивляясь тому, как это у здоровых, нормальных с виду людей может быть столь огорчительно бесцветная кожа.
Откуда берется такая самостоятельность? Оказывается, уже в возрасте шести-семи лет африканские дети (по крайней мере деревенские), как правило, избавляются от опеки матери и переселяются в особые хижины, переходя под неусыпный, но тактичный и неназойливый патронаж своих дедушек (мальчики) и бабушек (девочки). Если отсутствуют крупные когорты ровесников, объединяют погодков либо передают детей на воспитание в другую семью, желательно к дяде по матери.
Генеральная «стратегия» традиционного воспитания и обучения – имитация занятий взрослых соответствующего пола, знакомство с основными приемами ведения хозяйства, славными деяниями предков и собственной родословной, а также прочное усвоение правил общения и общежития. Поражает взаправдашное, а вовсе не игрушечное самоуправление малышей. Лидеров избирают непосредственно ребятишки с предварительным выдвижением и обсуждением альтернативных кандидатур, а затем голосованием в лучших традициях демократии, о существовании которой, скажем в далекой Великобритании, они, естественно, и понятия не имеют. Свободно избираемые лидеры столь же свободно лишаются своих общественных постов, если их стиль руководства не удовлетворяет «массы».
Когда речь заходит о самостоятельной жизни подростков, хотя бы формально не зависящей от взрослых, невольно вспоминается повесть-притча английского писателя Уильяма Голдинга «Повелитель мух». Сюжет повести строится на том, что несколько десятков английских школьников младших и средних классов, решивших провести очередные каникулы в экзотических тропиках, оказываются жертвами авиационной катастрофы и попадают на необитаемый остров. Взрослые – и учителя, и пилоты – погибли во время вынужденной посадки. Оставшись одни, подростки в результате упорного соперничества за власть и непомерных личных амбиций тех, кто особенно рьяно претендовал на непререкаемое лидерство, по сути дела докатились до уничтожения друг друга. «Вдолбленные» в их головы (но не души) абстрактные представления о подобающем мироустройстве и джентльменских правилах взаимного уважения и поддержки, согласно канонам вестерн-цивилизации, оказались явно недостаточно подкрепленными соответствующим морально-чувственным эквивалентом и какой-либо конкретной социальной деятельностью в общих интересах, а потому в экстремальных условиях стали стремительно «испаряться».
В «детской хижине» африканцев идет веками отшлифованный, целенаправленный процесс «впитывания» цивилизационных норм.
Словом, если в романе Голдинга описаны полная дезорганизация группы и распад еще не сформировавшейся толком личности, то в «детской хижине» происходит прямо противоположное – организованная адаптация сверстников к коллективной жизни и совместной деятельности, своеобразная «подгонка» традиционных стереотипов поведения к психологической и физиологической специфике детей.

Ребячье «казначейство»

