Реабилитация:
педагогика риска, любви и заботы

Александр Петрынин забирает своих будущих воспитанников прямо из зала суда, чтобы дать им шанс найти в жизни свою дорогу 

Есть дети, которым необходима не просто школа, а школа очень хорошая, потому что им нужна психолого-педагогическая, социальная и просто медицинская помощь. Массовая школа к таким детям сегодня очень и очень неласкова. Это не ее вина: все показатели, по которым школа оценивается, против этих детей. Они не успевают в учебе, не получают призов на олимпиадах, не участвуют в самоуправлении, не посещают престижных кружков – словом, просто-напросто портят показатели и школы, и учителя. А если еще и поведением не блещут, и прочного тыла в лице папы и мамы, которые не дадут в обиду, не имеют, то взаимная нелюбовь со школой иногда вплоть до полного разрыва им обеспечена.
Школе они представляются очень опасными, а на деле сами оказываются в очень нелегком положении, иногда просто на краю пропасти. Школу в ее положении винить не хочется, но как же быть – ведь, скажем еще раз, именно этим детям больше, чем, может быть, всем остальным, нужна хорошая школа – заинтересованная, мягкая, человечная, сберегающая здоровье и оздоравливающая, умеющая учить, не унижая и не мучая, способная заинтересовать, увлечь, а иногда и отвлечь.
Может быть, поэтому так ценен опыт тех немногих педагогов, которые решаются работать именно с этими детьми.
Директор Хабаровского Центра реабилитации подростков Александр Геннадиевич Петрынин почти десять лет строит такую школу.

Сейчас в России 500 специальных образовательных учреждений для детей, нуждающихся в психолого-педагогической и медико-социальной помощи. Это, наверно, самый новый тип образовательных учреждений в номенклатуре, утвержденной Министерством образования. Их типовой проект вышел только в 1998 году. Но учреждения эти появились раньше, и сам проект разрабатывался на собственном опыте теми, кто начал работать еще до всяких разрешений, на опыте первопроходцев.

Где учить тех, кто не учится?

Центр реабилитации подростков, нуждающихся в психолого-педагогической и медико-социальной помощи, в Хабаровске работает с 1992 года, он был семнадцатым в России, а по полноте задач, которые перед собой с самого начала поставил, пожалуй, первым.
Его организатор Александр Геннадиевич Петрынин – сейчас кандидат педагогических наук, а к тому времени успел поработать в спецшколах и спецПТУ для малолетних правонарушителей и понял, что надо подходить к этим ребятам как-то по-другому, во всяком случае к тем из них, кто не совершил тяжких преступлений.
Закрытые учебные учреждения, как бы хорошо они ни работали, все-таки в целом повышают преступную квалификацию воспитанников, потому что в замкнутом пространстве живут вместе и тот, кто украл фильмоскоп, и убийца, садист. Чье влияние оказывается решающим?
Жизнь рядом с опытными и изощренными преступниками – это только одна сторона. Пожалуй, еще важнее то, что закрытое учебно-воспитательное учреждение отделяет ребенка от естественной среды, и если даже удается создать внутри самую замечательную атмосферу, из спецшколы все-таки приходится выходить. Казалось бы, надо радоваться, но известно, что из хороших спецшкол ребята уходят со слезами: возвращаться-то надо туда, откуда забрали. Справиться со средой, которая и привела к правонарушению, подростку оказывается не под силу. Здесь разыгрываются настоящие трагедии.
Материальная база и все ресурсы – кадровые, финансовые, производственные, – бытовые условия в школе, работающей с непростыми детьми, с которыми не справилась обычная школа, должны быть соответственно выше: ведь в обычной им не смогли помочь. Но спецшколы, спецПТУ находятся, как правило, в сельской местности, вдали от крупных городов, от производства, от науки, от налогов – соответственно при ограниченных возможностях местного бюджета.
Наладить серьезное производственное обучение, которое могло бы заинтересовать этих ребят и обеспечить им работу после освобождения, удается далеко не везде. Да и бытовые условия отнюдь не лучшие.
Создать совершенно новый тип образовательного учреждения – дело непростое. Александр Геннадиевич Петрынин посоветовался со специалистами из министерства. Тогда, в начале 90-х, шел поиск. Велась в основном консультативная работа, как, например, в Свердловске. Где-то больше внимания решено было уделить медико-педагогической реабилитации детей, которым трудно учиться в связи с ослабленным здоровьем. По этому пути пошли в Кузбассе, где экология требует пристального внимания к здоровью детей. Где-то решили иначе: наладили производственное обучение подростков.
Когда Положение об образовательных учреждениях для детей, нуждающихся в психолого-педагогической и медико-социальной реабилитации, в 1998 году было наконец принято, то внести их в перечень образовательных учреждений поначалу забыли. Но 1 февраля 2001 года и это свершилось. Люди, которые выбрали путь помощи трудным подросткам, теперь официально работают в центрах педагогической реабилитации.

