Национальность – дело не крови, а убеждений

Но ни за одно убеждение не пролито столько крови...

О национальной нетерпимости и толерантности беседуют Наталья Борисовна ИВАНОВА, культуролог, литературный и художественный критик, заместитель главного редактора журнала «Знамя», и наш корреспондент Елена ИВАНИЦКАЯ.

– К сожалению, сегодня дети растут в атмосфере, пронизанной радиацией враждебности и нетерпимости. Вспомните, пожалуйста, насколько остро национальный вопрос ставился в ваши детские годы? Как и когда вы узнали, что люди бывают разных национальностей?
– О том, что люди бывают разных национальностей, я узнала во дворе своего дома, в Москве, когда мне было года три или четыре. Мне открылось, что на свете есть татары. Мы жили в огромной коммунальной квартире на проспекте Мира, недалеко были Ржевские бани, а в банях был татарский день. Кажется, среда. Помню, как бабушка говорила: “Сегодня в банях татарский день”. В этом районе жило много татар. На проспекте Мира была и сейчас есть мечеть. Помню татарскую речь, помню, как в дни мусульманских праздников метро перекрывали на вход или на выход. По улице двигались нарядные люди в халатах, в тюбетейках. Интересно, что и меня до сих пор нередко принимают за татарку. Потом узнала о второй национальности – о евреях. Узнала из частушек, которые пели дети во дворе в абсолютно неполиткорректных выражениях, конечно, но тем не менее никакого национального противостояния в нашей детской среде не было. В школе до второго класса у нас было раздельное обучение, а во втором классе мальчик-еврей по имени Миша сделал мне предложение. “Уйди, дурак, сейчас позову милиционера”, – ответила я. Но он не отступился и на следующий день привел ко мне маленького братика знакомиться. Все мы дружим до сих пор. В классе были дети самых разных национальностей, но не было и зернышка какой-нибудь национальной вражды. Скорее уж врагом воспринимался милиционер, хотя я и пригрозила его позвать.
– А кто вы по происхождению? Как национальный вопрос коснулся вашей семьи?
– Я коренная москвичка, все предки мои похоронены на Пятницком кладбище, в церковь неподалеку от этого кладбища водила меня бабушка. В семье национальный вопрос не только не муссировался, а вовсе не обсуждался. Ну вот не было такого вопроса! В школьные годы мне, в сущности, было все равно. Наша московская русская семья – сложного происхождения. Такое количество кровей – невообразимо! От черкесов до голландцев, приехавших в Россию при Петре. По семейному преданию, одна моя прабабушка была черкешенкой, похищенной из аула. Но национальность – дело не крови, а убеждений. С годами национальный вопрос передо мной появился. Мне было семнадцать лет, когда я узнала о “Протоколах сионских мудрецов”. Поведал Илья Глазунов у себя в мастерской. В полубогемной среде национальная проблематика обсуждалась идеологически, с привлечением “Протоколов...”, тут я и получила первую прививку интернационализма, потому что мне стало глубоко противно. Националистическую, национально-враждебную идеологию мне совершенно невозможно было принять. Сама жизнь без всяких лозунгов говорила, что есть культура, а есть – антикультура. Самым лучшим учителем русской истории, какого я знала, был наш Соломон Борисович, фронтовик, потерявший руку. Я закончила вечернюю музыкальную школу при консерватории, и там людей всех национальностей объединял язык музыки. Первый мой брак оказался интернациональным. Мой первый муж Олег Иванович Гроссе, художник, происходил от потомков австрийских немцев. Светлый был человек, ныне, к сожалению, покойный. Так что я некоторое время носила фамилию Гроссе.
– Философ Григорий Померанц пишет о том, что советскую систему политически разрушал двойной стандарт в отношении к нациям: русским преподносили национализм под вывеской военно-патриотического воспитания, а всем остальным: чехам, чеченцам, татарам – затыкали рот интернационализмом. Вы согласны с этим? Чувствовалась ли такая двойственность в ваши школьные годы?
– Не могу разделить мысль Григория Померанца. У нас в школе не было, совсем не было национализма. После школы детям с нерусскими фамилиями было труднее, это так. Сама я испытала шок от столкновения с реальностью при поступлении в вуз, на себе испытала жестокий шовинизм, но это была дискриминация не по национальному, а по половому признаку. Меня не приняли в МГИМО, несмотря на отличные оценки, потому что преимущество было у абитуриентов-юношей. Теперь-то я свечу ставлю в благодарность, что была избавлена от этого чреватого пути, а тогда романтически мечтала заниматься дипломатической работой, как Александра Коллонтай, потому что любила языки, западную литературу, географию. Впоследствии несколько лет я проработала в журнале “Дружба народов”. Пришла именно в этот журнал совершенно сознательно: дружба народов, национальная толерантность, политкорректность – для меня очень значимые понятия. Может быть, я отроду, от семейных корней такая политкорректная? То, что закладывается в ребенке до 14 лет, – это и есть фундамент культуры. У нас ругают политкорректность и относятся к ней насмешливо. Это очень печально. Ведь одно дело – посмеяться над некими издержками ситуации в обществе, которое давно приняло политкорректность, и совсем другое – у нас, в обществе, которое о политкорректности понятия не имеет.
– Вы считаете, что нам необходима прививка политкорректности в национальном вопросе?
– Считаю. Национальная нетерпимость – самая страшная черта нашего времени. Не так давно, на Восьмое марта, я получила поздравления из Чечни. Вообще-то я недолюбливаю этот странный праздник, подмигивающий в сторону эротической непристойности. Но когда мне позвонил Рамзан Айдамиров, это искупило всю пошлость праздника. Рамзан – друзья называют его Авалу – директор школы в поселке Новые Алды возле Грозного. В этой школе обучение ведется на русском языке. Чеченские дети хотят обучаться по-русски, но как же им тяжело! ХХ век, как никакой другой, обострил национальные отношения. Нам необходим общественный институт наций. На государственном уровне нет достойной национальной политики, а общественные организации мало занимаются этой проблемой. Общественная пассивность, безынициативность опасны. Посмотрите, что у нас сейчас произошло на символическом уровне – соединение имперского герба с социалистическим гимном. И общество приняло это соединение, хотя оно соответствует именно устремлениям коммунистов, чей интернационализм давно выродился в ультранационализм. Болезнь национализма всегда происходит от стыда и ущемленности.
– А бывает здоровый национализм? И как вы в этом смысле воспитывали свою дочь?
– Моя дочь в свои шестнадцать лет в августе девяносто первого года сутки отдежурила возле Белого дома. Потом она сказала мне без всякого пафоса, просто в разговоре на кухне: «Теперь я понимаю, как часть земли становится абсолютно моей». Отсюда и гордость: я гражданка России. Есть здоровое понятие гражданственности, но нет здорового национализма.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"