Второй по значимости фигурой каждой «детской хижины» является также избираемый всеми казначей. Своего рода «детский» министр финансов, он же – заместитель лидера, вождя. В круг его прямых обязанностей входят распоряжение в общих интересах «кассой», организация «заработков» и получение прочих «доходов». Кроме того, он санкционирует расходы, обеспечивает «финансовую» сторону проводимых мероприятий, в том числе наиболее ответственных, связанных с приглашением дружественных коллективов «со стороны» и своих старших родственников.
Откуда же у детей, да еще в глухой деревне, настоящие деньги? Их и у взрослых подчас днем с огнем не сыщешь. Роль денег здесь обычно выполняют древние «вещественные» эквиваленты, до сих пор не вышедшие из употребления. Как-то африканские друзья подарили мне небольшие витые стержни из черного железа древнейшей местной плавки (вернее, «варки», как образно оценивает процесс их изготовления из болотной руды русский летописец Даниил Заточник). Это были самые настоящие знаменитые «лесные деньги» киси с гвинейского плато Фута-Джалон, выкорчевать которые из меж- и внутридеревенского оборота французским колонизаторам так до конца и не удалось. Ими кое-где до сих пор платят выкуп за невесту, компенсацию за моральный ущерб или нечаянно нанесенную обиду, их дают в залог под будущую прибыль, берут в качестве эквивалента при отсутствии «нормальных» франков за нехитрую пищу и кров. Но, скажем, сигарет или «кока-колы» даже в деревенской лавке на них конечно же не купишь. Там уже царят совсем иные коммерческие отношения: расчета, оборота, прибыли, которые, естественно (чаще всего косвенно), проникают и в «детские хижины».
Я не знаю, в ходу ли в Гвинее сейчас древние киси. Но в других странах Западной и Экваториальной Африки и сегодня в цене (которая зависит в основном от удаленности от побережья океана) традиционные раковины мелких моллюсков – каури. Громадное бронзовое изображение такой раковины украшает фронтон здания Национального банка Ганы. Изящная никелевая монета достоинством 20 седи (денежная единица этой страны) также несет на себе эмблему каури.
В хозяйственных операциях детей каури играют роль «взрослых» денег. Например, для проведения праздника казначей объявляет сбор средств: по 80 каури с малышей, по 160 – с подростков. Раковинами платят также штрафы за проступки. Каури хранятся в хижине как общий «денежный» фонд. Если дети продают на рынке что-то из самостоятельно произведенной ими продукции, то плату берут или «конвертируют» в каури и складывают выручку в «общий котел». Отсюда же берут раковины, когда надо что-то купить, например, для праздника с приглашением старших. Каури не становятся индивидуальной собственностью, они играют не разъединяющую (как во взрослом, особенно западном, мире), а, напротив, интегрирующую роль.
Значительная часть сельского населения африканских стран до сих пор ведет в основном самообеспечивающее (автаркическое) хозяйство. И в деньгах особой нужды (за исключением налогообложения и контактов с административными органами) не испытывает. Я смог в этом убедиться в 1994 году, когда в связи с девальвацией вдвое местного франка (функционирующего в 14 странах Западной и Экваториальной Африки) по отношению к собственно французскому цены автоматически удвоились. Власти с беспокойством ожидали социальных волнений по этому поводу и с трудом сдерживали рост цен на хлеб. Однако все прошло на удивление гладко. Как потом объяснили мне здешние социологи, примерно 85% населения либо вообще не знали о девальвации, либо отнеслись к этому известию равнодушно, так как их традиционный образ жизни данный процесс сколь-нибудь существенно не затронул.
Так что каури, а возможно, и киси еще не стали исключительно детскими игрушками. И хотя в «большой» национальной и тем более региональной экономике их роль ничтожна, на отдаленных от городов и дорог маленьких деревенских рынках они все еще в ходу. К тому же для многих африканцев каури и киси психологически ближе, роднее, привычнее, чем анонимные замусоленные бумажки с непонятными неграмотному человеку из деревни словами на иноземном языке и полустершиеся металлические кругляши, больше похожие на пуговицы форменной одежды швейцаров в принципе недоступных, да и не нужных ему столичных ресторанов. Все это – другой мир, другая цивилизация, и хотя обе расположены на одной земле, они пока скорее соседствуют, нежели взаимодействуют.

Традиционная педагогика: что впереди?

