Сегодня – есть, завтра – нет

Согласно статистике три четверти всех заключенных браков скорее рано, чем поздно, распадется

Сегодня одной из самых заметных и обсуждаемых проблем стала проблема депопуляции (снижения численности населения). “Депопуляция, которая происходит сейчас в России, лишь на два процента зависит от смертности, а на 98 – от рождаемости», – отмечает Анатолий Антонов, заведующий кафедрой социологии и демографии семьи социологического факультета МГУ. А падение рождаемости напрямую зависит от кризиса семьи, продолжает профессор, когда люди все больше склоняются к одиночно-холостяцкому житью-бытью, к удобствам независимости, “когда разрушается сама ценность семейного образа жизни, когда прелесть и очарование семейности исчезают”.
С другой стороны, также активно обсуждается и проблема разрушения идеолого-партийно-государственной солидарности, когда граждане все больше замыкаются в семье, ограничиваясь рамками своих узкосемейных интересов. Социолог и публицист А.Каштанов особо подчеркивает поразительный факт, что террористы-камикадзе жертвуют собой не из бескорыстного фанатизма, а ради обещанного высокого вознаграждения семье.
Отметив эти два принципиальных момента, отвлекусь на первый взгляд далеко – вспомню сюжет русской былины об Авдотье-рязаночке. “Злы татарове” разорили Рязань и угнали в полон много русских людей, в том числе сына, мужа и брата Авдотьи. Несчастная женщина преодолевает горы и долы, приходит в ставку татарского хана и просит освободить ее родных. Тот изумлен ее бесстрашным походом, смотрит уважительно, но с изуверством соглашается отпустить только кого-нибудь одного, предлагая ей самой выбирать между сыном, мужем и братом. Выбор Авдотьи и обоснование этого выбора сегодня производят ошарашивающее впечатление, но они вызваны, как объясняет наука, пережитками материнского права. Авдотья говорит хану: “Не смотри на слезы мои горючие, слушай слово мое разумное”. Разумное слово заключается в том, что она может найти и другого супруга и соответственно родить другого ребенка, а вот брата другого у нее не будет, потому что у ее покойной матери не появится еще одного сына. Поэтому в мучительной ситуации вынужденного выбора она твердо указывает на брата. Хан настолько был тронут ее разумным словом и мудрым решением, что согласился освободить не только брата, но и сына, мужа, и вообще всех захваченных рязанцев.
Сегодня читатель былины и секунды не колебался бы, представив себя на месте Авдотьи: выбор совершается исключительно в пользу ребенка. Собственно, тут и выбора-то никакого нет. Эти взрослые мужики, супруг с братом, пусть сами о себе позаботятся. Но если братец еще не взрослый... тогда отчаяние и слезы горючие, но выбран все равно будет сын.
Итак, исходить ли из представлений почти тысячелетней давности или из нравов сегодняшнего дня, никаких шансов, с какой стороны ни подойди, нет только у мужа. Сын и брат – свои, родные люди, а муж – человек посторонний и заменяемый.
Культ любви, который исповедует молодежь, не включает в себя культа семейной жизни. Любят друг друга не супруги, а свободная пара. Всякие женско-любовные романы увенчиваются, как известно, свадьбой, но если чуть-чуть задуматься, то такой конец преставляется трагикомическим и напоминающим смерть героев: все кончено, больше ничего интересного не будет. А если начнет происходить что-то интересное, оно окажется новым увлечением, адюльтером, тайными страстями и разводом...
Статистика утверждает, что три четверти всех заключенных браков скорее рано, чем поздно, распадется. Считается, что женщины по-прежнему хотят замуж и надеются на стабильную семейную жизнь. Так оно и есть, но в ситуации до свадьбы. После вступает в силу соображение, которое более или менее откровенно высказывается вслух вчерашними невестами: нельзя же всю жизнь прожить с одним и тем же человеком... не может же быть, чтобы в моей жизни эта любовь оказалась единственной... Культ любви противоречит культу супружества.
Сегодня у женщин много претензий к семейной жизни. Большинство разводов совершается по инициативе жен. Сильнейшие установки мужского главенства, патриархальной семьи жестко-болезненно сталкиваются с новым матриархатом, утверждающимся явочным порядком. А новый матриархат, уж парадоксально это или нет, не предполагает пожизненного супружества и многодетности. Женщина и сама справится, сама обеспечит ребенка, но одного, максимум двоих.
“У тех, кто еще отважно решается на семейное бремя, – с горькой иронией замечает Анатолий Антонов, – брак получается какой-то походно-туристический: быстренько собрали-разобрали палатку и, оставив одиночку-феминистку у потухшего костра семейной страсти, двинулись дальше...”
Но феминистка останется у потухшего костра не одна, а с ребенком. У нее-то семья сохранится – семья, куда входят ее кровные родственники. Какая ситуация встречается чаще: та, где мать не допускает к ребенку его биологического отца, своего бывшего мужа, или та, где мать ограждает ребенка от своей родной матери, его бабушки? Согласитесь, что вторая ситуация почти невозможна, а первая – общераспространенное явление, которое можно было бы назвать новой нормой, если бы под нормальным не было принято подразумевать нечто хорошее.
Если бы у Авдотьи-рязаночки были в плену только муж и брат и ей пришлось бы выбирать между ними по представлениям нашего времени, думаю, она все равно выбрала бы брата: родной брат – это на всю жизнь, а муж – явление временное – сегодня есть, завтра развелись. Мужа брату не продпочтут. Возлюбленного, который мужем вовсе не является, – другое дело, но со временем возлюбленный станет мужем и тем самым переменной деталью.
Вот и отец оказывается деталью переменной, а что касается необходимого мужского влияния, того, что ребенку нужны образцы мужественности, то исполнители этой роли в современной семье присутствуют – это дед и дядя по материнской линии, отец и брат матери. Но откуда одинокие феминистки будут брать исполнителей этой роли уже в следующем поколении, когда появятся дети у тех девочек, которые выросли без папы и остались единственным ребенком в семье? По-моему, сегодня становится заметна куда более тесная, чем двадцать–тридцать лет назад, семейная близость двоюродных братьев и сестер – опять же по материнской линии. Они теперь все равно что раньше родные.
И на глазах испаряется такой мотив для нового брака, как «ребенку нужен отец»: мать не предполагает и даже не хочет тесных отношений между ребенком и новым мужем. Дети – это навсегда, а мужья приходят и уходят.
Все так, только что же делать с депопуляцией?

Сергей КАМЕНСКИЙ