Полнота детского космоса

Положение допускает значительные вариации в рамках центров. Можно реализовывать самые разные проекты. Петрынин с самого начала решил строить полный комплекс – такое учреждение, где ребенок мог бы учиться, находиться полный день под присмотром воспитателей и в то же время возвращаться на ночь домой, если только это возможно.
Александр Геннадиевич Петрынин считает, что действительно серьезно влиять на воспитанника, на его судьбу, сегодняшнюю и будущую, можно, когда все эти элементы собраны под одной крышей. В центре представлены все сферы жизни и деятельности ребенка.
Собственная школа. Известно, что часто именно в школе совершаются и выявляются проступки этих детей. Они нуждаются в особом обучении. Учиться им не всегда просто – иногда из-за педагогической и социальной запущенности, иногда по состоянию здоровья или из-за отношений, сложившихся в коллективе сверстников, а бывает, и из-за отношений с учителями. К сожалению, педагогическая провокация, перед тем как ребенок оставил школу, – явление известное.
Профтехучилище тоже входит в состав центра. Получить профессию очень важно для подростков, о которых порой некому позаботиться. Набор профессий: токарь, слесарь-монтажник, портной легкого платья, столяр, водитель. У центра есть свой грузовик, это очень важно еще и потому, что многие из ребят угоняли машины. Угоняли не потому, что это отъявленные воры, а потому, что хотели покататься: интересно. Подростки – непростой возраст. Есть потребность в острых ощущениях.
Когда все под одной крышей, есть возможность оперативно реагировать на те проблемы, которые возникают в подростковой среде. В центре воспитанники проводят и всю вторую половину дня. Здесь мощный блок дополнительного образования.
В одном здании со школой расположен приют для тех, кому домой возвращаться совсем уж тяжело или даже невозможно. Здесь же целый блок кабинетов медико-психологической помощи, где работают педиатр, нарколог, психиатр, психотерапевт, дерматолог, венеролог: ведь здешние дети – это группа риска. Был год, когда в сентябре было выявлено 12 случаев вензаболеваний – у десяти процентов всех воспитанников. Конечно, если бы в любой другой школе десять процентов учеников заболели сифилисом, был бы большой шум. А здесь, к сожалению, это случается, но от сложных ситуаций никто не прячется. У Петрынина принцип такой: не закрывать глаза на проблему, а решать ее.
Мечтает Петрынин еще и о приюте для маленьких мам. Возможность создания такого приюта тоже заложена в Положении о центрах реабилитации. Правда, пока такого приюта нет. Но у Петрынина есть мечта, а значит, приют для маленьких мам скорее всего через какое-то время появится.

