ЗОЛОТОЙ ВЪЕЗД

Разумеется, вокруг Владимира есть объездная дорога. Однако многие автовладельцы, направляясь из Москвы на Волгу, в Нижний Новгород (а путь туда лежит через Владимир), этой дорогой не пользуются. Несмотря на светофоры и обилие строгих гаишников, они предпочитают ездить прямо через центр.
Зачем? Конечно, чтобы лишний раз полюбоваться на один из величайших памятников нашей Родины – на владимирские Золотые ворота.
Именно они считаются визитной карточкой Владимира. Именно их изображают на обложках книжек про Владимир. Именно ими украшают этикетки произведенных в городе продуктов и напитков. Именно про них в искусствоведческой и туристической литературе говорится:
“Единственный сохранившийся памятник военного зодчества Древней Руси”.
И хотя золота на них давно уж нет, достоинства сего архитектурного шедевра велики. История же любопытна и насыщена занятными сюжетами.

Великий Андрей

Впрочем, сначала о родителях. Точнее, о родителе. А им, то есть человеком, благодаря которому ворота появились на свет Божий, был сын Юрия Долгорукого князь Андрей Боголюбский.
По своей натуре Боголюбский был авантюрен и жесток. На судьбу ему не приходилось жаловаться: Юрий Долгорукий посадил Андрея в город Вышгород, неподалеку от Киева. Иными словами, отдал ему Вышгород во владение. Однако сыну было маловато этого подарка. В 1155 году, будучи уже сорока трех лет от роду, Андрей Боголюбский тайно покинул свой город (отказавшись при этом от права наследовать киевский престол), явился в северные земли (то есть к Суздалю, Ростову и Владимиру), где и был избран на княжение. Летопись сообщала об этом: “Ростовци и Суждальци, здумавшие вси, пояша Андрея сына его (то есть Юрия Долгорукова. – Авт.) старейшего и посадиша и в Ростове на отни столе и Суждали”.
Но Андрею явно не хотелось стать простым последователем Владимира Святого, Ярослава Мудрого или того же Долгорукого. Он желал быть первым. Ради этого вскоре после принятия княжества он, нисколько не смущаясь, выслал из России свою мачеху и сводных младших братьев. (“Се же сотвори, хотя самовластец были всей Суждальской земли,” – недоумевал летописец.) И принялся застраивать Владимир до сих пор довольно заурядный город Суздальского княжества отличнейшими храмами, а также всякими другими способами добиваться возвеличивания своих владений, и в первую очередь новой столицы.
Труды Андрея Боголюбского были довольно скоро вознаграждены. С Владимиром стали считаться такие великие русские города, как Киев и Новгород, а в Грузии и Армении Боголюбского называли “государь Андрей Великий” и даже “русский царь”. А русские летописцы величали Андрея “второй Соломон”.
Однако строгости Андрея Боголюбского, а также его государственный размах (а значит, многочисленные завоевательные походы, участвовать в которых ой как не хотелось) были не по душе местным боярам и обычным обывателям. До того дошло, что князь Андрей начал все больше времени бывать не во Владимире, а в загородной – Боголюбской – крепости. Там под защитой прочных стен он чувствовал себя спокойнее.
Но неизбежность заговора становилась очевидной. И в 1174 году ближайшие бояре князя порешили: дальше ждать нет смысла.
В разгар лета в доме боярина Петра собрались приближенные князя Андрея – сам Петр, бояре Кучковичи, жена Андрея, его слуга Яким и ключник Амбал Ясин. Они обсудили план действий, выпили для храбрости вина и двинулись в княжеский дворец. Быстро обезоружили охрану и схватили личного слугу Андрея – мальчика Прокопия. Затем подошли к дверям князя.
Поначалу заговорщики надеялись взять Боголюбского врасплох.
– Господине, господине! – прокричал один из них, стараясь сделать голос свой как можно тоньше.
– Кто есть? – спросил Андрей.
– Прокопья.
– О, паробьче не Прокопья! – догадался князь.
Тогда подвыпившие заговорщики выбили дверь и бросились на безоружного князя (его собственный меч предварительно вынес из комнаты ключник Амбал). Однако князь вдруг оказал сопротивление. Но силы были не равны, и в скором времени избитый саблями Андрей упал и потерял сознание.
Тогда бояре (видимо, благодаря вину) решили, что князь умер, и ушли. Несчастный же очнулся и пополз на улицу. Однако сдержать стоны он не мог, и заговорщики тотчас же обнаружили свою ошибку и изрубили князя на куски. А заодно убили и совсем невинного Прокопия, чтобы избавиться от лишнего свидетеля.
Лишь спустя шесть дней после убийства останки князя были перенесены из Боголюбова в столицу – во Владимир. Об этом попросили у церковных властей сами горожане:
– Нарядита носилице, ать поедом возмемь князя, а господина своего Андрея.
На что им было отвечено:
– Сбери попы, вси, оболокше в ризы, выидете ж перед Серебряная ворота со святою Богородицею – ту князя дождеши.
“И тако плакася по нем весь град и, спратавше тело его, с честью и с писньми благопохвальными положиша его у чюдное, хвалы достойное, у святое Богородице златотверхое, юже бе сам создал”, – писалось в повести, особо созданной к этому случаю, – “Повести об убиении Андрея Боголюбского”.

