Небесные игры

О развитии детского духа

Чужая душа – потемки. Так говорят люди. Душа взрослого, душа ребенка. Пусть. Но однако же приходится иметь ее в виду всякому, кто берется за воспитание детей. Потому что не в знании таблицы умножения – сущность и ценность образования, а в собирании каждым своего образа, построении себя.
Человек – дом с множеством коридоров. Нужен путеводитель для того, чтобы не заблудиться и не удариться лбом в закрытую дверь. Мы предприняли в общем-то безумную попытку – взялись написать маленький путеводитель по внутреннему миру ребенка, проследить, что и как помогает расти детскому духу. Предприятие рискованное. Поэтому две вещи хочется сказать в свое оправдание – все заключения основаны на конкретном опыте и не претендуют на всеобщность формулировок. Это лишь заинтересованный взгляд взрослых, для которых самое важное – любить ребенка.

Облака над колыбелью

Белые флаги пеленок полощутся на ветру. Так бывает в каждом доме, где есть ребенок. Удобные памперсы все равно не вытесняют их из обихода. Девочки, играя в “дочки-матери”, старательно пеленают своих кукол. Вряд ли все это потому, что привычка. И даже не потому, что срабатывает культурный стереотип – так делала моя мама. Смешно сказать, но мне кажется, я знаю почему. Когда-то давно на глаза мне попался текст, в котором доходчиво объяснялось, почему русские и американцы достаточно сильно различаются в своих жизненных устремлениях. Все дело в первом месяце жизни. Наши лежат рядами свертков на тележке в роддоме, потом в собственной кроватке, а западные голопузые ребятишки энергично исследуют собственные руки и ноги. У наших – пассивное смотрение вверх и отсюда – последующая взрослая тактика выжидания, а у тех – активное восприятие жизни. Тогда меня это здорово поразило, казалось необыкновенным объяснением разницы цивилизаций.
Но теперь мне интересно другое – за внешней пассивностью младенца, смотрящего вверх, попытаемся разглядеть начало роста человеческого духа. Взгляд вверх – взгляд в небо, непостижимо-недостижимое. Не с этого ли первого мгновения зарождается в нас безотчетная тяга к высоте – мыслей и чувств, поступков и слов? Говорят: человек может бесконечно долго смотреть на огонь и льющуюся воду. И на облака. Погружаясь, растворяясь, отрываясь от земли. А потом встанет, отряхнет помятую рубашку от сора и пойдет себе дальше. Почему так? Опыт блаженного младенческого бездействия, когда вся полнота мира была еще с тобой, не отпускает.
Вспоминается притча, рассказанная хорошей знакомой. Младенец, пожив уже на свете немного времени и узнав собственных родителей, переполненный любовью и жалостью к ним оттого, что они не понимают стольких чудесных вещей, ему ведомых, старался изо всех сил поделиться таинственным знанием. Но его кряхтение мама воспринимала лишь как знаки голода и печали, кормила и утешала. Тогда малыш решил: “Надо сказать ей об этом словами, как они говорят друг с другом!” И только произнес свое первое “УА!”, как в ту же секунду все позабыл. Прежнее полное знание исчезло. И пришлось ему ходить потом в садик и в школу. Учиться заново.
Мне почему-то кажется, эта притча хотя бы отчасти объясняет нашу потребность иногда просто так посмотреть в окно. Посмотреть на небо. Оттуда прилетают к нам в детстве Карлсон и Мэри Поппинс. Туда улетаем на время мы сами, подбрасываемые сильными папиными руками. Может быть, и есть где-то такие дети, но я что-то не встречала даже самых крохотных малышей, которые отказывались бы покрутиться “вертолетиком”, держась за родительские руки, или быть подброшенными к потолку и пойманными. Восторг полета. Преодоление страха. Радость встречи. Первые небесные забавы.