Запланированный риск

В работе Центра сознательно заложены серьезные педагогические риски: на ночь дети уходят домой, вместе учатся мальчики и девочки. Но без этих рисков нет естественной среды.
Ночь дома – это, с одной стороны, серьезная проблема, с другой – большой плюс воспитательной системе. Конечно, дома у многих неблагополучно, да и дружки остались за пределами центра непростые. Но воспитанники и сами становятся носителями определенных взглядов, приобретают новые для себя ценности и несут в ту среду, где их прежде не было, – к себе домой. Сами ребята начинают уже положительно влиять на свое окружение. Может быть, и не стоит обольщаться насчет силы этого влияния, но оно есть. А главное, ребенок не теряет связи с внешним миром, не закрыт пусть даже в самом сказочном, но искусственном мирке. Это прививка, благодаря которой он не зачахнет, как любое оранжерейное растение, когда стены оранжереи перестанут его защищать.
Чтобы педагогическая работа была безопасной, педагог обязан смотреть намного вперед. Мало того, что не произошло никаких неприятностей во время учебы в школе или, например, пребывания в колонии. Хотя юридически никто за большее не спросит, но, видимо, не все можно регламентировать в педагогическом труде. Если жизнь у человека не складывается, тому ли мы его учили? Так ли воспитывали? Думали ли о его будущем, когда спрашивали и выставляли отметки?
Воспитание мальчиков и девочек – разная работа, но учиться вместе, пожалуй, более естественно. С девочками работать труднее. Эта работа требует больше души, ума, сил, сердца. Их много обманывали, никто никогда не жалел.
У центра есть уже 18 младенцев. Правда, пока маленькие мамы только учатся в центре, а живут дома или в общежитии, если дома слишком тяжелая обстановка для них. Ни одна воспитанница, ставшая маленькой мамой, малыша не бросила.
Петрынин считает, что материнство спасает этих девочек. Он рассказывает, как однажды пришла в центр выпускница с ребеночком, которого родила, когда еще училась здесь, и появился-то он на свет потому, что директор, он же ее крестный отец, запретил девочке делать аборт, хотя дома от нее этого требовали. Она готовилась выступить перед новыми воспитанниками, передала дочку директору, вышла на сцену, но расплакалась и вместо всех слов, которые приготовила, сказала только: «Девчонки, не будьте дурами, как я была». А для подростков эти слова, сказанные сверстником, значат иногда больше, чем долгие разговоры и уговоры старших.
Все девочки в центре, как, наверно, и во всем мире, ждут принцев, романтичны, хотят создать семью, и в центре им часто принцев находят. Есть очень удачные браки.
Взявшись за такое серьезное дело, как работа с неблагополучными детьми, директор прекрасно понимает, какой это ежеминутный риск и какая колоссальная опасность. Любить ребенка означает взвалить на себя огромную ответственность за его судьбу. А меры и средства жизнь уж подскажет. Они могут быть иногда и довольно жесткими, но если все делается с любовью и во имя ребенка, а не в борьбе с ним, то будет на пользу.

Нелегкие пути

Рассказывает Александр Геннадиевич:
– У нас все друг друга очень любят. Не только педагогика заботы и любви практикуется в центре, но и вся жизнь на этом построена. Ребят не научить на словах, что хорошо бы любить ближнего, а надо всем строем, всем ходом повседневной жизни показывать пример: как все в школе относятся друг к другу, как мужчина относится к женщине. Только так можно помочь ребенку самому прийти к выбору нового образа жизни.
Достоевский писал, что любовь может спасти даже того, на ком давно потускнел образ Божий.
У Петрынина особый народец. Он, получается, ответствен не только за тех, кто сейчас занимается в центре, за тех, кого выпустил, – пожизненно, но и за тех, кого у него еще нет, но кто точно пропадет, если не придет к нему. Про Петрынина рассказывают: он забирает своих воспитанников прямо из зала суда. И так действительно бывает нередко. Назначая условное наказание, суд смотрит, возможно ли подростку не сорваться, не совершить новое правонарушение в той среде, в которой ему предстоит жить. И если у него пьющие родители, часто сами отсидевшие не по одному сроку, компания, которая не отстанет, то скорее решают отправить его в места лишения свободы, чем назначить испытательный срок. Но с тех пор как появился центр Петрынина, для хабаровских судей по делам несовершеннолетних появился выход. Если Петрынин берет подростка, то можно смело назначать ему условное наказание с испытательным сроком. А Александр Геннадиевич обязательно предварительно беседует с подростком еще до суда, чтобы понять, что это за человек, почему оступился, хочет ли попасть в центр.
Слава о центре идет по городу, и дети появляются здесь, как правило, еще до суда: «У меня будет суд, помогите, а то меня посадят». Есть в центре и ребята, освободившиеся из мест лишения свободы.
Часть воспитанников центр отсудил у районных судов, подав кассационные жалобы в краевой суд и гарантировав их проживание в приюте.
Рассказывает Александр Геннадиевич:
– Есть у нас один воспитанник, он пробыл в спецшколе пять лет. Вышел абсолютно дезадаптированным. Меня вызвали в управление образования: «Александр Геннадиевич, у нас тут парень ревет белугой: верните меня обратно в спецшколу». Я приехал, стал его приглашать, уговаривать пойти к нам в Центр реабилитации. А он свое: верните обратно в спецшколу. Целый день мы с ним проговорили, и наконец он мне говорит: «К Петрынину вот пошел бы». «Так я же и есть Петрынин». Удивился и согласился. Непростой парень. Несчастный. А кто у нас простой? Все равно есть надежда, что что-то он поймет для себя в жизни.
А самым надежным путем, которым попадают в центр воспитанники, директор считает такой: один приводит другого – своего друга, знакомого. Приходит к Александру Геннадиевичу и рассказывает: «Я раньше пыхал (дышал всякой гадостью – токсикоманил), а теперь вот вижу: Васька пыхает, надо ему помочь» или: «Знакомый у меня есть, дома не живет, два года уже бегает, не учится, можно приведу?»
Для подростков очень важно мнение его сверстника: не участковый, не учитель, не взрослые, а свой же парень советует. Это уже определенная гарантия успеха. А для воспитателей тоже плюсы – у новичка есть поручитель: тот, кто привел, до какой-то степени отвечает за того, кого привел, да и сам новичок уже что-то знает, слышал о традициях и порядках центра.