Оборонительный символ

Историки до сих пор спорят: чем же в первую очередь были для горожан Золотые ворота? Символом собственного величия или оборонительным сооружением? Боюсь, с этой задачей не справились бы даже сами древние владимирцы. Разумеется, и тем и тем. В какой пропорции – не важно.
Конечно, в планы Боголюбского входило с помощью этих ворот (шикарных и по нашим временам, и в средние века) дать всем понять, кто нынче на Руси хозяин и где именно в ближайшем будущем будет располагаться новая столица мира. Одной из акций, так и не исполненных безвременно убитым князем, планировалось новое строительство – уже в далеком Киеве. Там Боголюбский собирался возвести на дворе своего предка Ярослава Мудрого церковь, “такую же красивую”, как и владимирские Золотые ворота. Тем самым он хотел внушить своим согражданам и зарубежным жителям, что наступили времена, когда не Владимир пытается подражать Киеву, а сам Киев, некогда “мать городов русских”, пытается угнаться за своим наиболее ретивым сыном.
Воплотить эту затею Боголюбский не успел, зато ворота в кремль Владимира – “детинец”, выстроенный уже после смерти князя, – были уменьшенной копией Золотых ворот, а на противоположном конце Владимира в 1779 году выстроили церковь Сергия Радонежского – прямо посреди проезжей части, словно подражая Золотым воротам. Эту церковь чаще так и называли – “Красными воротами”, поскольку она была выполнена из красного кирпича.
Естественно, что Золотые ворота использовались как триумфальная арка. Именно здесь проходили парадные встречи послов и прочих особенно знатных гостей, здесь же провожали и войска на битвы.
И вместе с тем ворота были сделаны как вполне серьезное укрепление. По преданию, сам Фридрих Барбаросса прислал Андрею Боголюбскому своих квалифицированных каменщиков для строительства ворот. Белый же камень везли по воде из “болгарских земель”.
Строительство ворот велось с 1158 по 1164 год. Поначалу они выглядели несколько иначе, но на протяжении своего почти тысячелетнего существования, конечно же, подвергались ощутимым реконструкциям. В 1469 году московский строитель Ермолин несколько переделал надвратную церковь. В 1641 году московский зодчий Антип Константинов сделал новую смету на новый ремонт. Правда, как водится, работы все откладывались и состоялись лишь в конце семнадцатого века. Наиболее внушительной была последняя из реконструкций, на рубеже восемнадцатого и двадцатого столетий были срыты валы, с северной стороны ворот пристроили жилые помещения, а с южной – лестницу. Полностью был переложен весь свод здания, и сверху выстроена очередная новенькая церковь.
Да и в землю это древнее сооружение вросло метра на два.
Однако в основном все сохранилось. Так же, как и сейчас, в двенадцатом столетии стояли эти белокаменные стены, а проем ворот был разделен все той же перемычкой, чтобы сделать оборону проще.
