Он передал эту статью в редакцию за
несколько дней до своего внезапного ухода.
Леонид Абрамович Гуревич. Замечательный
сценарист, кинодраматург, классик
документального кино, кинокритик. Учитель.
Бескорыстное учительство (он много лет
преподавал на Высших курсах сценаристов и
режиссеров) роднило его с Симоном Львовичем
Соловейчиком. И вовсе не случайно Леонид Гуревич
стал постоянным автором “Первого сентября”. Он
больше всего любил писать о своих учениках, о
молодых документалистах.
Он верил в то, что подлинное документальное кино
– это не “чернуха” с натуралистическими
подробностями, а “высота милосердия... редкая
степень близости к тем, кого снимают, готовность
разделить их боль, мужество перед лицом
страдания...” (так он писал в “ПС” 13 января этого
года).
Он любил и умел брать самое трудное на себя. Так,
очевидно, он понимал свободу – когда человек не
освобождается от ответственности, а ищет ее. И
находя – радуется, обретая полноту бытия и смысл
жизни.
Вечная память...
Найти ответ в самом себе
На разнообразных «посиделках» в Союзе
кинематографистов России, на многочисленных
пленумах и секретариатах стали уже общим местом
причитания о молодых... Мол, союз уже лыс и сед, а
молодежь «не интересуется», «игнорирует», да и
работает худо, такая она и сякая. И если бы только
в союз не рвалась, а то и в самое кино не
торопится, будь она неладна.
Не знаю, чего в этих разговорах больше –
неведения или заушательства.
Потому что молодежь уже пришла, но проще не
замечать этого. Иначе как бы не пришлось
разбираться с ее странностями.
...То, что делает в кино 27-летний Дмитрий
Завильгельский, и в самом деле порой странно и
непривычно. Тем более – интересно.
КАДР ИЗ ФИЛЬМА ДМИТРИЯ ЗАВИЛЬГЕЛЬСКОГО
“ПУТЕШЕСТВИЕ К ЦЕНТРУ ЗЕМЛИ”
Я думаю, ключ к этой неординарной
индивидуальности осознанно или подсознательно
Завильгельский предложил сам. В фильме «И откуда
я такой» он щедро цитирует работы французского
таможенника Анри Руссо. Отец примитивизма
пришелся Дмитрию по сердцу. Намек расшифровать
просто: вот откуда я такой. Со своими
«примочками», но и со своей простотой, граничащей
с наивностью. Со своей ясностью изложения
высоких истин «низким» языком. С умением искать
решение в себе самом, не отбрасывая своих
склонностей и привычек, какими худыми они ни
казались бы строгим законникам.
Разумеется, фильм не про его автора. Героя ленты
зовут Виктор Шафеев, и жизнеописание этого
персонажа и есть ее суть. Бывший (и излеченный ли
до конца?) алкоголик, человек общительный и
готовый проповедовать свой образ жизни, получает
благодаря автору трибуну. С нее он и вещает, и
поет, восславляя жизнь на природе (на опушке
подмосковного леса) с минимумом удобств,
приносимых цивилизацией, с отказом от
материальных благ и власти денег. Трех-четырех
гитарных аккордов и десятка-другого корявых рифм
Шафееву хватает, чтобы в кругу многодетной семьи
и поклонников утверждать добро, справедливость,
бессребреничество. Что с того, что семья ютится в
невероятном сооружении из обломков досок и
фанеры, что босотва (дети и внуки) одеты, как и
хозяин, кто во что горазд и что харчи скудные!..
Хозяин – из деревни Анино, с десятого километра
Варшавского шоссе – воспевает радости жизни в
объятиях Природы, шутит и ерничает в прибаутках,
посещает в Москве клуб таких же «счастливых
нищих», и живопись, и судьба Анри Руссо
вплетаются в сцены его жизни точным камертоном.
Но беда (или счастье?) певца естественной жизни
среди дерев, кроликов и детей в том, что рядом
день и ночь гудит электричка, а за
железнодорожным полотном маячат космические
сооружения Звездного городка. От цивилизации не
уйдешь!..
В итоге герой садится в ракету («Буран» в ЦПКиО) и
взлетает в космос (советская хроника), чтобы
погибнуть в вихре огня и дыма (хроника гибели
«Челленджера»). Разумеется, он не погибает. Это
просто фирменная «фенечка» Завильгельского.
