Она зажгла огонь на темном берегу

Маяк, построенный Евдокией Николаевной Рукавишниковой в Феодосии, вот уже сто лет светит морякам

Записывать свои воспоминания Евдокия Константиновна Дмитриева (урожд. Рукавишникова, 1871–1958) начала в 1940-х годах. “В писаниях мемуаров нашла я утешение себе в жизни: с такой любовью, уважением отношусь к старине, к дорогим любимым родным, близким и знакомым, почитаю их память” — так она определила цель и направление своих записок.
Ее отец Константин Васильевич Рукавишников (1848–1915), известный общественный деятель, в 1893–1897 годах был московским городским головою, принимал активное участие в работе многих благотворительных и просветительных учреждений Москвы. На протяжении почти двадцати пяти лет он возглавлял попечительский совет Рукавишниковского приюта для малолетних преступников, основанного его братом Николаем Васильевичем (1845–1875).
Мать Евдокии Константиновны — Евдокия Николаевна Рукавишникова (урожд. Мамонтова, 1849–1921) также была незаурядным, деятельным и благородным человеком, всегда стремившимся приносить пользу людям. Ильинский маяк в Феодосии, больница в подмосковном Крюкове, лазарет для раненых во время Японской войны в их доме на Большой Никитской в Москве, преобразованный после войны в образцовую хирургическую лечебницу, просуществовавшую вплоть до революции, — все это дела Евдокии Николаевны.
Связь москвичей Рукавишниковых с Феодосией возникла давно. Отец Константина Васильевича — Василий Никитич Рукавишников (1811–1883) в конце 1860-х годов купил в Феодосии недалеко от дома-галереи И.К.Айвазовского дачу, где семья проводила каждое лето.
В публикуемых ниже мемуарах Е.К.Дмитриевой речь идет об истории строительства ее матерью — Евдокией Николаевной Рукавишниковой — в Феодосии на мысе святого Ильи первого маяка. С того времени прошло уже больше ста лет.