Самые ценные из сохранившихся деталей памятника вместе с тем и самые невзрачные. Это верхние петли, на которые навешивались створы ворот (нижние ныне под землей), и углубление в стене, куда входил громаднейший засов.
Кстати, створы были вовсе не из золота. Их сделали дубовыми и только лишь облицевали медными листами, “писанными золотом”. Но именно от этого пошло название ворот.
Еще в самом начале своего существования ворота послужили причиной трагедии. Владимирцы сбежались посмотреть на новую чудесную постройку, и в этот момент петли вырвались из не успевшей застыть кладки, и тяжелые дубовые конструкции вывалились из стен и придавили дюжину чересчур любопытных горожан.
Но вскоре Золотым воротам стали выпадать весьма серьезные и непростые испытания. И каждый раз владимирцы отстаивали это неприступное сооружение.
А самой трагичной была осада Владимира ханом Батыем (1238 год). Лаврентьевская летопись подробно повествует о тех кошмарных событиях: “В ту же зиму пришли татары к городу Владимиру месяца февраля в 3 день на память св. Семена во вторник. Владимирцы затворились в городе с князьями Всеволодом и Мстиславом, а воеводой был Петр Ослядюкович. Владимирцы не сдавались, и тогда татары подъехали к Золотым воротам, приведя с собой Владимира Юрьевича, брата Всеволода и Мстислава. И начали татары спрашивать о князе великом Юрии: в городе ли он? Владимирцы пустили по стреле на татар, и татары также пустили по стреле на Золотые ворота. И после того сказали татары владимирцам: “Не стреляйте”. Они же замолчали. И тогда, подъехав ближе к воротам, начали татары говорить: “Узнаете ли вашего княжича Владимира?” Стоял тот с унылым лицом. Всеволод же и Мстислав стояли на Золотых воротах и узнали брата своего. Оба они с дружиною своею и все горожане плакали, видя Владимира. А татары, отойдя от Золотых ворот и объехав весь город, остановились станом перед Золотыми воротами. Насколько видел глаз, окружило город бесчисленное множество татарских воинов. Всеволод же и Мстислав, пожалев брата своего Владимира, сказали дружине своей и Петру-воеводе: “Братья! Лучше нам умереть перед Золотыми воротами за святую Богородицу и за правоверную веру христианскую, а не сдаться на волю их…”
В субботу Мясопустную начали татары готовить лес и до самого вечера ставили пороки, а за ночь огородили весь город Владимир тыном. В неделю Мясопустную рано утром начали штурм города месяца февраля в 7 день и взяли город до обеда, ворвавшись от Золотых ворот у церкви св. Спаса… через городские стены”.
То есть даже в эту страшную осаду выстояли Золотые ворота – враг хотя и прорвал укрепление, но совсем в другом месте.
А желающие могут разглядеть на внутренней стене ворот граффити – сохранившееся с тех событий слово “Гюргич” и крест рядом с ним. Это память о погибшем (и упомянутом в летописи) князе Владимире Юрьевиче, оставленная здесь неизвестным, но очень чувствительным защитником Золотых ворот.

