Чудесен мир с рекой и тишиной...

Кинематографические уроки Победы

Антифашизм стал общим стилем жизни во время Второй мировой войны и на многие годы после нее для всех тех, кто был свободен сам и ценил чужую свободу. И обладал тем, что именно в эти годы сформулировал Борис Пастернак в “Докторе Живаго”, – дворянским чувством равенства со всеми, живущими на земле. Приоритет этого стиля в искусстве и особенно в кинематографе повлиял даже на политику. Жестокий парадокс, сочетающий понятия войны и мирового события “мировая война”, сокрушившего преграды между странами и народами, проявился в новых течениях советского кино.
Кинематограф “оттепели” был конечно же инспирирован духом антифашизма, фронтового братства и свободы больше, чем самыми смелыми откровениями бывших соратников Сталина о “культе личности”. Ведь именно война вернула первоначальное значение словам “герой” и “патриотизм”, “друг” и “враг”, “милосердие” и “человек”.
Григорий Чухрай и Яков Сегель, Петр Тодоровский и Игорь Николаев снимали разные фильмы, и снимали их по-разному, но очередная смена оптики в кино произошла благодаря их военному опыту. Открытие, сделанное в литературе “потерянным поколением” Эрнеста Хемингуэя после Первой мировой войны, было повторено в кино после Второй мировой. Человек одинок, беззащитен и чувствителен к боли, поэтому нет ничего надежнее другого человека, способного испытывать те же чувства, способного к сочувствию, верного и отважного. Человек и качество человечности стали главным предметом внимания в новом кинематографе.
Впрочем, и те, кто не был солдатом, но жил внутри этой мировой войны, как Иона в чреве кита (недаром этот библейский образ неоднократно использован именно для определения состояния человека, живущего на территории войны), приобрели опыт, который позволил им воспринимать этот новый взгляд на мир. Как в первых шедеврах Гриффита, а потом Эйзенштейна, на экран вышел главный герой ХХ века – хор. На этот раз стали видны лица, интересные, неповторимые, обыкновенные.
Послевоенный кинематограф длился долго. Словно постепенно высвобождались впечатления войны, осмысливался и переосмысливался ее опыт. Это был живой процесс, рост и развитие искусства кино, кинематографистов и зрителей. Итальянский неореализм, кино разоренной, проигравшей страны, но победившего народа, бедный кинематограф, покоривший мир, воспринимался не только новым стилем в кино, но прежде всего воплощением антифашизма. Сам термин “фашизм”, обозначавший сугубо национальное движение в Италии, давно уже утратил свой узкий смысл и стал расширенным синонимом ксенофобии, мракобесия, тоталитаризма, жестокосердия и духовной тупости.
Уже в фильмах, снятых во время войны, когда агитационная острота исключала психологическую тонкость, появлялись художественно точные образы этого нового зла. Как в фильме Марка Донского “Радуга”, где нестрашный вроде бы дядька-немец пугает допотопным ружьем крестьянских ребятишек, а потом стреляет-таки в глупенькую кукушку, выглянувшую из своего окна на часах. И это страшнее убийства, потому что он делает это с бессмысленным смехом, но методично.
Человечество столкнулось со злом, победа над которым потребовала объединенных усилий, напряжения сил и великих жертв. Теперь оно собиралось рассмотреть и запомнить героев. До злодеев очередь дойдет позже. Здесь же, в кинематографе Победы, ими почти не интересуются. Здесь царят герой и его подвиг. Диапазон – от документализма Виктора Некрасова до романтизма Булата Окуджавы. Еще и еще раз, как это было, – прямо на танк или в атаке, среди разрывов снарядов, вытащил раненого друга. Ничего особенного, потому что “все они герои”.
Интересно, что в фильмах фронтовиков война – рутина, надоевший тяжелый труд. Чудесен же мир с травой, рекой и тишиной. Прекрасны человеческие лица и простые занятия людей, когда они пишут письма, тихо поют, чинят одежду или экономно едят из котелка.
Кинематограф Победы – лучший памятник тем, кто ее обеспечил, – победителям. Но еще и сеанс психоанализа, потому что всякая война, в том числе и справедливая оборона Отечества, разрушительна для человеческой психики. Она снимает запреты, без которых человеческая личность становится уязвимой для зла. Так, в образе разрушенного храма проявляется душа маленького Ивана в первом фильме Андрея Тарковского “Иваново детство”, душа, в которой ненависть к врагу выжгла даже мир детства, поместив в самый райский сон о нем обугленное от огня дерево.
Устойчивость к злу, к его проникновению в кровь – важнейшее противоядие, которое дал великий кинематограф Победы. Героизм и верность, но и непобедимая доброта объединяют юного Алешу в фильме Григория Чухрая “Баллада о солдате” и старого кахетинца в фильме Резо Чхеидзе “Отец солдата”, героев фильма “Летят журавли” Михаила Калатозова, “Дом, в котором я живу” Льва Кулиджанова и Якова Сегеля, “Женя, Женечка и катюша” Владимира Мотыля и еще многих других, где открытия послевоенного кино стали нормой.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"