Там всегда был март или апрель

Вешние заметки из грачовой рощи

Послышалась весна. Не показалась – послышалась. Еще мы ходим в шапках, сапогах и валенках, а ночью прихолаживает и окна замерзают, как в декабре, но мы не верим своим глазам, мы верим воздуху – он вешний. И звуки в нем волнуются и колышутся. И самый весенний из всех звуков, пожалуй, даже не капель – ведь оттепели теперь и зимой часты, – а звук птичьих крыльев и голосов. С каждым днем симфония воздуха разрастается и достигает вскоре такого созвучия, что кажется, и сам гениальный дирижер не поспевает за исполнителями: они в упоении, не обращая внимания на его кленовую палочку, бросаются в импровизацию...

Помню: в прошлом году в пасмурный день увидел скворца желтоклювого, худого, неловко сидящего на голой черной ветке. И ведь какая тоска у него на душе должна быть от этой слякоти и хмурости, а он так пел, так пел самозабвенно, что мне казалось: подойди и возьми я его на руки и спрячь на груди, он бы не заметил и все бы пел... Все думаю: как им, птицам, удается не замечать взлохмаченной, захламленной и пасмурной земли, почему они не видят того, что бросается нам в глаза? Как им удается быть над всем и торжествовать, и петь, и славить жизнь?.. Возможно, об этом знают только дети – самые маленькие и потому самые неспешные и внимательные.

«Каждый шаг весны торжествовался мной, как победа...» Это из Аксакова – помните? Напротив бедной усадьбы, где жил мальчик, была грачовая роща. Всю весну он проводил в ней. Потом стал взрослым и уехал и забыл о грачовой роще. Прошла целая жизнь, старик ослеп, и оказалось, что главное богатство в его жизни – грачовая роща. Старик сидел и слушал ее. Там всегда был март или апрель. Так все и осталось в его великой книге «Детство Багрова-внука». Маменька не пускает его на мокрый двор. Мальчик стоит у окна и смотрит, ему хочется увидеть лебедей, о которых рассказывал отец. Или хотя бы уток. Весь день он смотрит и смотрит туда, где грачовая роща.

Взрослых всегда удивляет, почему дети так долго могут стоять около луж, заглядывать в них или бродить там без конца – это же холодно, опасно. Их выгоняют из луж, они лезут обратно. Собственно, мы знаем о детях не больше, чем о птицах. Почему они топчутся в лужах и торжествуют в слякоть...
А может быть, дети смотрят на воду и землю как бы с птичьего полета – вот море, вот Апеннинский полуостров, вот корабль плывет там щепочкой, и течение несет его на скалы, но можно одной рукой или даже просто движением сапога предотвратить кораблекрушение и направить все к благополучному исходу, руслу, к острову, где живет Робинзон – важная шишка, потрепанная за зиму и серая. И все это – весна, вешние воды...