Захлопнуть дверь к соблазнам и
бесчестью
Фильм Зазы Урушадзе «Здесь рассветает»
получил Специальный приз жюри на международном
фестивале «Кинотавр» в Анапе. Приз за лучший
сценарий того же фильма был вручен Амирану
Чичинадзе в Алма-Ате на международном фестивале
«Евразия». Гран-при за лучшую мужскую роль
получил Зураб Бегалишвили на фестивале стран
Восточной Европы.
К чему, однако, столь подробный перечень
поощрений? Ну хотя бы к тому, что они реально
подтверждают сам факт существования картины.
Даже в Тбилиси удалось посмотреть лишь кассету с
записью фильма (правда, несколько раз). В Москве
же ее вовсе нет.
Заза Урушадзе воспитанник Ланы Гогоберидзе, и
она, уверенный профессионал, открыла ему немало
секретов ремесла. Однако многое и, возможно,
главное (будущее покажет) он взял у Отара
Иоселиани. Талант не переймешь – устремлениям
таланта можно следовать, что фильм подтверждает.
Начнем с того, что сценаристом картины стал
Амиран Чичинадзе, тот самый, который был
сценаристом «Листопада», первой полнометражной
художественной ленты Иоселиани.
Картина
Урушадзе начинается со слов, которые мы то и дело
слышим с экрана: «Перекрыть дороги, поймать
бежавшего». До приказа слышится еще одна фраза,
тоже не новая: «Он похитил ребенка и скрылся
вместе с ним». Дальше – огни на дорогах, группы
вооруженных мужчин, машины с мигалками и без, а в
стороне беглянка. Поняв, что от преследователей
не уйти, водитель ставит «Жигули» на пути
приближающегося поезда и, пока рассерженные
машинисты бегут к неожиданному препятствию,
успевает вскочить в вагон полупустого состава.
Деньги, врученные проводнику, заменяют билет, на
них же покупаются комплекты белья. Разорвав
простыню, беглец превращает ее в пеленки для
младенца. Из роддома он украл собственного сына.
Первенца.
Ради эффекта можно сказать, что дальше
начинается другой фильм, но лучше выразиться
точнее. Какое-то время фабула еще катится по
наезженной колее: ночь прошла, утро, на
полустанке беглец замечает группу озабоченных
мужчин и, догадавшись, кто они, спрыгивает с
поезда. В никуда.
Поймают его – не поймают, осудят или простят, к
детективной стороне сюжета создатели картины
больше не возвращаются. Мы вправе распорядиться
фабулой по собственному усмотрению, хотя на чьей
стороне авторы, нам понятно.
В «Листопаде», теперь уже давней картине – более
30 лет прошло, как она появилась, группа
жуликоватых мужчин во главе с директором
небольшого винного завода химичат, разбавляя
благородный напиток и получая желанный «навар».
Страсть к обману противна и режиссеру, и
сценаристу, но они не спешат с разоблачениями.
Даже беззлобно иронизируют над «химиками» –
сынишка директора приходит в контору, чтобы
заниматься музыкой; дома инструмента нет. Не наши
времена, а то стоял бы в большой директорской
гостиной концертный рояль.
Однако, повторим, не в жуликах первейший интерес
авторов и вообще подлинный интерес. Он обращен к
герою. Ни разу не наставляя его, не хмуря грозно
бровей, Иоселиани оставляет за ним право
нравственного выбора. И даже, больше того, дает
понять, что если юноша кое на что закроет глаза,
жизнь его будет вполне вознаграждена. Помаявшись
немного и нас чуть-чуть помаяв, юноша остается
таким, каким был. Порядочным мальчиком из
порядочной семьи.
Дверь в мир тогдашнего соблазна, приоткрытую
создателями фильма, тихо и плотно притворилась.
Снова закрыл ее, но под гул сердца и стук колес
другой герой Чичинадзе – не юноша, 30-летний
мужчина, доверенное лицо Президента республики,
которого тот прочит себе в преемники.