В национальных системах образования многих африканских стран в несколько трансформированном виде подспудно проявляются элементы и «детской хижины», и подростковой «школы саванн и джунглей». Это акцент прежде всего на практический профиль познания окружающего мира, психологическую отработку надлежащего поведения в трудных и опасных ситуациях, бесспорное предпочтение коллективных задач и интересов социума индивидуальным, уважение к старшим и забота о младших, оригинальные, выработанные тысячелетиями варианты целенаправленного (нередко с помощью специализированных ритуалов) создания необходимого и смены нежелательного эмоционального настроя, широкое и умелое использование информационного и чувственного потенциала традиционных песен и танцев, сказок и музыки, эпоса и шуток, загадок, пословиц и поговорок.
В традиционном обществе «язык» танца и песни как музыкального единства ритмики звуков, движений, поз, жестов, прихлопываний, пристукиваний, присвистываний, мимики, слов, междометий помимо информационно-ритуальной символики весьма важен в качестве привычной формы совместного переживания значимых социальных состояний, снятия усталости, преодоления меланхолии, создания атмосферы единения, осознания общих целей, готовности к совместным действиям и иных форм традиционной коллективной психотерапии.
Вопрос «все ли африканцы умеют и любят танцевать?» звучит столь же нелепо, как акцентированный интерес к тому, умеют ли они ходить, говорить, дышать, любят ли они есть и пить.
Известная российская балерина Л.Н.Федорова, которая несколько лет работала педагогом в национальных фольклорных ансамблях Тропической Африки, справедливо видит в местных танцах помимо тысячелетиями отточенной виртуозной техники глубокую духовную силу, в частности, сплочение родственного коллектива не только синхронно, вширь, как совокупность одновременно танцующих, но и вдоль, по оси времени, что связывает традиционным танцем живущих с уже умершими и еще не родившимися.
Органичный синтез музыки и танца воспроизводит движения человеческого тела, которые созвучны биению сердца и дыханию, ритму марша любовного соития, мини-циклам важнейших природных стихий и даже всей Вселенной.
По меткому, ставшему афоризмом выражению поэта и философа Леопольда Сенгора, обычно африканцы просто-напросто «танцуют свою жизнь». Сопоставляя вестерн-цивилизацию с самобытной африканской, Сенгор не уставал повторять, что в первом случае речь идет о достаточно жестком конгломерате автономных и суверенных граждан-индивидов, а во втором – о динамичном «диалоге», взаимодействии, общении трепетных душ.
Основы «скульптурного» внешнего облика, осанки, выносливости, а также коллективистски-родственного мировосприятия и образа жизни закладываются в «детских хижинах» и союзах, затем закрепляются в подростковых «лагерях подготовки к инициациям». Вместе с тем за бесхитростной, казалось бы, нарочитой простотой художественных форм естественной жизни традиционного африканского социума скрывается весьма важная и одновременно деликатная социальная функция. Ведь в общностях детей и подростков с их еще не устоявшейся психикой настроение обычно динамично пульсирует от всплесков до спадов, очень легко, как огонь в засушливой саванне, перебрасывается от одного к другим, чаще охватывая всех энтузиазмом либо унынием, реже – успокаивая одних и возбуждая остальных. Психологи давно отметили, что общий, объединяющий, оптимистический ритм настроения детского коллектива – явление нормальное, напротив, аритмия – сигнал тревоги и необходимости срочно взять ситуацию под контроль старших.
Сама мотивация традиционного поведения, по сути дела, лишена креативности, ибо идет «из прошлого», накрепко связана с ним. Поэтому жизнь подчас и представляется движущейся вспять, навевая ностальгию по тем временам, когда мерилом авторитета, щедрости и оценки адекватности дарообменных отношений служили те отполированные водами и водорослями теплых южных морей раковины каури, которые сегодня выступают в роли «игральных денег», как бы переместивших далекое прошлое предков в «детские хижины» их потомков.
Но хотя еще совсем недавно некоторые из африканских президентов бравировали, отвергая ношение часов как признак низкопоклонства перед Западом, все чаще на рынках и лотках коробейников в самых далеких уголках Африки, а главное – на тоненьких детских ручках можно увидеть дешевые пластмассовые часики. Вначале для многих это просто модное украшение, но позднее оно становится привычным, удобным и, наконец, необходимым регулятором деятельности.
Так в жизнь Африки входит глубинный психологический феномен – осознание времени как единого, равного для всех землян, как невещественного (но информационного!) инструмента консолидации целей, задач и деятельности людей. В этом заключена возможность ее планирования, творческого и конструктивного отношения к окружающему миру и к самим себе.
Это одна из главных психологических задач и одно из ключевых, принципиальных отличий современной национальной африканской школы от традиционной «детской хижины». Однако главные возрастные «зарубки» традиционной «шкалы» времени не стираются в социальной памяти нового поколения, а приобретают иной облик. Свой приход в школу юные африканцы воспринимают в духе обычая – как переселение в «детскую хижину», вступление в детский союз. Характерен в этом смысле фрагмент песни первоклассников, которую мне довелось услышать в городе Анцирабе на Мадагаскаре:

Сейчас я вырос и стал другим
По сравнению с прошлым сезоном дождей,
Когда я только играл.
Сейчас я учусь и тружусь,
Потому что я уже вырос.
Я больше не плачу,
Я чаще смеюсь,
Потому что я уже вырос.

Впрочем, вырос – еще не значит, что каури навсегда ушли из твоей жизни. Ведь в Африке они не только «детские» деньги, молодежные украшения, но и вполне взрослая азартная игра, построенная по принципу теории вероятности и напоминающая чем-то усложненный вариант бросания металлической монеты на предмет выпадения «орла» или «решки». Игра эта в ряде африканских стран настолько популярна и захватывающа, что некоторые игроки заканчивают ее лишь оставшись без одежды. А суть ее в том, что играющие садятся на земле в круг и поочередно бросают на кон по четыре раковины каури. Если две из них легли отверстием вверх или все четыре набок, но так, что отверстия все же видны, бросавший выиграл то, что поставлено на кон. Если расклад иной, он проиграл. Теперь настает очередь бросать свои раковины другим партнерам.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"