Бывших отцов не бывает...
Многие мужчины понимают это
утверждение так: деньги даю – значит, отец
Вы, вероятно, не поверите, но я неточно
помню причину собственного развода. При том, что
помню множество мелких обстоятельств. Как,
например, Павел приехал забирать вещи и даже не
взглянул на нашу кошку. Почему-то это поразило
меня: кошка-то ни в чем не виновата. А он ее даже не
заметил. Может быть, там у него образовалась
другая кошка. Я помню вещи, которые он брал,
совершенно бросовые вещи, какие-то наполовину
исписанные тетради, чуть ли не драные носки.
Наверное, хуже было бы, если бы мы дрались за
телевизор, но тогда меня бесило это барахло: и
из-за такой дряни он приехал лишний раз мучить
меня?!
В том, как мы с ним жили последние несколько
месяцев до развода, было что-то электрическое. С
чего бы мы ни начинали разговор, копилось
раздражение, как заряд. Первое время мы не давали
ему выхода. Лично я не пыталась что-то там
сберечь, просто было противно видеть себя со
стороны примитивно кричащей бабой. Потом мы
стали срываться. Впрочем, Павел срывался
своеобразно: он уходил на кухню и долго
успокаивался. Повод – вот пожалуйста: он читает,
я убираю комнату. Каждый занят своим делом, мы
молчим. Вдруг ему начинает казаться, что я что-то
этим имею в виду: он отдыхает, значит,
сибаритствует, а я корячусь с веником. Его лицо
мертвеет, он продолжает читать, но долго не
листает страницы. Я физически чувствую, что он
думает и ощущает. Характерное осложнение после
любви. Потом я подхожу с веником к его ногам. Ему
надо их приподнять. Он ждет, когда я об этом
попрошу.
– Приподними ноги, пожалуйста. Спасибо.
– Тебе обязательно надо мести, когда я читаю?
– Нет. Просто пришла пора мести.
– А можно было подмести через двадцать минут?
– А что изменится через двадцать минут?
– Я дочитаю.
– Вот это — за двадцать минут?
За все шесть лет нашей жизни в браке он ни разу не
ударил меня, но последний год я постоянно
помнила, что он физически сильнее. Он не давал мне
об этом забыть. Не знаю, как для кого, а для нас
развод — это было все равно что снять горчичники,
когда больше уже нет сил терпеть. Я думаю,
последний месяц мы терпели из спортивного
интереса. Потом он все-таки уехал к маме.
Катюша ко всему отнеслась с пониманием. Так я и
отвечала знакомым, которые, как мне показалось,
встали в очередь с типовыми вопросами: отнеслась
с пониманием. Она вроде как вся обратилась в
понимание. Каждый вечер мы с ней подолгу
разговаривали о том, как оно бывает, и ни разу не
повторялись, и никогда я сама так не понимала
жизнь и все происходящее, как в этих разговорах с
Катей. Мы так хорошо понимали друг дружку, что мне
начинало казаться, что вообще все хорошо.
Бытует мнение, что женщина после развода обычно
продолжает любить своего бывшего мужа и
использует ребенка как крючок, чтобы его не до
конца отпускать. Не знаю, Москва очень большой
город. Чего только не встретишь. Но могу сказать
за себя и трех близких подруг – для нас
расставание было как избавление. Одна
рассказывала, что даже проморила квартиру, чтобы
запах отбить. Другая несколько лет жила с бывшим
мужем как с соседом, пока не подвернулся
подходящий вариант размена, так ее все время
тошнило от одного его вида. Для меня самым
страшным, неприятным ощущением было, что
совершенно чужой человек – отец моей дочери. Ее
учительница в начальной школе, тренер в бассейне
– все эти люди становились мне как бы немножко
родными, потому что я могла поговорить с ними о
Кате, порадоваться за нее. А Павел, например,
сходит с ней в зоопарк – я для начала изведусь,
потому что мне кажется, что он может ее забыть у
какой-то клетки, а потом не знаю, о чем спросить.
Мне хочется предупредить ее, что с этим человеком
нельзя иметь дело, что он обидит, я сдерживаюсь, а
потом выхожу гулять и плачу. А он говорит, что я
настраиваю ее против него. Много раз было так, что
мне хватило бы одной минуты, одного подходящего
слова, чтобы навсегда отбить его от дочери. Я
сдерживаюсь. Пока.
