Заяц, который не знает, что он заяц

Стиль времени можно определить одним словом – ”наспех”. Возьмем, к примеру, иллюстрирование детских книг...

А так выглядела детская книга в начале XX века

Пятилетний ребенок поставил меня в тупик. Дети часто задают сложные вопросы, но в данном случае была задета моя профессиональная гордость – я не смогла ответить, как называется существо, изображенное в любимой книжке. То есть по контексту мы оба знали, что это заяц. Но определить так сию неведому зверушку означало навсегда исказить юному существу представление о мире животных. Сказать правду о том, что этот монстр – просто неудачное творение художника, значило бы подорвать у подрастающего поколения авторитет взрослых и нарваться на еще одно «почему?».
А и правда – почему? Когда-то детские книжки оформлялись лучшими художниками, по выражению Марины Цветаевой, “с высокой культурой руки и глаза”. С ними можно было не только постигать мир, но и учиться хорошему вкусу. Традиционно русская, а потом советская книга стремилась к совершенству и безупречности. В начале ХХ века появилась даже специальная наука «искусство книги», целью которой была разработка законов идеальной формы, где не только иллюстрации и обложки – шрифт, формат, расположение текста и графики на полосе – все должно пребывать в художественном единстве, быть в ладу с временем и адекватным содержанию. Сегодня же становится понятно, почему иногда писатели вообще протестуют против иллюстрирования своих произведений. Ведь художник безусловно соавтор в книге (тем более в детской, где рисунки имеют даже большее значение, чем текст), ибо оформление всегда влияет на восприятие содержания. Для книги быть «некрасивой» означает быть нечитаемой.
Даже если знать, что издатель сегодня – прежде всего бизнесмен (может, он читать с детства не любит и ему что сосиски, что книги – все одно товар, который нужно выгодно продать), все равно нет логики в том, что он не стремится сделать товар этот качественным.
В нашей стране традиционно книга была предметом собирательства, даже те, кто не испытывает никакого пиетета к книге как источнику знаний, относились к ней как к престижной и дорогой вещи. Думаете, история про библиофила, подбирающего корешки под цвет обоев, анекдот? Как бы не так, у книготорговцев 70–80-х был даже специальный термин «интерьерщики».
Кроме как борьбой с подобным вещизмом, я не могу объяснить тот факт, что книги сегодня издаются такие некрасивые, их не только не хочется на полочку поставить, но и читать в приличном обществе неприлично, покуда в газету не обернешь. Сейчас времена тотального книжного дефицита начала 90-х, когда сам факт выхода книги (да хоть на бересте) почитался за высшее благо, казалось бы, прошли. Вроде бы пережили мы и последствия издательского бума, когда (примерно с 1995 года) в полиграфию стал стремительно внедряться компьютер и дизайном стали заниматься те, кто быстрее овладевал новой техникой. Спустя пять лет все-таки произошло разделение труда. До издателей дошло, что художник в книгопроизводстве – отнюдь не лишняя штатная единица. И сейчас появляются книги – настоящие произведения искусства, пройти мимо которых невозможно, но скорее потому, что это исключение. А правило – массовая, тиражная книга, и оформление ее продолжает оставаться случайным: не возвращаясь к крепким традициям советской книги, с одной стороны, и не реагируя на движение современной дизайнерской мысли – с другой. Объективных оправданий этому факту я не нахожу.
Злосчастный заяц увел меня в дебри детерминизма. Может, и не надо искать внешних причин? В принципе история часто доказывает, что не все можно объяснить причинно-следственными связями.
Например, в первые десятилетия ХХ века в книжном искусстве, как и в балете, и в архитектуре, мы стали впереди планеты всей. В это время создаются все основные законы построения книги, действующие и сегодня: макет, композиция, конструкция, правила верстки; появляется само понятие – «книжный дизайн», создаются научные и художественные организации, ведущие теоретические разработки понятия «безупречное издание», чтобы алгеброй поверять гармонию. Создаются полиграфические институты и другие учебные учреждения, готовящие художников книги – образование, не имеющее аналогов во всем мире. Издаются образцово-показательные книги. Этот интерес к печати возникает, казалось бы, в совсем неподходящих условиях: война, разруха, блокада, дряхлые печатные станки, цинковый и бумажный голод. Но как будто материальные трудности только вдохновляют: нет бумаги – в ход идут обертки и обои, разграблены типографские кассы – разрабатываются новые шрифты, недоступны фотомеханические способы репродуцирования – возрождается гравюра на дереве. И воспринимается это не как необходимость, а как эксперимент, отражающий революционный пафос, как доказательство того, что совершенство книжной формы – это не качественная полиграфия (как принято говорить сегодня), а результат художественного замысла.
В это время выдвигается идея, что в книге яснее, чем в любом другом произведении, даже чем в картине или скульптуре, отражается художественный стиль эпохи. И более того, книга в отличие от других предметов материальной культуры не столько несет на себе отпечатки своего времени, сколько передает его дух. Так вот, очевидно, в чем причина появления на свет наших зайцев-мутантов – это стиль времени, который я бы определила одним словом – «наспех».

Наталья АФАНАСЬЕВА

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"