О пользе ношения на плечах

Нет, не зря мы так часто просили маму взять нас на руки! Вовсе не капризы, усталость и не только желание быть поближе к маме двигало нами. Мы хотели увидеть мир ее глазами. С высоты взрослого человека.
Когда-то я уже писала, как существенно по-другому выглядит картина мира с высоты роста маленького ребенка. Писала о необходимости для взрослого опуститься рядом на коленки или на корточки, если он хочет разговаривать с ребенком на понятном ему языке. В самом деле – ребенок ближе к земле, чем мы, он видит всякую мелочь, валяющуюся под ногами, оттого и набиты его кармашки бесценным уличным барахлом. Спасибо Янушу Корчаку, еще в начале прошлого века научившему взрослых бережно относиться к этим детским сокровищам. Теперь это, кажется, уже общее место. Порядочные родители и воспитатели не устраивают ревизию детских карманов.
Но вот что удивительно – когда взрослый пытается посмотреть на мир глазами ребенка (разумеется, не в духовном смысле, потому что прежняя, детская фантазия большинству из нас уже не доступна, а в смысле физическом), например, взять и просто оглядеться вокруг себя, стоя на коленках. Как беден и беспомощен оказывается детский мир в этом ракурсе! Какие-то огромные толстые столбы – ножки стола, страшные острые углы серванта, недостижимо теряющиеся в вышине полки книжного шкафа с чем-то еще лежащим на самом верху. Юбки тетенек и брюки дяденек. Вот и приходится давать волю фантазии, чтобы можно было жить в таком скудном мире. Вот почему мы просились “на ручки” – чтобы расширить границы своей вселенной!
А потом, года в два-три, полюбили папины широкие плечи – еще выше и простора для действий больше. Уже не тебя держат, а ты держишься сам, привставая иногда на стременах воображаемой лошади. Кругом – человеческое море какого-нибудь очередного праздника, и ты можешь увидеть даже то, чего папа не заметит в толпе. Здесь необходимо обсудить два важных момента – появление воображаемой лошади, с которой, однако, вполне реально можно свалиться, и открывшиеся новые возможности видения.
“Лошадь” – среди первых игр испытания собственной ловкости и храбрости, свидетельство растущих духовных потребностей маленького ребенка. А новые горизонты открывшегося пространства зовут неутомимо к его освоению. Куда едут машины? Я упаду или нет? Пойдем туда… Покажи мне получше, подними меня… Социальное взаимодействие, связанное с получением новых жизненных знаний, становится особенно привлекательным. Среди других “небесных игр” дошкольного детства – самозабвенное пускание мыльных пузырей, улетающих неведомо куда, и бесконечные просьбы о новых шариках.
Какая все-таки большая разница во взгляде на мир снизу и сверху! Не на уровне метафор, а на уровне постепенно складывающихся систем ценностей. Кто-то так и прирастет к земле и земным потребностям повседневной жизни. А кто-то вырвется дальше – от интересно блестящих стеклышек под ногами к блеску звезды. К попытке подниматься вверх – над житейскими обстоятельствами, над страхом, неумением, обидой и детским эгоизмом. Я с уверенностью заявляю: ребенок, которого часто носили на плечах, обязательно займется самосовершенствованием. Или в крайнем случае непременно заберется на ближайшую крышу или яблоню. Что в конце концов породит соответствующие высокие мысли.