Не будем сравнивать начинающего режиссера с
мэтром европейского кино. За «Листопадом»,
несмотря на всевозможные рогатки, последовали
«Пастораль», «Жил певчий дрозд» (Виктор
Шкловский первым угадал трагический подтекст
легчайшей картины), к тому же Иоселиани не один
был в поле воин. «Молодое грузинское кино», так
его называли, полнилось талантами. Общемировой
вершиной его усилий стало «Покаяние» Тенгиза
Абуладзе.
Наивно думать, что А.Чичинадзе высокомерно
отвернулся от перемен, которые происходят в
Грузии и на студии «Грузия-фильм», где в лучшие ее
годы он был главным редактором. Вернее
предположить иное: он понимает, что не повернет
реку вспять, но хочет, чтобы она снова текла по
тому же руслу жизни, которое было проложено
веками и сохранялось усилиями множеств. В том
числе и художников.
Бандиты убивают бандитов, милиция их ловит или
тоже убивает. Вспышки озаряют экран, но с какой бы
жадностью публика ни поглощала подобные сюжеты,
отождествлять себя с их героями она не спешит.
Однако чем упорнее нас будут уверять, что другого
мира нет и что в этом можно неплохо устроиться,
тем вернее, что мы начнем к этому привыкать.
Сказать, что российское кино дружно пытается
подобные фильмы не снимать, язык не
поворачивается. То один, то другой, а теперь вот
Берлинский кинофестиваль наши фильмы на конкурс
не выбирает (в силу их художественной
вторичности в том числе), а мы и в ус не дуем. Так
что же, могут спросить, вы возлагаете на «Здесь
рассветает» особое упование? Не знаю, как с
«упованиями», а с уважением все в порядке.
Режиссер, сценарист, актеры – один Гурам
Пирцхалава, народный и любимый, другой – Зураб
Бегалишвили, еще малоизвестный, составляют тот
самый квартет, где каждый не только поддерживает
другого, но если надо, приходит к нему на помощь.
Почему Президент объявил охоту на министра? На
этот вопрос за сценариста ответил Г.Перцхалава,
открыв в своем герое тайную, тщательно
скрываемую черту – упоение властью. Она тоже
может подкрасться к человеку незаметно и
захватить его целиком.
У Василия Шукшина есть фильм «Ваш сын и брат». Ваш
– не только мой, а значит, требующий и вашего
участия и понимания. Мы уже поняли, что значит для
Президента местоимение «мой», но существует ли
для него «ваш»? Узнав от врачей, что первенец,
родившийся у министра, слаб и вряд ли выживет, он
говорит отцу, что ребенок умер и с этим надо
смириться. Принять как есть – что? Что не увидишь
сына, не поцелуешь его, не похоронишь? Что не
будешь знать, где его могила и никогда не придешь
к ней погоревать?
Чувствуя фальшь в словах Президента, герой
врывается в роддом и находит ребенка – живого.
Тогда-то дверь к соблазнам и бесчестью снова, но с
треском, захлопывается.
Бегство, полустанок, помощь незнакомых людей, но
ребенку не становится лучше. С затихшим
младенцем на руках входит отец в воды озера,
омывающего деревню. Хочет окрестить сына перед
смертью? Может быть, но слов о крещении, Боге, о
надежде на чудо мы не слышим. И церкви
(непременной на сегодняшнем экране) не видим.
Есть зеленая равнина, голубая вода, отец,
прижавший к груди ребенка и трижды погрузившийся
с ним в озеро. А когда они выходят на берег,
раздается ребячий крик.
Объясняющие слова и в этот раз не будут сказаны,
да они и не нужны. Ваш сын и брат – вот к чему
возвращает фильм, и возвращение это принимаешь
как должное и спасительное.
Натэла ЛОРДКИПАНИДЗЕ
|