Чужие маски

Участь оседлого балагана

Бог – это колесо, которое певец умеет вертеть.
Веды

Когда в Древней Греции или Риме строили амфитеатры, вряд ли кто-то мог представить, что через пару тысяч лет здесь будут поднимать пыль кроссовки туристов, а видоискатели цифровых видеокамер будут скользить по остаткам портиков и трещинам полуразрушенных стен. Может быть, молодой эллинский юноша сидел, прислонившись спиной к двери дома напротив, и, наблюдая за работой строителей, мечтал написать драму и смотреть из-за сцены на взволнованные лица зрителей, не видевших до сих пор ничего подобного. К нему будут приходить с просьбой написать еще, требовать повторить, а он будет откладывать эти записки, сочиняя новый сюжет для очередной увлекательной истории. Он будет знаменит и навеки останется в человеческой памяти.
Человеческая память прочнее сохраняет то, что было лишь однажды. Внезапно замеченное и вдруг исчезнувшее, неповторимое, мгновенное. С какой точностью водитель, попавший в аварию, может вспомнить, как машина, скользя по мокрому асфальту, падает в кювет. И как мучительно и неестественно припоминаются подробности ежедневно повторяющихся событий. Как пусто становится, когда слышишь, как один и тот же текст проговаривается со сцены с той же интонацией и выражением лица, что и сотни раз прежде. Хочется перевалиться через перила моста над замерзшей рекой, засунуть два пальца в рот и очиститься, избавиться от этой зимы с надеждой, что крупица времени также избавится от недуга повторения. Эта болезнь распустилась язвами на теле всякого искусства, парализуя настоящее клинической смертью, обостряя инстинкт самосохранения. Она легла слоем пыли на заклинивших декорациях, на спутанных канатах занавеса, на лицах-масках, которым уже не нужен грим, чтобы населять царство Аида. За тридцатью тремя европейскими сюжетами стоит жирная точка. Половина из них отброшена за редкостью, остальные припудрены и интерпретированы на бытовой манер. Людям всегда показывают то, что они хотят увидеть. Но это не арена гладиаторского Рима с пищей для нечеловеческой страсти, не Олимпийские игры с иголкой для самолюбия, это современный традиционный театр – пойло для эстетствующих мазохистов. В репертуарах с грифом «впервые» появляются десятые–пятнадцатые переделки классических пьес. Актеры посвящают жизнь своему театру, который для них – знакомые лица зрителей, слава среди подростков, родные стены, но разве это та жизнь, которой жили актеры! Уличные бродяги, шарманщики, сменяющие города независимо от времени года. Называемые актерами не потому, что носили маски, а потому, что появлялись внезапно на центральной площади, разворачивая перед всяким случайным прохожим феерическое действо, событие, происходившее и непроисходившее, но на некоторое время становившееся ощутимым, важным. Важнее домашних неурядиц, завистливых взглядов, обязанностей, внутренних переживаний, дел. Представление, доселе невиданная история, потому что слова, движения пахли чужими странами, городами, судьбами. Завлекающие и манящие, но в первую очередь не для того, чтобы знали их лица, бежали за разодранным дождями разукрашенным фургоном, нашептывали их имена. А для того, чтобы зрители разглядели мерцание за их спинами, неуловимое движение ветра, минующего закрытые двери.
Но двери теперь открывают ровно по расписанию, почетные актеры важно стряхивают пепел в пластмассовые пепельницы, с расплывшейся самодовольной улыбкой слушая дифирамбы в свой адрес от дрожащей в смущении ученицы театрального вуза. Зрители, ощущая себя причастными к некоему недоступному обществу, толкаются в очереди до буфета, покупают программки, чтобы еще раз убедиться, что увидят того, о ком ходит столько восторженных отзывов. Критики и театральные деятели решают, кому отдать учрежденную ими премию, но награждают сами себя, утопая в букете лицемерия. Восторженные классикой, они всерьез толкуют о «настоящем» Шекспире, которому не было никакого дела до подписей под своими рукописями. Он купался в звучании языка и человеческих чувств в надежде, что их увидят, поймут, не подозревая, что важнее станет совсем другое – поставить его на правильную полочку, обернуть в необходимый переплет и подписать «реальным» именем. Заветная мечта всякого актера – прославиться, воспеть свою уникальную и неповторимую личность, которую ему из-за особенностей выбранной деятельности приходится скрывать под чужими масками. Найти публику, восхищающуюся призраками. Но что они могут сказать? Как им тяжело работать, что театры не получают денег, что другой хочет занять его место. А ведь слова – это самое естественное и простое самовыражение, тот самый внутренний мир, желающий быть востребованным, пробивающийся вовне, искаженный гласными и согласными, разбитыми по слогам. Человек живет в постоянном диалоге с окружающим миром. Но один из собеседников, скрывая зевоту, выбирает любой предлог, чтобы прекратить историю, слышанную сотни раз.
Когда боги и их дети ежедневно сталкивались плечами со снующими людьми на форумах древних городов, человеку было что им ответить. Потому что человек ощущал себя хозяином обстоятельств, возникших по его вине. Боги же были его помощниками, могущественными гостями, сошедшими с Олимпа. Люди одевались в козлиные шкуры, кружились в экстатических танцах, распевая фасциналии под звуки свирели, ласково и радостно встречая Диониса. Рассаживались в атриумах, обсуждая те или иные события, государственное устройство, правильность философской концепции. Писали трагедии, комедии, драмы, дабы изменить то, что их окружало. Чтобы показать то, что доселе только предполагалось. Вовлечь в таинственную мистерию своего внутреннего мира. Дать свои версии сюжета, количество которых никого не волновало. Какая разница, как давно осыпались стены ипподрома, когда перестала существовать Римская империя, как звали Шекспира, когда ему было 24 года. Слишком очевидным оказалось смириться с тем, что все это уже было, но как органично смотрится приставка «пост-» перед именами обрекших себя на живое гниение.
Китайская книга перемен написана тысячи лет назад, в ней всего 64 афоризма, но, выбирая ту или иную интерпретацию, каждый из семи миллиардов населяющих нашу планету людей видит в ней себя, свое прошлое и настоящее. Хороший вор всегда подберет отмычку, если не будет ключа, ученый всегда сможет найти закономерности и объяснить их, но никогда до конца не зная, что будет дальше. И Земля будет крутиться в одну сторону независимо ни от кого, пока человек не решит, в каком направлении идти…