Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №16/2001

Вторая тетрадь. Школьное дело

Куда уходят дети,
которые мешали нам в классе

На вопросы нашего обозревателя Людмилы РЫБИНОЙ отвечает доктор педагогических наук, профессор Академии управления МВД РФ, полковник внутренней службы Маргарита Павловна СТУРОВА

Закон может быть плох сам по себе, может применяться не так, как рассчитывали, а может быть просто мертвой нормой, не применяемой на практике. В законодательстве об образовании есть и первое, и второе, и третье. Но иногда одна статья в законе может произвести такое действие, которого никак не ожидали ни те, кто закон разрабатывал, ни те, кто его принимал.

Маргарита Павловна, Закону “Об образовании” идет десятый год. Сегодня только ленивый не разработал к нему поправок. Будут они приняты или нет, время покажет, а как можно оценить влияние существующего закона на общественные отношения, которые он регулирует?
– Со своей стороны могу сказать, что влияние некоторых его статей просто разрушительно. Начну с самого кричащего: статьей 19 было отменено обязательное среднее общее образование. Обязательно теперь только основное общее и только до достижения учащимся пятнадцати лет. Если подросток до пятнадцати лет основного общего образования не освоил, то он по согласию родителей, как записано в законе, может оставить школу. Статьей этой допускается исключение из школы за нарушения дисциплины и ученика, достигшего возраста четырнадцати лет.
Если перевести то, что записано в законе, на язык школьной практики, то получается такая картина. Любой ученик, почему-либо не устраивающий учителя, может быть исключен из школы, если ему стукнуло четырнадцать. Как добиваются “согласования с родителями”, когда решают избавиться от пятнадцатилетнего подростка, еще не окончившего девять классов, можно долго рассказывать, но, пожалуй, каждому ясно, что родители у этих ребят, как правило, не самые защищенные, не самые уверенные в себе. У многих только один родитель, есть неблагополучные семьи. Если раньше с этих родителей спрашивали и требовали, чтобы их ребенок посещал школу, то тут некоторые из них облегченно вздохнули: не учится, и ладно, может, еще и подработает где-нибудь на рынке.
Просто некому бывает заступиться за подростков, неугодных школе. Не просто так ведь эти дети отстают в учебе, возмущают своим поведением. Школе бы повозиться с ними, раз дома им не очень повезло, но зачем? Согласовывай вопрос с родителями, которые и до этого не слишком были озабочены воспитанием, – и прощай, обуза.
Кто-нибудь подсчитал, много ли оказалось таких выброшенных из школы детей?
– Да, они подсчитаны немилосердной статистикой уголовно-исполнительной системы.
Как только в 1992 году был принят Закон “Об образовании”, школы сориентировались очень быстро: сразу все неугодные школе дети были выкинуты на улицу якобы по их желанию или по согласованию с родителями.
А уже в следующем 1993/94 учебном году в колонии попало более пятидесяти процентов ребят, нигде не работавших и не учившихся. Для сравнения надо сказать, что до 1992 года таких было всего 13 процентов.
На работу они устроиться не могли, а безделье еще никому на пользу не шло, и ребята стройными рядами пошли в воспитательные колонии. На 37 процентов за год увеличилось число таких детей.
Как только эту цифру получили, надо было сразу бить во все колокола.
Может быть, на тот момент в стране не было другого выхода: денег на обязательное среднее образование не хватало?
– Если подходить к этому не только с гуманной точки зрения – не допустить ребенка до исправительного учреждения, но и с материальной стороны, то очевидно: для государства куда более накладно содержать ребенка в колонии, чем учить в школе. Тем более что в исправительных колониях и сейчас обязательно среднее образование для несовершеннолетних. Там все подростки учатся, и учатся неплохо.
Парадокс: ребят выгоняют из школы, чтобы они получали образование в колонии.
Надо заметить, что немало сил педагоги в колониях тратят на то, чтобы переломить негативное отношение к учебе у своих воспитанников. А такое негативное отношение – у ста процентов ребят. Чья это вина?
В колонию ребенок может попасть с четырнадцати лет. По возрасту он должен был бы заканчивать неполную среднюю школу. Раньше в колониях никогда не было начальных классов. Для очень небольшого числа детей требовалось начинать обучение с уровня шестого-седьмого класса. Основная масса ребят училась с девятого. Сейчас колонии заняты буквально ликбезом: здесь сегодня девять тысяч абсолютно безграмотных детей.
Каждый опытный учитель помнит, как внимательно приходилось относиться к любому пропуску: если ученика нет в школе без уважительной причины, классный руководитель вечером уже шел к нему домой. Учителя начальных классов обходили закрепленные за ними дома, знакомясь с каждой семьей, в которой были семилетки. Конечно, всеобуч был тяжким грузом для учителя, но, сняв его со школы, общество несоизмеримо прибавило себе проблем.
Давайте вернемся к детям, которых школа сочла возможным не доучивать. Какие есть для них пути? Ведь в колонию все-таки попадают те, кто совершил преступления, и хочется верить, что это происходит не со всеми, иначе число учащихся в уголовно-исправительной системе могло бы соперничать с количеством учеников в системе общего образования.
– И в самой системе общего образования есть учреждения для детей, с которыми школа отказывается работать. Есть спецшколы и спецПТУ.
Есть еще центры педагогической реабилитации. В Хабаровске таким центром руководит кандидат педагогических наук Александр Геннадиевич Петрынин. На мой взгляд, по педагогическому таланту его можно поставить рядом с Макаренко. Условия, в которых ему приходится работать, пожалуй, даже сложнее. Макаренко собирал беспризорников и создавал вокруг них постоянную воспитывающую среду. У Петрынина дети спать уходят домой, а там такие условия, которые и привели многих к правонарушениям и преступлениям. Какой силы должно быть влияние педагога и коллектива на детей, если через них приходится влиять еще и на их родителей, на окружение.
В хабаровском центре немало судимых детей – тех, что получили отсрочку приговора, условное осуждение. Их Александр Геннадиевич забирает прямо из зала суда. Есть в центре и интернат – небольшой, на тридцать детей. Ребятам бывает необходимо какое-то время, чтобы осмотреться...
А вообще мне кажется, что Министерству образования хорошо было бы вернуться к старому названию – “просвещения”. Может быть, вместе с названием изменился бы постепенно и подход к детям, суть той деятельности, которой занимается школа: просвещать, нести свет и радость в жизнь каждого ребенка, который переступил школьный порог, а не вбивать ему в голову некую сумму знаний, жестоко карая каждого, кто не в состоянии их освоить.



Рейтинг@Mail.ru