Зачем готовиться к срыву?

Такие на первый взгляд эфемерные зацепочки важны, потому что Александр Геннадиевич знает: срыв неизбежен. Психологи поправляют: возможен, но директор-то знает – неизбежен, уж такие это дети группы риска. Петрынин подчеркивает, что не надо ждать этого срыва, но нельзя быть к нему не готовыми. Это помогает педагогам сохранить себя от агрессии, от отчаяния и бороться за ребенка.
Подросток, бывает, настолько натерпелся в жизни и иногда сам стольких успел обидеть, унизить, причинить боль. У него уже сформирована модель отношений с миром.
65 процентов детей, которые попадают в центр, склонны к бродяжничеству. Ребенок плохо учился, не ходил в школу, не жил дома. Есть и такие, которые не жили дома по многу лет. В хабаровском центре есть Игорек, которого Петрынин называет дальневосточным Маугли. До 13 лет он совсем не учился, не умел читать и писать, жил в канализационном колодце, зато знал столько из оборотной стороны жизни, сколько умудренному годами человеку не узнать. У таких ребят срывы почти гарантированы. Просто трудно поменять сразу и образ жизни, и образ мыслей, и все привычки.
Реабилитировать, восстанавливать ребенка нужно во всех позициях, но сначала в ценностных ориентациях. До того, конечно, накормить, поместить в нормальные жилищные условия. Он погружается в ситуацию выбора. Первый выбор делает, поступив в центр, это уже значит, что решение стать лучше принято. Дальше подросток выбирает себе деятельность. Кто-то, например, только учится, а большинство получают еще и профессиональную подготовку. Следующий шаг – выбор кружка или секции.
Самое главное, конечно, выбор нового образа жизни. Новые для ребенка ценности, принятые в коллективе, постепенно присваиваются, становятся его собственными. Происходит переливание. Ценности, принятые в коллективе взрослых, переходят в коллектив детей.

Педагогическое сопровождение

У подростка есть потребность кому-то доверять, с кем-то делиться тем, что с ним происходит. Здесь может быть и иждивенчество: я вчера своровал, теперь вот вам рассказываю. За этим – стремление переложить ответственность на взрослого, опытного человека. Я не могу с собой справиться, а вы вот решайте, что с этим делать.
Культура помощи – это высший педагогический пилотаж. Иногда, правда, легче не знать о проблемах ребенка. Но когда он обращается к педагогу, воспитателю, тот для него порой последняя инстанция – он действительно бывает на грани жизни и смерти. Нельзя его бросать, оставив один на один с его проблемами. Приходится иногда вместе плакать, страдать, искать путь, а иногда и бороться с внешними силами. Это бывает очень тяжело. Не всегда с криминальными проблемами можно обратиться в милицию, например, ребенок предупредил, что если он расскажет кому-то, то его просто убьют, или заявляет, что сам с собой покончит, если о его проблеме кто-то узнает. Педагогика реабилитации – это очень опасная педагогика, но бросить в такую минуту ребенка без поддержки невозможно.
Рассказывает Александр Геннадиевич:
– Пришел ко мне один мальчик и просит: «Возьмите меня в приют, а то я напыхаюсь, не сдержусь». Мальчик – токсикоман. Сам просит, чтобы за ним повнимательнее последили, потому что чувствует, что одному ему не удержаться. Пришла за ним потом бабушка, а он снова просит: «Скажите бабушке, чтобы она меня гулять не отпускала, а то я не удержусь».
Когда ребенок совершил противоправный поступок или просто такой, который не принят в коллективе, можно возмущаться, а можно ему посочувствовать. В центре воспитанник знает, что за него будут переживать.
Со школами, в которых учились воспитанники, отношения складываются по-разному. К сожалению, иногда в списках, которые учителя подают в центр, есть дети, от которых просто хотят избавиться. Но есть школы, которые Петрынин считает своими надежными партнерами. Эти все перепробуют. И только если действительно нет возможности в школьных условиях помочь ребенку, направляют его в центр. Из таких школ директора звонят, волнуются: как там мой? Это залог того, что ребенок будет спасен, считает Александр Геннадиевич.
А если от ребенка просто избавлялись, отправляли его в центр с нелюбовью, он почти обречен. Все усилия педагогов центра бывают тщетны. Ребенку необходимо педагогическое сопровождение. Важно, чтобы он сознавал, что школа направила его сюда, чтобы ему было лучше: здесь его накормят, приласкают, потому что мама пьет, папа не работает.