В 1897 году (я была уже замужем) у нас в семье стряслась ужасная беда. Наш единственный брат Николай 19-и лет (сестер нас было четверо), только что по окончании гимназии поступивший в Московский университет, неожиданно заболел туберкулезом. Положение его было определено очень опасным. Все голову потеряли: что делать, за что взяться? Захарьин советовал скорее везти его на кумыс, а Остроумов, наоборот, запрещал это делать, так как в такую жару при горячем состоянии болезни на кумыс никак нельзя ехать, а обязательно на море, на влажный морской воздух.
Как страдали мои родители! Я в ужасе была и за брата, такого молодого, и за родителей. Не зная, как помочь, как ободрить их, я предложила пригласить батюшку Иоанна Кронштадтского, на что отец сейчас же согласился. Я разузнала, когда и где его можно найти, все уладила. Приехал он, было приготовлено все для молебна в зале, он вошел, спросил, где больной. Когда узнал, что в своей комнате наверху, он заявил, что будет молиться около него, — так и сделали. Как он молился! Больной брат, совсем слабенький, полусидел, полулежал в своей кровати, рядом у столика стоял отец Иоанн Кронштадтский и от всей души молился, просил у Бога милости, выздоровления больному, указывал на убитого горем отца, стоявшего на коленях и проливавшего горючие слезы. Картина была потрясающая. Батюшка так горячо просил, так искренно указывал на горе отца, на угасавшую юную жизнь, так умолял прекратить болезнь, вернуть молодую жизнь на счастье родителей. Мы, сестры, поодаль все со слезами молились, слушая его слова. Он посеял в души наши и надежду, и радость, и веру в великие слова Христа: “Просите, и дастся Вам!”
Решили везти брата к морю, на влажный воздух. С величайшим трудом еле довезли до Феодосии, так плохо ему было по дороге. Мать поселилась с ним на нашей даче. Мало-помалу морской воздух и его молодой организм победили болезнь. Здоровье его стало улучшаться.
Тем временем для него было большим интересным развлечением посещение порта и прибывавших пароходов, многие капитаны которых ближе познакомились с ним и моей матерью и стали бывать у них на даче.
Капитаны рассказывали, что у мыса св. Ильи в Феодосии место очень коварное, там находятся подводные скалы, представляющие большую опасность, обойти их очень трудно, в бурю особенно. Вот почему там то и дело бывали несчастные случаи. На этом мысу, как говорили эти знающие люди, необходим маяк, указывающий опасность. Уже не раз подавались об этом доклады, но дальше дело не шло.
Мать моя часто стала задумываться над вопросом о маяке, о том, как он необходим на мысе св. Ильи, сколько человеческих жизней было бы сохранено, если ночью мерцал бы его спасительный огонь. Ее не покидала мысль о своем великом счастье в выздоровлении сына и тут же о горе всей Феодосии за отсутствием столь нужного маяка.
И вот произошло новое несчастье: пароход “Владимир”, наскочив на подводные камни, затонул; погибло много людей. Событие это потрясло всех. Тут моя мать твердо решила построить маяк и со свойственной ей энергией всей душой отдалась этому необычному для женщины делу. Она занялась приготовлением средств: была заложена дача, написано в Москву, что там можно ликвидировать, и отец прислал свою помощь.
Начались бесконечные хлопоты, знакомые капитаны с большим удовольствием взялись ей всячески помогать, указывая, куда надо обратиться, какие ходы предпринять, чтобы получить разрешение на постройку.
Об этом с подробностями вспоминал мой брат. Сохранились несколько страниц, написанных Николаем. Вот что он рассказывает: “Осенью мать подала заявление в дирекцию маяков о желании принять на свой счет постройку маяка на мысе св. Ильи. Через некоторое время получила ответ, которым дирекция маяков уполномочивала ее взять установку “шведского огня” на мысе св. Ильи. При этом были приложены план и чертежи, сам аппарат дирекция маяков заказывала в Финляндии. Руководство постройкой маяка мать поручила технику Алексею Алексеевичу Полевому, с братом которого были знакомы. Летом мы с матерью уезжали домой. Когда же вернулись, нашли постройку маяка в полном разгаре, устанавливались большие деревянные козлы с будочкой на вершине, где должен был поместиться осветительный аппарат. Кроме того, мы увидели строившийся дом для сторожа, а в большой казарме, приспособленной под квартиру, жил строитель маяка А.А.Полевой”.
Так описывал события мой брат Николай.
И вот маяк на мысе св. Ильи появился! Матери предлагали его назвать ее именем. Но она из скромности и особого чувства, тогда ею руководившего (что маяк этот является как бы ее благодарностью Феодосии за полученное ею тут счастье — выздоровление сына), искренне и просто решила: на мысе св. Ильи необходим маяк, пусть он и называется маяком св. Ильи.
Сразу не хватило средств на колокол. Мать начала вязать (она великолепно умела вязать) прелестные маленькие кошелечки для мелочи. Как охотно их у нее брали, помогали сбывать, зная, что это на колокол для маяка! Были случаи, что купленный кошелечек возвращали ей, наполненный золотыми монетами. Все у матери было аккуратно записано, сколько кошелечков взято, за сколько и кем. Нужная сумма набралась довольно скоро, и колокол загудел в тумане.
Все это сделала хорошая русская женщина, любящая и добрая. Своим чутким сердцем она поняла, каким образом может избавить людей от тяжких страданий, как бы поделившись с ними своим благополучием. А милую Феодосию она горячо отблагодарила тем, что около нее уже более не будет таких ужасных несчастий.
Когда капитаны сказали ей, что, проходя мимо мыса св. Ильи, они в честь нее снимают перед маяком фуражки, она не выдержала — заплакала...
Так началось существование маяка св. Ильи.
С тех пор прошло без малого 50 лет. И я, на склоне своей жизни, счастлива, что могу рассказать трогательную историю его возникновения.

От редакции. Подробнее об этой и других удивительных и светлых историях вы можете прочитать в недавно вышедшем очередном выпуске альманаха «Крымский альбом» (1999 г.). Чтобы приобрести альманах, достаточно обратиться по почте к его составителю Дмитрию Лосеву по адресу: 105077, Москва, Измайловский б-р, д. 38, кв. 40.