Витебск: Жизнь искусства. 1917–1922
М.: Языки русской культуры, 2001

Современный человек привык к тому, что каждая книга имеет как бы два измерения – интеллектуальное и денежное. Две эти составляющие в различных пропорциях содержатся в любой нынешней книге. Однако так было далеко не всегда. На заре русской книжности, в ХVII–ХVIII веках, литература еще не имела товарного значения. В эпоху Петра Первого книгопечатание было делом государственным, пропагандистским. Правительство царя-реформатора не рассчитывало на прибыль от книжной торговли. Все типографии и книжные лавки были казенными: идеологическое воспитание считалось делом более важным, чем твердый доход. (Этот петровский принцип унаследовали большевики.) При Екатерине Второй книгоиздание и торговлю постепенно начали передавать в частные руки. К этому активно призывал и Ломоносов, видевший, сколь плохо расходятся книги Академии наук. Один из первых русских книжных коммерсантов, Николай Новиков, понял, что книги должны удовлетворять самым разным читательским вкусам. Но все же Новиков печатал в своей типографии книги в основном просветительские. С простонародной, лубочной литературой он вел отчаянную борьбу.
И тем не менее именно лубочная книга стала первым шагом на пути к подлинному книжному рынку в екатерининской России. Вторыми профессионалами-литераторами были переводчики: спрос на иностранные романы (в отсутствие отечественных) не спадал почти до середины ХIХ века. В пушкинскую эпоху русские писатели впервые начали получать гонорары в журналах и газетах (прежде поэт мог разве что удостоиться табакерки в подарок от вельможи-мецената).
Наконец 19 февраля 1832 года произошло важнейшее событие: в Петербурге, на Невском проспекте, открылся большой книжный магазин А.Ф.Смирдина. С этой даты начал отсчет «смирдинский» торговый период русской словесности, как назвал его Белинский. Событию этому уделили внимание все ведущие газеты. А почти столетие спустя «презентация» смирдинской лавки оказалась в центре исследования трех молодых историков литературы – Т.Грица, В.Тренина и М.Никитина. Повинуясь моде 1920-х годов, авторы книги (ученики филологов-формалистов) искали материально-вещественный, технологический «экстракт» литературы. Авторам был интересен культурологический феномен литературного рынка, а не проблемы, допустим, эксплуатации рабочих в типографии Смирдина. Кстати, предпринимателем Александр Филиппович оказался неважным: дело его просуществовало чуть более десяти лет. В конце 1840-х издатель и книготорговец окончательно разорился. Над могилой его, что на Волковском кладбище, была произнесена эпитафия, ставшая впоследствии знаменитой: «Мы славный памятник по Смирдине имеем: хоть был он книжником, но не был фарисеем».
Лавка Смирдина была настоящим литературным клубом тех времен – в противовес аристократическим салонам и университетским кафедрам. Москвичи, не имевшие подобного места встречи, завидовали Петербургу. У Смирдина можно было встретить Жуковского и Пушкина, Крылова и Белинского, Булгарина и Греча… Это был, как особо подчеркивают авторы, первый клуб профессиональных российских литераторов. Русская словесность начинала жить по законам рынка. Потому-то и любопытно прочесть эту старую книгу сейчас, спустя десять лет после возрождения в России частного книжного бизнеса. Переиздание книги, давно ставшей библиографической редкостью, подоспело вовремя.