Неслучайные диалоги

Вопрос, на который можно
ответить только рисунком

Михаил Колесников – известный график-акварелист. Родился в 1973 году в Москве. Окончил факультет изобразительного искусства и народных ремесел Московского педагогического университета и сейчас преподает в стенах родного факультета. Любимый жанр Михаила Колесникова – городской пейзаж. Был участником выставок «Романтический реализм», «Московская акварель», персональная выставка состоялась в 1999 году в Центральном Доме художника. Работы художника находятся в частных собраниях Франции, Германии, Норвегии, Финляндии, США, Мексики, Австралии.

– Михаил Анатольевич, сегодня мы парадоксальным образом придерживаемся сразу двух противоположных убеждений: во-первых, мы по-прежнему, в духе ХIХ века, верим, что в искусстве существует прогресс, во-вторых, считаем, что золотой век искусства позади и в наши дни оно в упадке... Каково ваше отношение к подобным взглядам?
– Дело в том, что, оглядываясь назад, мы встречаем уже отобранные временем шедевры, вся шелуха отсеялась, и только узкие специалисты представляют себе реальную картину художественного процесса прошедших веков. У нас в России долгое время делалась ставка на сохранение реалистической школы живописи, в этом и ценность отечественных традиций художественного воспитания, и определенная наша слабость. Многие представители старшего поколения воспринимают как упадок отступления от реалистической, передвижнической манеры. Молодежь сегодня отличается, на мой взгляд, очень пластичным восприятием, интересуется самыми разными художественными направлениями. Я много изучал и наше, и западное авангардное искусство и пришел к убеждению, что истинный авангард творят только те, кто прошел хорошую традиционную школу. При возникновении плодотворного художественного направления сначала складывается новая философия мира, новое видение реальности, и только потом за новой оптикой следует рука – новая техника.
– Нереалистическая техника нередко вызывает отторжение у зрителя сразу по двум противоположным основаниям: «я ничего не понимаю» и «я тоже так могу».
– Живопись не только радует глаз, но и греет душу, заставляет мыслить, сопереживать. Живопись доступна для восприятия всякого человека. Взгляд художника – одухотворенный взгляд, и зритель принимает в нем участие. Если возникает такое совместное видение, сопереживание, значит, картина достигла поставленной задачи. Другое дело, что свое понимание, впечатление зритель не всегда может четко сформулировать. Бывает и так, что впечатление очень сильное, а выразить его человек может только восклицаниями и жестами. Но ведь мы говорим именно о восприятии картины, а не об умении вести умные разговоры об этом восприятии. Родители с малых лет водили меня в Пушкинский музей, в Третьяковскую галерею, и одно из самых ярких и сильных переживаний было у меня, десятилетнего, связано с портретом, написанным Пикассо в кубистической манере. Меня воспитывали на традиционном реалистическом искусстве, а эта картина ни на что привычное не была похожа и просто поразила меня. Я ничего не знал о кубизме, абстракционизме и не мог бы внятно объяснить, что понял и почувствовал, но недаром же помню свое детское потрясение до сих пор. Очень сильно подействовали на меня картины Шагала, когда я впервые увидел их на первой в Советском Союзе его масштабной выставке. Осталось чувство загадочности: что это? как? о чем? В сущности, я и сейчас не могу сформулировать ответ на эти вопросы, но, наверное, отвечаю на них, когда рисую. Что касается наивно-самодовольных высказываний, что я, мол, три краски смешаю и сделаю так же, то они объясняются самой обыкновенной художественной безграмотностью.
– ...которую никак не исправляют уроки рисования в школе.
– Давайте разберемся. Только в Москве учителей рисования готовят три института. Все дети лет до двенадцати – гениальные художники, свободные, яркие, незакомплексованные И вот в класс юных гениев приходит молодой специалист с горячим желанием работать с детьми, дать им возможность реализовать творческий заряд... Увы, первым делом молодому учителю растолкуют, что он пришел преподавать предмет второго сорта. Ни родители, ни школа не понимают важнейшей роли художественного образования ребенка. Не важно, что он не станет художником, но он научится смотреть и видеть, найдет путь творческого эмоционального выражения. Меня очень заинтересовал опыт германских коллег. Там в самых обычных школах уделяется огромное внимание лепке, живописи, рисунку, детей на целый день выводят рисовать на природу, в каждой школе – прекрасно оборудованные скульптурные и живописные классы. Но научить детей видеть прекрасное – это дело не только школы, но и родителей. И даже родителей прежде всего. Но что висит на стенах наших квартир? Родителям, даже самым обеспеченным, очень редко приходит в голову купить настоящую хорошую картину в детскую комнату. Пусть даже это будет репродукция. При нынешнем уровне полиграфической техники выпускаются репродукции высочайшего качества. У ребенка, который привык жить с картиной, не будет дистанции между ним и живописью, между ним и музеем. В Европе, Америке, Австралии приобретение картин – обычное, естественное дело. Мы к этому не привыкли.
– Скорее не имеем финансовой возможности.
– Нет, если даже такая возможность есть, все равно действует привычка – лучше я на стенку ковер повешу. Но, думаю, со временем отношение поменяется. Если родители желают добра своему ребенку, они найдут возможность учить его рисунку и лепке, знакомить с музеями, выставками, галереями. Ваше замечание я вообще считаю совершенно непродуктивным, но очень показательным. У нас уже сложился стереотип – всякое нежелание что-либо делать мы сразу оправдываем материальной необеспеченностью.