Здесь и занавески работают

Часто говорят, что в центре очень богато, но это просто каждая вещь со вкусом подобрана. Надо, чтобы центр серьезно отличался от всего, что видел до сих пор ребенок, – это сознательная политика педагогического коллектива. Здесь подчеркнуто чисто. И от казенщины стараются уходить: не столовая, а трапезная, не комната психологической разгрузки, а светлица, горница, самоварная. Напевные названия классов: класс русской словесности, класс истории Отечества, класс родной природы.
В центре сложилась внутренняя культура, которая ставит заслон криминальной субкультуре, а дети в большинстве своем успели ее хлебнуть. Ведь сегодня во многих школах сложилась не просто нормальная, во все времена существовавшая молодежная субкультура, но именно криминальная – со школьным рэкетом, общаком, с жизнью по понятиям.
Для воспитанников центра не редкость члены семьи, находящиеся в местах лишения свободы. Кстати, интересно, что среди родителей детей хабаровского центра каждый год около десяти отцов-одиночек. Педагогический коллектив является носителем ценностей, которые распространяются на коллектив детей. Если дети долго находятся в центре, то они сами начинают спасать других. Но последнее время у центра большие выпуски. Три года подряд по 60 детей, а в центре всего 120 мест. И получается, что за три года хранители традиций из числа детей уходят. Тогда опять наступает период, когда этим хранителем становится в большей степени именно педагогический коллектив.
Педагогам очень непросто. Они обречены на постоянный поиск. Каждый четверг в центре – педагогический семинар. Лучшие силы края ведут занятия, все заезжие московские специалисты тоже бывают у педагогов центра.
В центре два больших праздника: 2 сентября – день рождения центра – и выпускной вечер. Собирается всегда очень много народу. Приходят выпускники: центр – большая семья.
Рассказывает Александр Геннадиевич:
– Для наших ребят окончание девятого класса – это подвиг. Я каждый год вожу кого-то в Москву. Аргументирую так: находим же мы средства, чтобы повезти в областной центр или в Москву победителей математической олимпиады. А преодолеть себя, перестать наркоманить, воровать, на мой взгляд, не меньшая личная победа, если не большая. Ребенок преодолел себя, причем не просто использовал интеллект, заложенный от мамы и папы, а сам понуждал себя учиться и преодолевал обстоятельства.
Сначала проводим опрос среди детей: кого вы рекомендовали бы из своей группы – до трех кандидатов. Потом эти списки обсуждает педсовет. Каждый педагог старается провести своего, и в этом я вижу проявление любви. Педагоги так уговаривают – это истинная родительская жалость к детям.
Любовь, доброе отношение могут победить ту бездну зла, которую ребенку пришлось вычерпать за годы детства, за годы, когда закладываются основы основ в душе ребенка. Время пребывания в центре по сравнению со всем детством не так значительно. Сначала, бывает, дети мстят педагогам за то зло, что получили от взрослого мира. У некоторых это длится годами – и два, и три. Кто убегает, кто режет вены, бросается в окна, ворует, срывает уроки, грубит. Но надо понимать, что многие из них пережили серьезные психотравмы. Кому-то пришлось пережить страшную смерть родителей: мамку убивали. Как не простить ему истерику, если маму сбросили с девятого этажа на глазах у мальчишки.

Очень трудно измерить результаты педагогической деятельности. А мерить пытаются. Но как измеришь прирост любви к миру в душе ребенка? Есть вещи, которые и описать невозможно. Но есть и реально выправившиеся судьбы, непропавшие дети.

Людмила РЫБИНА

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"