Долгая безработица ломает хребты
Особенно мужчинам
Одни считают, что рост безработицы
стимулирует частную инициативу, сдерживает рост
зарплаты, способствует росту производительности
труда. Другие, наоборот, полагают, что высокий
уровень безработицы снижает ВВП и усиливает
социальную напряженность. Но надо сказать,
защитников у длительной безработицы нет вообще.
После определенного предела она перестает
стимулировать что бы то ни было, а негативные ее
последствия становятся все ощутимее, особенно
среди мужчин. У них даже смертность выше, чем в
любых других группах работоспособных мужчин.
Сравнивали продолжительность жизни у
руководителей, у занятых умственным трудом, у
занятых трудом физическим и, наконец, у незанятых
вообще. Так вот, если разница в продолжительности
жизни между первой, второй и третьей группами
незначительна, 1–2 года, то последняя группа,
безработных, отрывается от них сразу лет на
восемь – такое резкое сокращение
продолжительности жизни.
Есть разные типы рынков труда. Австралия, Канада,
США – страны с относительно высоким уровнем
безработицы, но рынок труда очень динамичен, идет
постоянная ротация безработных, период их
безработицы в основном короткий, и потому она не
создает социальной напряженности. А есть страны
с относительно невысоким по мировым меркам
уровнем безработицы, но рынок труда вялый, и
длительная безработица создает ощущение
безнадежности, особенно в депрессивных регионах.
К сожалению, российский рынок труда принадлежит
именно к этому, последнему типу. Из 77 изученных
нами регионов безработица начала сокращаться
только в четырех.
Пару лет назад я была в Ивановской области. В
1993–1994 годах там было что-то страшное, полный
завал, после массовых увольнений тогда началась
длительная безработица. Теперь текстильная
промышленность вроде бы вышла из стагнации,
начался экономический рост. Ну и что? Парадокс:
высокий уровень безработицы сохранился, а на
фабриках пустуют рабочие места. С 1993 года люди
потеряли как готовность идти работать, так и
квалификацию. Им непросто восстановить и ту
квалификацию, которая у них была прежде, что уж
говорить о способности работать на новом
оборудовании. Работодатель не хочет их брать
даже на низкую зарплату. Руководство фабрик
предпочитает молодых людей со стороны. И так
везде: длительная безработица обесценивает
трудовой капитал, и чем дольше человек не
работал, тем труднее ему найти работу. Вдобавок
он все ниже оценивает свои возможности, не только
на рынке труда, но и вообще как работника, а это
тоже не способствует изменению его статуса.
Проблема длительной безработицы есть не только у
нас, и есть методы совладания с нею. В России,
Швеции, Германии, Франции безработных не
разделяют по срокам безработицы. В Австралии,
Великобритании и США эти сроки учитывают и с
каждой группой работают отдельно. В
Великобритании есть стандартный набор мер
вмешательства государства на ранних этапах.
Некоторым людям, оставшимся без работы,
достаточно предоставить информацию о рабочих
местах, дать необходимую консультацию. Других
надо перепрофилировать, поскольку по своей
специальности они вряд ли устроятся. Есть,
наконец, люди, склонные к длительной безработице.
Пособие в этих странах выдается не просто потому,
что человек потерял работу, а только как
результат определенного соглашения, которое
предусматривает, что человек будет как-то
действовать, чтобы выйти из этого положения. Не
выполняешь соглашения – лишаешься пособия.
Через полгода – новый старт, начинается новая
программа борьбы с безработицей. Вообще
считается, что между полугодом и двенадцатью
месяцами вмешательство общества и государства
еще может быть эффективным, дальше – вряд ли.
Сегодня в России более 60 процентов средств
выделяются на пассивные реакции государства:
человек регистрируется как безработный – ему
выплачивается пособие, вот и все. Средства на
активную политику в этой сфере сокращаются. А как
вы понимаете, выбор стратегии всегда в конце
концов зависит от финансирования.
Между прочим, опыт других стран показывает, что
активная политика в сфере занятости себя
окупает. Долгосрочные безработные составляют
группу высокого риска во всех отношениях.
Способность к самоорганизации в приемлемых для
общества формах – ресурс не безграничный; судя
по всему, он часто исчерпывается за двенадцать
месяцев. После двух-трех лет мы людей практически
теряем, дальше они уже будут нуждаться в
длительной реабилитации, и на это уйдет гораздо
больше средств, чем их ушло бы на осуществление
осмысленной активной программы с самого начала.
Если общество осознает, что это так, что нынешняя
политика просто опасна, если средства начнут
распределять по-другому, службы занятости можно
переориентировать на иную политику.
Все оптимистические прогнозы ближайшего
экономического будущего России об устойчивом
росте валового национального продукта – хотя бы
благодаря высоким мировым ценам на нефть – могут
не осуществиться по причине, которую пока никто
не берет в расчет: для роста экономики у нас нет
нужных работников. Демографические прогнозы
неутешительны, так что абсолютное число
работающих сокращается. Прибавьте к этому потери
работников от длительной безработицы. Кроме
того, у нас остро не хватает людей, умеющих
работать качественно.
До сих пор многие сохраняют иллюзию, что все
зависит от инвестиций: начнут инвестировать
средства в экономику – и тут же все у нас
получится, начнется рост, всеобщее оживление и
прочая благодать. С этой иллюзией пора
расстаться. Нам действительно необходимы
инвестиции, но прежде всего в сферу образования и
подготовки кадров, иначе все остальные
инвестиции не дадут никакого результата.
Татьяна МАЛЕВА,
кандидат экономических наук,
Центр Карнеги
|