Полтора столетия спокойствия

В 1764 году некто А. Свечин писал в дневнике: “Ворота, называемые Золотыми, сделанные из белого камня великим князем Андреем Георгиевичем Боголюбовым, внуком Владимира Мономаха, отменной архитектуры на коих воротах и церковь и как соборная церковь, так и оные ворота требуют починки, а если вскорости починены оные не будут, то сожалетельно, что оная древность совсем в забвение придет”.
В 1767 году императрица Екатерина Вторая изволила посетить город Владимир. Произошел конфуз – ее карета застряла в арке Золотых ворот. Тогда горожане впервые задумались: а нужны ли воротам старые земляные валы? Или же лучше все-таки их срыть и организовать вокруг ворот объезды?
Тем более что город уже давно никто не осаждал, ворота не использовались по прямому назначению, и даже надвратная церковь Положения Риз Пресвятой Богородицы стояла “без пения праздна многие лета”.
В 1778 году ворота пострадали от пожара. Тогда и было принято решение их переделать. Вал срыли (оставив лишь маленький декоративный участок, названный Козловым валом), а воротам придали более гражданский и более того – умиротворенный вид.
Даже мятежный Александр Герцен писал о них в таких словах: “Когда мы выезжали из Золотых ворот, без чужих, солнце, до тех пор закрытое облаками, ослепительно осветило нас последними ярко-красными лучами, да так торжественно и радостно, что мы сказали в одно слово: “Вот наши провожатые!”
И далее все тот же Герцен: “Какие светлые, безмятежные дни проводили мы в маленькой квартире в три комнаты у Золотых ворот!”
А кое на кого ворота вовсе наводили разочарование, уныние и даже скуку. В частности, герой повести В.А.Соллогуба “Тарантас” осматривал их следующим образом: “Бедный Иван Васильевич пошел осматривать город без руководства и невольно изумился своему глубокому невежеству… Он припомнил и Мономаха, и Всеволода, и Боголюбского, и Александра Невского, и удельное время, и набеги татар, но припомнил, как школьник твердит свой урок. Как они тут жили? что тут делалось? – кто может это теперь рассказать? Иван Васильевич осмотрел Золотые ворота с белыми стенами и зеленой крышкой, постоял у них, поглядел на них, потом опять постоял и поглядел да пошел далее. Золотые ворота ему ничего не сказали”.

Земляной вал

Зато Козлов вал сделался одним из самых милых и веселых мест Владимира. Он возник еще в двенадцатом столетии, во времена Андрея Боголюбского. В средневековье, когда крепостные валы были нужны для защиты, их содержали в регулярном порядке. Даже существовала такая инструкция: “Надлежит смотреть, чтобы в городе на валу около всего города и острога и рвам никакие люди не ходили и осыпи рву не обивали, и навоз и всякого сору в городе и в остроге у стен и у ворот и во рвы в тайниках никто не метал”.
Эта строжайшая инструкция беспрекословно соблюдалась.
Но уже в восемнадцатом столетии смотритель за валами (а была такая должность) доносил: “По валу, что словет земляной город от Золотых ворот до Сретения Пресвятые Богородицы – имеются 4 прорытвины, пешие и на конях и возами ездят. Також на оном валу сады сажены и столбы вновь для горотьбы вскопываны… Да на оном же земляном валу сад володимирца посадского человека Алексея Козлова к реке Клязьме длиною по валу 43 сажени а поперек что в том саду оного земляного валу того именно показать не можно, понеже оный вал срыт”.
Бедного Козлова привели к допросу, тот, однако же, не признавался в крамольном разведении садов на стратегическом объекте – дескать, купил вал уже засаженный, а “кем де оный сад сначала был разведен, того не знает”. Несчастного садовладельца отпустили, вал же со времен того курьезного процесса получил название Козлового.
А в 1867 году на средства купца Боровецкого здесь был разбит бульвар и сад, но уже не фруктовый, а увеселительный. Здесь играла музыка, пускались фейерверки, а средства от публики передавались на благотворительные цели, в частности в Общество Красного Креста.
Но под конец девятнадцатого века сад начал постепенно приходить в негодность. И в 1913 году газета “Старый Владимирец” писала: “Главная аллея изрыта колеями и не исправляется. Всюду разбросаны ящики, кирпичи и другие остатки строительных материалов. Грязь и сор. Словом, полнейший хаос и запустение”.

