Две сестры

В Вологде, на Пушкинском бульваре, стоял старый двухэтажный дом. Напротив была керосиновая лавка, а справа – Дом юных техников, куда я бегал в авиамодельный кружок. И сейчас бы с закрытыми глазами нашел дорогу.
Часто по пути мне встречалась пожилая женщина-дворник, зимой – с лопатой и скребком, а летом – с метлой. Я рос, уезжал и возвращался, заканчивал школу и уходил в армию, а она все работала на Пушкинском бульваре – мела, скребла и убирала. Я не удивлялся этой неизменности, как не удивлялся тому, что неизменны были глубокие деревянные скамейки на бульваре, трещинки на асфальте и лохматый пес, вылетавший из-под ворот вслед за футбольным мячом.
Иногда я задерживался у колонки с холодной водой, но чаще бежал, бежал дальше. Всегда кажется, что главное не здесь, на привычной улице, а где-то там, за горизонтом... Но вот однажды зимой, уже работая в газете, я увидел на пустом бульваре знакомую с детства фигуру. Не помню, что меня подтолкнуло, но мы познакомились. Я узнал, что двадцать лет я пробегал мимо Лидии Николаевны Копосовой.
Она пригласила меня в гости. Так я познакомился и с ее сестрой, Алевтиной Николаевной. Осталась запись нашего разговора и фотография. Давно это было, и не знаю, живы ли сестры Копосовы. Дом, где они жили, снесли еще в конце 80-х годов.
Вместе со мной ходил тогда в гости и наш редакционный фотограф, удивительно добрый и талантливый человек Олег Кононенко. Посмотрите еще раз на снимок, с которого глядят на нас чудные русские женщины, сестры Копосовы... Этот снимок я храню и как память о милом Олеге. Он трагически погиб, возвращаясь домой с одного из редакционных заданий...
Сестры Копосовы рассказывали нам о самом житейском и простом, о том, как росли в бедной деревне, как братьев и женихов на фронт провожали, как на себе пахали...
Сейчас перечитал их рассказ и увидел, что не о житейском он, а о самом таинственном и высоком.

Дмитрий ШЕВАРОВ

На снимке: сестры Лидия Николаевна (слева) и Алевтина Николаевна, январь 1987 г.

