Когда-то, впервые узнав о библейском проклятии “до седьмого колена”, я возмутилась этой несправедливости: этот самый прапрапраправнук и понятия не имеет о прегрешениях своего далекого предка, а все равно проклят?! Да за что?!
Много позже поняла: библейское “до седьмого колена” – не проклятие, а констатация факта: есть такие преступления, последствия которых обречены нести дети, внуки, и дети внуков, и их внуки, потому что изжить их в одном поколении невозможно. История ХХ века может служить иллюстрацией этой библейской истины...
Журналист австрийский еврей Петр Сихровски через тридцать с лишним лет после того, как нацистские преступники были названы и преданы проклятию, решил пойти к их детям и внукам. Спросить, какие у них сложились отношения с родителями и дедами и что они думают обо всем происшедшем много лет назад.
Он не нашел среди них ни единого счастливого человека. Некоторые были преисполнены комплекса жертвы: они жалели друг друга, пытались сравнить себя с жертвами фашизма. Другие видели жертв в своих родителях, поскольку сами были еще слишком малы в годы расцвета Третьего рейха, а запомнили только вечный страх взрослых, арестованных или прятавшихся от арестов, молчаливых, униженных, жалких. Третьи ощущали себя жертвами нацизма в собственном доме, где родители, лишенные былой власти, пытались воспроизвести ее в изощренном тиранстве детей.
Почему они не могли избавиться от прошлого своей семьи: ведь не может же человек в самом деле “родиться виновным” (свою книгу Петр Сихровски так и назвал: “Рожденные виновными”)? Человек не виновен в том, что родился в семье представителей национального, конфессионального, профессионального меньшинства, почему-либо дискриминируемого в данном обществе. Разве он может быть виновен в том, что родился в семье бывших нацистов (или бывших членов революционных трибуналов, или бывших следователей НКВД, или бывших “продотрядовцев”, отнимавших у крестьян последнее и угонявших в Сибирь самых работящих и хозяйственных)? Я снова и снова возвращаюсь к тем полудетским своим вопросам – и не так легко ответить на них.
Проще всего сказать: увы, может, это и несправедливо, но так устроена жизнь. Бывшие нацисты вынуждены скрываться от суда – и невольно делают собственных детей участниками этого беспрерывного панического бегства и укрывательства. Вся атмосфера дома пронизана чувством поражения, и дети вдыхают эту атмосферу, растут в ней. Если же она иная, если родители не хотят и имеют возможности не принимать приговор истории, неплохо устроившись в одной из стран Латинской Америки, они не могут изолировать собственных детей от информации о том, что суд все-таки был и мир вынес свой приговор, и за что, и как все это было на самом деле: информация эта есть повсюду – она в школьных учебниках, в романах и кинофильмах, в документах. Когда ребенок поймет, что все это непосредственно касается его семьи, его отца и матери, его героического или мрачно-молчаливого деда, он испытает сильнейший шок, который не каждому дано вынести. И чувство вины. И чувство сопричастности.
Потому что история остается более или менее абстрактной только до тех пор, пока она в книжках и фильмах, пока она про кого-то, кого мы не знаем. Потому что история нашей семьи, моей и твоей, это наша история, она живет в нас и нами продолжается. И от этого факта никуда не денешься.
Но тогда эту нить бесконечной вины можно тянуть и опутать ею слишком многих. Хорошо, у этого отец служил следователем и пытал людей. А дед другого этого не делал, но написал на кого-то донос. А мать третьего в свое время заложила основы благосостояния семьи – и детей, и внуков, присвоив добро репрессированных. И в той-то деревне, в том доме, в этом квартале жители, ничтоже сумняшеся, выдавали евреев на расправу, и никто, ни единый человек, за них не вступился, даже не попытался помочь ни своим бывшим соседям, ни еврейскому ребенку...
Так мы приходим к самому непродуктивному: виновны в конце концов все, все поголовно, и надо стройными рядами выйти на площадь, посыпать себе голову пеплом и покаяться... Хорошо, покаялись. Что дальше?
Во-первых, чувство вины – чувство глубоко интимное, это тема твоих приватных разговоров с твоей совестью и с Богом. И со своими детьми. Неплохо бы вообще-то помнить, что такого разговора с детьми не избежать никому и что последствия твоих поступков не кончаются на тебе самом, они лягут на плечи тех, кто дороже тебе всех на свете.
Во-вторых, кроме чувства вины есть еще чувство сопричастности и ответственности. Именно желание что-то исправить, компенсировать, внести в мир еще одну частицу добра вело немецкую молодежь в Израиль, в санитары и историки, превращало их в священников и пацифистов...
Петр Сихровски написал блистательную книгу. Ее издали сами немцы, как они неукоснительно издают и другие антифашистские книги и документы. На пороге нового столетия и тысячелетия издательство “Комплекс-Прогресс” при поддержке немецкого же фонда Фридриха Наумана выпустило эту книгу на русском языке.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"