Водонапорная башня раздора

Сами же Золотые ворота практически не упоминались ни в газетах, ни в официальных документах. К ним стали относиться как к приятному, но несколько обременительному объекту городского хозяйства. По мере возможности эксплуатировали – в памятнике размещались торговые лавки и полицейская часть. Время от времени белили, штукатурили, чинили перед ними мостовую. А в 1864 году прусский подданный Карл Карлович Дилль предложил проект водопровода города Владимира. В этом проекте отводилась роль и Золотым воротам – чтобы не тратиться на водокачку, прямо там, в надвратной церкви, предлагалось обустроить емкость вместимостью 8 тысяч ведер.
Предложение немца, скорее всего чуждого русской культуре человека, как ни странно, получило отклик и у россиян. Сам городской голова рапортовал начальству: “Золотые ворота как будто нарочно строились для того, чтобы поместить в них резервуар для снабжения города водою”. Ему вторила и газета “Владимирские губернские ведомости”: “Помещение резервуара избрано, подобно как на Сухаревой башне в Москве, на Золотых воротах, которых верхний этаж будет служить центральным бассейном и от него уже будут строиться фонтаны… Этот дельный проект, уменьшающий значительно издержки на возведение новой башни… дает возможность употребить ныне бесполезное здание на необходимое общественное дело”.
Как ни прискорбно, но ворота спас от гибели несчастный случай: “На большой дороге у Золотых ворот, обрушившейся на 5-аршинном пространстве глубины землею сдавило в канаве, где клали водопроводные трубы, двоих чернорабочих и машиниста, из которых один (временнообязанный крестьянин Гаврила Иванов 24-х лет) через час помер”.
Пока расследовали это дело, догадались, что ворота переделывать не обязательно, а можно использовать естественную высоту – тот самый Козлов вал, соорудив на нем водоразборную башню, но не такую высокую, как бы потребовалось на обычном уровне земли.
В 1868 году башню построили. В 1912-м она приобрела нынешний вид. А в 1975 году здесь открылся музей “Старый Владимир”, популярный не столько своей экспозицией, сколько тем, что для посетителей оборудована смотровая площадка.

Новейшая история

Как ни странно, после революции претензий к Золотым воротам не было. В Москве сносили Сухареву башню, Красные ворота, намеревались даже сломать храм Василия Блаженного – все потому, что эти здания не только напоминают “о тяжелом наследии прошлого”, но еще и мешают движению.
Здесь же, прямо посреди дороги, высилась, по сути, церковь на высоких и толстых ногах – и ничего.
Зато досталось антиподу Золотых ворот – церкви Сергия Радонежского. В девятнадцатом столетии она вела такое же тихое, скучноватое существование, как, собственно, и весь губернский город. В.И.Танеев писал: “На площади стояла церковь Сергия Радонежского, старинная, снаружи выкрашенная красной краской и расписанная образами, высокая, без сводов, постоянно грозившая падением и не падавшая.
Обыкновенно ни на улице, ни на площади не было движения. Редко проезжал экипаж или проходил пешеход. Неподалеку была семинария. Утром толпы учеников, одетых в халаты, шли в класс, после полудня – из класса. По субботам гнали колодников в Сибирь. Летом, во время ярмарки, мимо окон тянулись бесконечные обозы”.
Зато при новой власти церковь сразу стала всем мешать. 28 мая 1928 года, например, был создан следующий документ: “Общее собрание учащихся Владпедтехникума, фельдшерских курсов, преподавателей и технических служащих в присутствии 187 человек, обсудив вопрос о колокольном звоне как тормозе учебной установки техникума, вынесло следующее решение:
1) ходатайствовать перед горсоветом о прекращении или, в крайнем случае, сокращении звона в церквах: Сергиевской, Богословской, Ильинской и других, окружающих наше учебное заведение, так как почти беспрерывный звон крайне мешает нашим учебным занятиям, проведению собраний и всему школьному режиму времени…
3) общее собрание находит целесообразным сократить совсем Сергиевскую (Красную) церковь, находящуюся всего в 15 – 20 метрах от техникума, которая мешает не только нашим занятиям, но и загораживает свет в общежитии, а также необычайно мешает уличному движению”.
В октябре того же года приговор был вынесен: “В г. Владимире в числе других храмов имеется Сергиевская церковь, состоящая на учете музейного отдела Главнауки Наркомпроса как относящаяся к XVIII в. Эта церковь, не представляющая ничего оригинального в архитектурном отношении, не является каким-либо важным памятником древности, построена поперек главной улицы… и стесняет движение по ней, являющейся главной артерией г. Владимира и приобретающей особое значение в этом районе ввиду выстроившихся в восточной части города… новых фабрик “Пионер” им. Газеты “Правда” и районной электростанции и дальнейшего создания в этом месте фабричного района… Особенную опасность и помеху представляет Сергиевская церковь для автомобильного движения”.
Поскольку к этим и сумбурным, и абсурдным мотивациям были присоединены жалобы учащихся педтехникума на колокольный звон и загороженное солнце, Сергиевскую церковь уже в 1929 году снесли.
А вот у Золотых ворот, к счастью, и не предполагали строить ни электростанцию (хватало, видимо, водонапорной башни), ни новых фабрик. Да и “опасности для автомобильного движения” они не представляли. Вероятно, сработал тот факт, что Ризположенская церковь была закрыта давно и как церковь уже не воспринималась.
Ситуацию, видимо, сглаживало и соседство с романтическим Козловым валом. Владимирский поэт М.В.Машков писал:

