На расстоянии протянутой руки
Этот поисковый отряд не может
воскресить погибших полвека назад. Но он
воскрешает сердца тех, кто жив здесь и сейчас
Теперь иногда говорят: ну зачем таскать
детей по минным полям давно прошедшей войны? Она
ничего для них не значит. Чеченские страсти им
гораздо ближе. Но все равно находятся люди,
которые почти тридцать лет из года в год ездят со
своими воспитанниками по ржевским, новгородским,
карельским лесам. Роются в черной болотной жиже,
собирая по косточкам тела брошенных, забытых
солдат Великой Отечественной. Обыкновенные
современные пацаны. Но плачут, разговаривая по
ночам у костра о той войне, по-настоящему.
Об этих и других историях из архива московского
военно-поискового отряда “Дозор” рассказывают
его создатели Ада и Олег Лишины.
Воспитание переживанием
Нам кажется, что если просто приезжать
на место, откапывать и поминать погибших, в душах
ребят мало что останется. “Черные” поисковики
делают то же самое. Кстати, к нам приходили
“искатели железок”, но быстро исчезали, понимая,
что нас интересует совсем другое.
Нам важно, чтобы через сильные, экстремальные
переживания подростки обретали себя,
становились лучше, чище. Жили не для собственного
удовольствия, а чтобы людям от них была радость и
польза. Мы все выросли из коммунарства, идея
общей заботы – главная для нас. Поэтому мы сидим
в архивах, узнаем о погибших солдатах все, что
можно узнать, списываемся с родственниками. А
найденных бойцов стараемся достойно похоронить
– так, чтобы за могилами был догляд местных.
Однажды нам даже пришлось украсть мешок
бесхозного цемента, чтобы поставить памятник
погибшим партизанам в Карелии.
На месте наших работ мы всегда организовываем
выступление агитбригады – поем песни, читаем
стихи, говорим о войне. Если что-то знаем о боях в
этих конкретных местах, обязательно
рассказываем местным жителям. Это и для наших
ребят важно, они каждый раз заново переживают. И
люди тянутся к нам, стараются рассказать еще
какие-то подробности о прошлом.
А иной раз поставим лагерь и вечером того же дня
уходим в сумерках на место будущего раскопа и
читаем стихи и военную прозу там. А наутро
выходим на работу.
Нам помогает искусство – музыка, литература,
которые позволяют подростку почувствовать, что
эти кости – останки реальных людей, которые
боялись, мучились, были такие же, как мы. И члены
отряда постепенно действительно так
воспринимают этих погибших ребят. Хочется о них
думать, даже поговорить с ними. Однажды мы
откапывали совсем молодых ребят. Захоронение
уходило под хозяйственные постройки,
поставленные на его месте. Местные жители о нем
уже плохо помнили. Среди этих погибших мальчиков
был Борька Елкин – чистейший, искренний человек,
с которым хотелось бы встретиться там, если
загробная жизнь в самом деле существует. Он ушел
в армию в сороковом году сразу после школы,
встретил войну на западной границе. В последнем
письме он просил прислать теплый свитер и бурки:
сильно мерз после ранения. Мы его в этом свитере и
нашли...
Наши ребята приобретают нелегкий опыт
разрушения иллюзий. Оказывается, война – это не
только героизм, но и смертоносная глупость,
подлость своих же. По пулевым отметинам на
черепах они узнают о специальном приказе
расстреливать раненых, чтобы никто не попал в
плен. О том, что под Ржев посылали целые роты без
оружия в расчете на то, что добудут его там.
Оказывается, молодым местным ребятам в принципе
ничего не говорят эти кости. На них обращают
ровно столько же внимания, сколько на
придорожные камни и мусор в кювете. Однажды во
время военно-поисковой экспедиции на
пятнадцатом километре шоссе Ржев – Селижарово
наши разведчики обнаружили в нескольких метрах
от дороги скелет красноармейца, проросший
дерном, на котором в наши дни был разведен костер.
На краю кострища выделялась обожженная
человеческая челюсть. Здесь же, в траншеях 1942–1943
годов, обрывки бумаги, ржавые консервные банки и
битые бутылки вперемешку с человеческими
костями.
Все эти случаи делают для ребят военную историю
своей, живой, особенно потрясают новичков.
Однажды мы копали с пятиклассниками под
Волоколамском. Сначала они воспринимали все это
скорее как поход, первый в жизни. Им было весело,
забавно. А когда они четыре километра до лагеря
протащили на брезенте найденные останки, как
будто переменились. Притихли. И минута молчания у
памятника была для них самой настоящей. Молчали,
думали.
Приходя к ребятам...
Все начинается с того, что ты приходишь к
ребятам, которые в принципе относятся к тебе с
некоторым интересом. Это все глупости, что
подростки не нуждаются во взрослых. Напротив, они
интуитивно ищут того, с кем им будет спокойно и
интересно входить во взрослую жизнь. Причем для
них важно, чтобы этого взрослого приняла вся
компания. Когда они попробовали жить этой
интересной общей жизнью вместе со взрослыми, им
все равно, что делать для того, чтобы эта жизнь
продолжалась. Они так и говорят: “Если для этого
надо рыться в траншеях – будем рыться!”
И тут начинается, условно говоря, идеологическая
загрузка. На этом этапе нашего общения мы всегда
говорим с ребятами о том, как мы собираемся жить,
работать и относиться друг к другу. И дальнейшее
будет в основном зависеть от этих человеческих
отношений. А понимание того, что и зачем они
делают, приходит значительно позже.
Патологоанатомы войны
Это были очень тяжелые раскопки. Копали
в подвале сгоревшего дома. Искали много часов,
хотя дядька, который указал место, сам, будучи
десятилетним пацаном, захоронил в подвале своего
старого дома умерших от ран солдат-панфиловцев.
Потом дом разобрали, все заросло, пустошь
распахали. Он показал нам это место по памяти.
Местная администрация говорила нам: “Вы ничего
не найдете. Нашли кого слушать –
пьяницу-забулдыгу!” А мы были уверены – для
такого дела мальчишка военных лет врать не
станет, не сможет. Наконец мы нашли этот подвал, в
черной жиже лежали человеческие кости с
остатками бинтов и гипса. Мы потихоньку
доставали их и перемывали все руками. Некому было
их обмыть, когда эти люди умерли. Теперь это
делаем мы. По-человечески – по-другому быть не
может. Кто-то предложил нашим ребятам: “Давайте
откинем кости на решетку и промоем
брандспойтом!” И одна девочка сказала: “Ну да, вы
бы еще покойников через стиральную машину
пропустили! Нет, мы должны сами!”
И потом многие говорили: “Я думал, в раскопе
работать труднее, и хотел поэтому кости обмывать.
Но оказывается, это тяжелее намного – все время
думаешь об этом человеке”.
Записала Елена ЛИТВЯК
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|