Три года у меня был второй муж, Катин отчим Гена.
Как я теперь понимаю, на меня слишком сильно
подействовал общественный тезис: у бабы должен
быть мужик, у ребенка – отец, а в доме – мужчина.
Как на грех Геннадий был совсем не приспособлен к
домашней работе. Про таких говорят, что он и
гвоздя толком не вобьет. Все как раз этим и
ограничилось. Несколько вбитых им гвоздей еще
держатся, на них висят календарь, щетка для обуви
и еще пара таких же легких вещей.
Катя с Геной отлично ладили. Именно так — как
люди, которых против их воли свела судьба. Как
соседи или служащие одного отдела. Когда я
начинала отчитывать Катьку, Гена уходил. Даже
если оставался на месте, все равно уходил. Если я
оставляла их вдвоем, я могла быть уверена, что
ребенок накормлен. Если он брал Катю из школы, то
приводил домой минута в минуту. Мы с ней на пути
из школы то и дело заворачивали в парк или в
магазин игрушек – просто посмотреть, или болтали
с одноклассницами и их родителями. Я не знаю, что
сделал бы Гена, если бы Катя потянула его в парк. А
вдруг она промочит ноги? А резолюция мамы? Потому
Катюша, я уверена, никогда его об этом и не
просила. Гена был безупречен, как нанятая
домработница, которая панически боится
увольнения. Конечно, его в свой срок и уволили.
Таких всегда увольняют.
Он ни разу не шлепнул Катьку. Когда я, забывшись,
пару раз попробовала с ним обсудить ее
взросление, он так напрягся, что чуть не лопнул.
Наверное, он насмотрелся голливудского кино об
отчимах-маньяках и боялся, что его обвинят в
скрытом вожделении к падчерице. Само то сугубо
медицинское соображение, что у Кати растет грудь,
могло, похоже, довести его до обморока. Один раз я
видела их на другой стороне улицы и в первую же
секунду, еще до того как узнала, подумала: вот
девочка с отчимом. И мне казалось, что так думают
все.
Когда он наконец ушел, Катька прямо расцвела. Она
каждый день говорила мне, какая я хорошая и что
нам никто не нужен. Больше я не
экспериментировала с дублерами на роль отца. Мне
стало ясно, что даже тот тоненький ломтик меня,
который приходится уделять мужу в ущерб дочери,
дороже Катьке, чем все, что может дать ей чужой
мужчина. У меня нет иллюзий на собственный счет.
Но для своей дочери я действительно свет в
окошке. Так получилось.
Вы можете мне не верить, но я не знаю, где сейчас
Павел. Месяц назад мне позвонил один наш общий
знакомый, сказал, что Павел переехал, сменил
работу, и спросил, не могу ли я дать его новые
координаты. Я не могу. Специалист по реквизитам
может найти эту информацию в алиментах, но мне
это ни к чему. Мне кажется, знакомый подумал, что я
отказала из вредности. Но мне незачем врать. Катя
уже достаточно взрослая, чтобы ездить по городу.
В тех редчайших случаях, когда они встречаются,
это происходит помимо меня. Гена, кстати, сам ни
разу не пожелал увидеться с Катей, но для меня это
естественно. Мой начальник, у которого были три
замечательные семьи, любит с пафосом
порассуждать, что “бывших отцов не бывает”. Под
этими рассуждениями скрывается одна мысль, что
когда у начальника есть лишние деньги, он охотно
делится ими со своими многочисленными бывшими
детьми, а когда нет, то поделился бы, если бы были.
Это не худший вариант.
У нас все хорошо. Единственное, чего я боюсь, так
это того, что Катьке долго еще не захочется замуж.
Мне не раз говорили, что я программирую ее на
мать-одиночку, и, наверное, это так и есть. Желаю
ли я этого своей дочери? А желаю ли я ей Пашу или
Гену? Хочется верить в сказку о принце. Катя до
одиннадцати лет, кстати, верила в Деда Мороза, а
потом по секрету сообщила мне, что его нет, да так
серьезно, что я чуть не разревелась.
Наталья ЩЕГОЛЕВА
|