На Козловом валу я могу целый год просидеть
Неподвижно каким-то индийским факиром…
Застывает реки, изогнувшейся петлею, медь,
И тропинка бежит вниз неясным пунктиром.

И не один только поэт Машков испытывал нечто подобное, сидя на валу недалеко от Золотых ворот.
Сами же ворота стали “поднимать на щит” как памятник воинского героизма русского народа. И в пятидесятые годы в воротах открыли музей. Можно его посетить и сегодня.
Главная гордость и одновременно достопримечательность того музея – диорама Е.И.Дешалыта под подробным и скучным названием: “Решающий штурм Владимира войском хана Батыя 7 февраля 1238 года”. Впрочем, сама диорама ничуть не скучна – вспыхивают огоньки, что-то где-то шевелится, а звуковые эффекты сглаживают впечатление от назидательного голоса, которым диктор разъясняет историческую роль события.
Но зажигают свет, и начинается экскурсия по башне.
– Вы видите стрелы по два с половиной килограмма весом, – говорит экскурсовод.
И вправду, стрелы впечатляющие.
– Русский воин стрелял со скоростью 10–12 стрел в минуту.
Это уже про другие стрелы, несколько полегче.
Затем идут другие незамысловатые орудия войны средневековых воинов – топорик, маленькая гирька на цепочке.
– Вы не думайте, такая гирька – очень грозное оружие. Она проламывала шлем и застревала в черепе.
Дальше – кольчуга, арбалет, рогатина. Портрет Суворова, написанный во время его краткого визита во Владимир. Война 1812 года, бой под Шипкой.
Основное же пространство этого музея посвящено 164 владимирцам – Героям Советского Союза. Посетители разглядывают гимнастерку Н.И.Шмелькова, френч К.А.Мерецкова, фронтовое платье М.В.Степановой (довольно необычный тип одежды – по покрою впрямь коротенькое платьице, но только с воинскими пуговицами, погонами и прочей соответствующей атрибутикой). Неизменный участник таких экспозиций – проржавевшая каска, пробитая пулей.
И среди этих экспонатов за окошечком вдруг видишь Козлов вал. Он романтичен и заснежен, юные владимирцы катаются с него на санках. И воспринимается тот вид совсем как новый экспонат или, во всяком случае, как диорама. Поскольку эта часть городской жизни – факт истории ничуть не менее значительный, чем факты, перечисленные выше.