Алевтина Николаевна Копосова. Тридцать шесть лет мы в этой хате живем. Дочке Галине четыре года было, когда здесь поселились. А сейчас ей сорок. Мы сперва на квартире жили, хозяин из кладовки комнату нам сделал, шесть метров, очень довольны были.
Корреспондент. Что-то холодно у вас...
А.Н. Так на первом этаже никого не осталось уже, вот и стынет дом. Семь семей было, а сейчас три. Печи не топятся, откуда теплу взяться? Не снимайте обутки, мы сами-то в валенках сидим... По два раза топим, а все холодно. Дрова у нас хорошие, приношу с работы. Я уборщицей в Доме художников уже 16 лет работаю, а там отходов много деревянных остается. Я их связываю и домой на саночках...
Корр. Дрова здорово трещат... Вы знаете, когда-то совсем маленьким я жил в доме с печкой. Ничего не помню от того времени, ни одного момента, а вот как в печке дрова трещали – помню...
А.Н. К нашим годам многое вспомнится. Забывать-то ничего не забывается, только хранится до поры за семью печатями.
Корр. Когда вы почувствовали себя взрослыми? Как это случилось?
Лидия Николаевна. Лет с десяти я наравне с матерью работала. А как четыре зимы в школу отходила, так все по хозяйству стала.
А.Н. Я ходила в школу три года. Как получилось? Я две недели в первый класс ходила, а потом сразу во второй. Учитель понял, что в первом мне делать нечего, старшие братья многому научили. А мама больная была, пришлось дома... Младшие на руках. Было в семье одиннадцать человек.
Л.Н. Лет с двенадцати ты уже на своей полосе жала.
А.Н. Да, тогда еще единоличные хозяйства были. У нас семья большая и участок большой. У каждого своя полоска. А потом на сенокос братья стали брать... За коровой, лошадью ухаживала.
А.Н. Одну лошадь отец, кажется, в финскую сдал.
Л.Н. Туманку, она быстро бегала...
А.Н. Сдали ее, а она той же ночью назад вернулась, домой. Сбежала, значит.
Л.Н. Мы, дети, проснулись, выбежали в чем были к ней: “Ой, милая, домой пришла!” А наутро отец назад отвел.
Л.Н. А вторая, Звездочка, осталась. Пахала она, сено возила. На Отечественную и ее забрали.
Корр. А дальше учиться хотелось?
Л.Н. Очень хотелось, и отец бы рад был нам дать образование. Да не вышло... Мама наша умела читать, и отец ей завидовал. Виду не показывал, но переживал, что неграмотный. Бывало, придем мы из школы, начинаем учить уроки, потом читать друг другу. Он послушает нас, послушает, а потом просит: “А ну-ка сказки мне почитайте!..” Сидит и слушает...
А.Н. Отец грамоты не знал, но в деревне его уважали. Он был хороший плотник. Топорища, дровни делал, бороны, плуги чинил. Точить все к нам ходили...
Л.Н. Помнишь, Аня, как отец точило купил?.. Купил его в Кубенском и шестьдесят километров нес на себе.
А.Н. Он и до Вологды пешком ходил... Обожали-уважали его все. Дом он сработал так, что до сих пор стоит. Живой...
Л.Н. И колодец живой. Его, поди, еще отец отца делал. Вода там родниковая, непростая. К нам все соседи ходили за водой. Чай пить – только нашу воду брали.
А.Н. Сейчас в деревне три колодца осталось, а было не меньше сорока.
Корр. Много ли людей было тогда в деревне?
А.Н. Мы помним пятьдесят домов. А теперь семь домов, и в них 12 человек. Да что там про нашу деревню говорить – во всех окрестных деревнях пять школьников осталось.
Л.Н. А помню, как вечер – у нас полная комната до самого темна...
Корр. Что вам досталось в наследство от родителей?
А.Н. О вещах так речи нет – на троих одни сапоги были, но вы же не о вещах, правда?.. Сказать, что труд любить научили? Так не учили этому. Как-то само собой это разумелось...
Л.Н. Добрые люди они были. Живешь и всю жизнь их поминаешь... Отец для нищих баню топил, ночевать их пускал, последнее мог отдать.
А.Н. Доверие тогда было к родителям. Я матери все рассказывала. О моем первом кавалере она все знала. И его мать обо всем знала... Его звали Клаша. Клавдий Арсеньин. Он был из соседней деревни. Познакомились, когда ходили мы туда ряжеными. Он меня провожал. Так мы продружили четыре года. Я больше ни с кем не водилась, и он ни с кем не дружил. Потом война, три письма пришло. Писал: “Встретимся ли – нет? Не знаю. Бои тяжелые...”. Потом как-то мать его пришла к нам с похоронкой: “Убили Клашу”.
Корр. Вы помните день, когда узнали о войне?
А.Н. Мы за три километра на празднике были. Кириллов день как раз был. И вдруг едут на лошадях: “Война! Война!..” Повестки принесли ночью ребятам. А ночи светлые были...
Л.Н. А мы узнали с папаней в Кириллове. У нас родня там была. И вот дядя Ваня говорит: “Идите домой, война началась”.
А.Н. Я продавщицей тогда работала, мне в тот день указание: магазин закрыть, вином не торговать. А я думаю: все равно дам, когда еще ребятам придется. Потом и председатель сельсовета пришел: “Уж дай вина ребятам...”
Л.Н. Многие милые не вернулись...
А.Н. Четыре брата враз ушли. Вместе с многими деревенскими. Лошадей им колхоз дал до Кубенского. Весь сельсовет собрался там, где магазин был. Кто с гармошкой, ко со слезами провожал. Кто говорил, успокаивал, что война не больше года продлится.
Л.Н. А потом уж так трудно было. На коровах боронили. На себе пахали. Впрягались шесть-семь человек женщин и тащили. Туда-сюда проедешь и все – выдыхались. Весь хлеб до зернышка фронту отдавали. Вязали носки, рукавицы для фронта, валенки катали. А сами часто без хлеба сидели, картошка выручала.
А.Н. На трудодни тогда ничего не доставалось, ни копеечки. Только в сорок седьмом – сорок восьмом стали давать, чуть оживать стали. Иногда хлеб во сне снился...
Л.Н. Папаня, царство ему небесное, своими руками молол. А потом уж мы сами мололи. Надо труднее работу, так нет... Мне никак не выбросить хлеба, помню, как его ростили. Мы и сейчас лишку не берем, чтобы не оставалось. Полбуханки ржаного возьмем, и все.
А.Н. Уже после войны я к вам приехала из города. Все опухшие, отец худой-худой был...
Корр. Девятое мая помните?
А.Н. Как не помнить. Мне вдруг рано утром в окно стучат раненые из госпиталя: “Алевтина, магазин открывай – война кончилась!” Я председателем сельпо тогда была. Ну, давай продавца будить. В пять утра, кажется, тогда магазин открыли.
Л.Н. В сельсовете радио было, вот кто-то узнал и побежал по деревне, от дома к дому. Не верилось, надо же, война кончилась!
А.Н. Сразу стали думать, может, кто да явится домой? На Мишу, Анатолия уже похоронки пришли, а от Володи и Бориса ничего не было. Уже после мая от Володи письмо пришло. Жив оказался. Радости сколько!.. А Боря погиб.
Л.Н. А слезы, слезы мучили... Каждый день после Победы все ждали: сегодня, может, наш вернется. И как кто из фронтовиков вдруг показывался на околице, вся деревня бежала. Но все реже кто показывался. По трое–пятеро сыновей наши соседи проводили, а возвращались по одному. У Даниловых, соседей, погибли Ваня, Миша, Коля... А Васька жив остался.
А.Н. А сейчас, бывало, на них кричат в очереди: “Кто вы такие?”
Л.Н. Тогда думали, что все будет хорошо. Победили все-таки. А потом снова трудно было...

Фото Олега КОНОНЕНКО

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"