Желание высоты

У маленького ребенка не возникает желания карабкаться по деревьям. Не только потому, что страшно упасть, но и в силу того, что весь его мир пока еще в основном внизу, где-то у ног взрослых. Ему интересно делать норки и домики под столом, а потребность поднимать все-таки взор к небесам вполне удовлетворяют вышеописанные игры. У младшего школьника все не так. Выросшее самосознание, увеличившаяся самостоятельность требуют активного применения. Конечно, девочки в этом смысле менее экстремальны, чем мальчишки. Хотя девочки тоже бывают разные. Мой собственный детский опыт, видимо, был не совсем девчачий – радости лазанья в запретных местах мне были отлично знакомы.
Кстати сказать, как правило, это запрещение касается детей, выросших в городских неказистых дворах, чьи родители с опаской относятся к детскому стремлению залезть на крышу или на дерево. В сельской местности смотрят на это гораздо проще. Считается нормальным, чтобы мальчишка рвал штаны о гвозди забора. Дома, конечно, его ждет ритуальная взбучка, но, как ни странно, родители внутренне спокойны – сын растет как положено. Более того, в деревне, где у каждого при доме свой маленький садик, искусство лазанья по деревьям просто-таки жизненно необходимо во время сбора урожая. Именно дети восьми – двенадцати лет занимаются этим. Достаточно ловкие, чтобы сделать работу хорошо и не свалиться, и достаточно легкие, чтобы не переломать ветки.
Наверное, многим кажется очевидной педагогическая польза подобного поднебесного лазанья. Но все же скажу о ней несколько слов. Деревья, крыши, заборы – отличные тренажеры многих необходимых человеческих качеств. Во-первых, ловкости и смелости. Во-вторых, осмотрительности и способности рассчитывать свои силы. В-третьих, человека, сидящего на нагретой солнцем крыше или удобно устроившегося в развилке ветвей, часто посещают самые романтические мысли о будущем. Здесь удобно мечтать, удобно играть в возвышенные игры о борьбе добра со злом, придумывать всевозможные варианты “пиратов”, “секретных штабов”. Действительно, совсем не случайно штаб Тимура и его команды находился на крыше заброшенного сарая.
Одновременно с активным освоением “верхнего мира” часто наступает эпоха “игр с умиранием”, смысл которых так просто и ярко описывает митрополит Антоний Сурожский: “Игры или чтение, которые ставят мальчика (или девочку) перед вопросом смерти – не в трагическом, уродливом, а в героическом смысле, – через них привыкаешь смотреть на смерть как на отдачу жизни, как на поступок, который имеет смысл, а не такой, который тебя всего лишает. Скажем, когда дети играют в казаки-разбойники и в какой-то момент в мальчика стреляют – бах-бах! – и ему говорят: “Ты теперь умер, ложись!” Он “умирает”, ложится. Какая-то доля его души знает, что он убит. А другая знает, что он жив. И потому он может пережить свою смерть без страха и привыкнуть к мысли: да, я могу стать лицом к лицу со смертью, я знаю, как умирают; я падаю и лежу, а в какой-то момент крикну: “Мне надоело быть мертвым, теперь твоя очередь!” Это в своем роде детская, очень детская картина смерти и воскресения”.
Впервые игры со “смертельным” исходом появляются в детском обиходе где-то между семью-восемью годами, когда ребенка молнией пронизывает мысль: я тоже умру! Как бабушка, как дедушка, как маленький братик… Открывая противоречивые законы смерти, для которой нет логической, временной последовательности, понимая, что любой человек может умереть прямо сейчас, ребенок бессознательно тренируется, страшно сказать, готовит себя к смерти. Его дух окреп уже настолько, что, отплакавшись однажды ночью раз и навсегда по поводу своей смертности, ребенок начинает упражняться в спокойном принятии часа смерти, как до этого упражнялся в сотрудничестве, любви, дружбе. Для этого – бесконечные “войнушки”, рыцарские турниры на деревянных мечах, мушкетерство и прочие игры того же порядка. В них ребенок сталкивается с возможностью бессмертия, с идеей неба как пространства жизни после смерти. И умирать становится не страшно. Было бы за что. Так в детском сердце поселяется высокая идея служения Добру и Правде, ради которых умереть не жалко.
Как правило, это принятие геройской смерти как высшего смысла, даже радости в некотором роде, совпадает по времени с детским стремлением к самовоспитанию, членством в тайных детских организациях. Правда, это уже не совсем детские, скорее подростковые стремления к переделке себя и мира. Но я знаю несколько случаев, когда восьми-девятилетние дети собирались в команды, чтобы делать “по секрету” исключительно добрые дела и сознательно бороться с собственными вредными привычками.
Вполне понятно, через те же часто довольно опасные игры (пульки, сделанные из проволоки, бьют довольно болезненно, и деревянные мечи тоже ощутимы) приобретается, кроме прочего, уверенность в возможности терпеть физические лишения и боль. Уверенность, так необходимая каждому мальчишке и многим девчонкам, для которых самым большим оскорблением считаются прозвища “неженка” или “трус”.
Особенным уважением в ребячьей среде во все времена пользуется тот, кто не плачет от боли и обиды. Януш Корчак, рассказывая о своей практике в летних детских лагерях, описал опыт игрушечного сражения, взятия земляной крепости сотней мальчиков девяти – двенадцати лет. По правилам игры считалось, что раненый тот, кто заплакал. Не плакал ни один, даже если очень хотелось. Потому что игра – важнее, потому что – кругом товарищи. Так ребенок поднимается над страхом боли, смерти, поднимается над собой прежним – беспомощным, бестолковым, ленивым. Становится крепче во всех смыслах для того, чтобы и дальше двигаться в сторону неба, к новым высотам духа.