А потому, опять-таки разумеется, что сказ «И
откуда я такой» – и про автора. Уже бытует
легенда, что «певец маргиналов» Дмитрий
Завильгельский и сам из них, непотопляемых.
Профессорский сын, без пяти минут аспирант
законченного им факультета почвоведения МГУ
(бросил ради Высших курсов), Дима тоже сочиняет
гитарные шлягеры, порой приблатненные. Наш Дима
– любящий отец и муж («наш» – потому что вышел из
нашей мастерской, где отношения почти семейные).
Он не дурак и выпить, и гульнуть. Но, как я понимаю,
определение «маргинал» не на том зиждется. Мир
режиссера прочно опирается на ценности вечные.
Мало того, он ощущает и декларирует их
непосредственно и свежо, без осложняющих
обертонов – отсюда апелляция к Руссо. Но
молодому мироощущению противна насупленная
серьезность, чужды поучительские интонации.
Чего только стоит его изящный этюд «И вновь я
посетил», где о двухсотлетнем юбилее Пушкина
рассказано с улыбкой. Вскрыт весь идиотизм
организации «всенародных торжеств», нелепая
пафосность, дежурное ликование, смесь официоза и
разгула. Но – и это главное! – автор вовсе не
глумится и не зубоскалит. Он открывает в
номенклатурном торжестве приметы истинных
чувств, грусть и радость, поэзию человеческого
единения.
Бог Завильгельского – игра, озорство:
«пошухарить бы». И пусть кто хочет бросает в него
за это камень – чур не я! Из этого мироощущения
рождается и его стиль, особенно в фильме о
Викторе Шафееве. Незавершенность монтажных фраз,
случайность операторских композиций здесь
отнюдь не небрежность – это умысел. Это
продолжение пути к себе, но в строгом
соответствии с конкретным замыслом.
Самое простое доказательство тому – другая
работа Д.Завильгельского, сделанная прочно и
мастеровито: «Он был почти что знаменит». В этом
фильме рассказано о судьбе Аркадия Северного,
воистину народного певца, чей хриплый голос
разносился из окон «дворцов и хижин»,
предшествуя Высоцкому и едва ли не превосходя
его популярность. «Самопальные» записи
полублатных, а то и вполне блатных песен
талантливого Северного наводнили страну в
семидесятые, и Завильгельский исследует этот
феномен без высоколобой брезгливости, с
сердечным сочувствием. О судьбе истинного
маргинала, забубенного алкоголика он
рассказывает словами его поклонников и
открывает нам мир низовой городской субкультуры
– без снисхождения, но с вниманием и уважением.
Мир застойных семидесятых, мир коммуналок и
подворотен, сшибания на троих, мир шоферов и
водопроводчиков, а то и просто барыг, мир их
подруг, жаждущих тепла и лирики и обретающих их в
песнях «своего в доску» Аркаши, – этот мир
выписан в фильме любовно. И с болью и горечью
всматриваешься в эти источенные временем и
водкой лица.
И если уж говорить о росте молодого художника, то
настоящее свидетельство тому – последний фильм
Дмитрия «Путешествие к центру Земли». Я не говорю
уже о профессиональном подвиге – весь фильм снят
под Москвой: в канализационных сетях и
коллекторах, подвалах и подземельях, шахтах и
тоннелях. Камера (прекрасная работа оператора
В.Башты) путешествует вместе с диггерами и
открывает не только тайный мир подземелий, но и
сложный душевный мир «главного диггера России»
Вадима Михайлова. Неоднозначный его характер
вскрыт столь же многогранно. Вся картина дышит
лукавством и иронией, переливается выдумкой и
озорством, притягательностью приключения. Она
причудливо сочетает серьезное и легкомысленное
и оставляет послевкусие радости. Предчувствие
открытия нового жанра.
...Вот написал и думаю – иному читателю покажется:
не много ли похвал? Нет, не много. Молодых надо
хвалить. Оставим, право, брюзжание о звездных
болезнях и зазнайстве. Дмитрий Завильгельский
торит свою особую дорогу в кино. Его фильмы –
истинно зрительские, не случайно их (редкость!)
часто показывает телевидение. Разумеется, в них
есть и сбои. Но не о них сегодня речь.
В добрый путь!
|