Кривое зеркало для конца света

Три новеллы

Ближе к ночи бабочкам стали пророчить конец света, который неизбежно должен наступить с заходом солнца и быстрыми сумерками. Бабочки не испугались и даже не испытали чувства щемящей безысходности. Потому что они уже слышали нечто подобное, когда их окутывал белый туман из тонких нитей будущего кокона. Гусеницами они перебирали листья, хватались за них ртами, чтобы не упасть на влажную землю и не задохнуться в комках непригодной для пищи грязи. Они не могли видеть, как повисают упавшие на тонкой паутинке, как оборачиваются их маленькие тельца в непрозрачную ткань, как они, укутанные и безмолвные, колышутся на ветру. Конечно, они не признавали себя, перелетая от одного цветного пятна к другому, не понимали, каким образом их крылья покрываются причудливыми узорами, и тем более не знали, что конец света будет повторяться. Лишь когда последний луч исчезал за горизонтом и наступала темная непроглядная ночь, эти маленькие порхающие создания рассыпались разноцветной пыльцой, которая медленно оседала причудливыми узорами на крылья бабочек-однодневок.


Тысячи факелов заполняли равнину, делая горизонт похожим на колышущееся огненное море. Тысячи шепотов, криков, плачей сливались в монотонный гул, разбивающийся о закрытые ворота и каменные стены умирающего города. По скрипу телег и ржанию лошадей можно было понять, где проходит главная дорога. Люди шли, падая и толкаясь, одергивая одежды при любом прикосновении идущего рядом. Под светом факелов их лица казались масками, масками многоликого Страха. В своих повозках они везли все то свое прошлое, что смогли взять, оставляя дома, тела близких за стенами неизлечимо больного города. Там, на главной улице, стояла тихая летняя ночь, освещенная молодой луной и десятком зажженных окон единственной оставшейся таверны. Внутри находились почти все, кто не ушел из города, когда для этого была последняя возможность, когда закрывали ворота. Кто-то обливал себя водой, стоя на пороге, вычищал грязь из-под ногтей, приводил в порядок волосы. Актеры смывали грим в виде шанкров и язв, вспоминая испуганные взгляды жителей, так и не оценивших их актерское мастерство. Другие доставали из погреба римские тоги и бочонки с вином. Несколько групп по шесть – восемь человек очищали улицы и наряжали стены опустевших домов. Многодневное представление кончилось. До утра гулкое эхо разносило по улицам пение и смех, а хитрый центурион, сидя в освещенной свечами комнате, сочинял приветственную речь императору. Так великая и молодая Римская империя приобрела еще один город.
Только в темноте одного из переулков, согнувшись у стены и закрыв лицо руками, плакал седой старик. То ли оттого, что у него не было дома, то ли оттого, что его могли найти и убить. Или же оттого, что он действительно был смертельно болен.


В небольшой монашеской келье посреди серой готической Европы молодой монах изучал знамения Апокалипсиса. Смутное подозрение клокотало в его голове, сменяясь необъяснимой надеждой. Он не покидал кельи неделями и наконец закончил свою работу. Однажды ночью он вышел в коридор и объявил, что через три-четыре месяца наступит конец света. Изрядно удивленные и не менее испугавшиеся собратья позвали настоятеля, с которым молодой монах имел долгий разговор. После чего настоятель велел всем непрерывно молиться, сам же открыл казну и исчез. Через день весть о конце света была у всех на устах, церкви переполнились и в городах воцарился хаос.
Между тем на солнечном Востоке в буддистских храмах монахи мерно покручивали бочонки с мантрами, читали религиозные и философские трактаты, проводили традиционные обряды. Один из них вернулся из города и рассказал о забавном феномене, творящемся на Западе. О том, как люди готовятся встречать конец света, кончают жизнь самоубийством, замаливают грехи, веселятся на грани безумия, в то время как на Землю сошло только четыре Будды из тысячи и по крайней мере еще десяток веков можно не думать о прекращении бытия.
Монахи долго смеялись, прогуливаясь по тропинкам дацана и мерно покручивая бочонки с мантрами.
Однако, как только молодой юноша, сидя в монашеской келье посреди серой готической Европы, объявил сроки Апокалипсиса, всемирное равновесие нарушилось и в сансаре стало неспокойно. Девятьсот девяносто шесть не рожденных Будд, разбросанных в разных телах по разным временам, заволновались, ибо не настало еще время конца. Тогда каждый из них, независимо друг от друга, решил, что пора перерождаться и нести новое спасительное учение, способное продлить мирскую жизнь и избавить ее от прогностической скуки. Нижние слои камня чересчур большой скалы под давлением превратились в воду, посыльный с письмом о наступлении Наполеона загнал до смерти лошадь, Хабаров хлопнул комара, сочиняя письмо царице, погибла крыса при экспериментах по воздействию на ее организм ЛСД, Одиссей срубил дуб для постройки брачного ложа, от короткого замыкания в аппарате для телепортации погиб первый турист, и еще девятьсот летальных исходов случилось в тот момент на Земле. Так все Будды родились в одно и то же время. Но ни на Востоке, ни на Западе конца света не произошло. Монахом, что объявил о нем, оказался молодой итальянец, влюбленный в дочку наставника монастыря и уехавший с ней под общую панику. Буддисты же в поисках новорожденных Будд по всему миру вычислили только пятьдесят младенцев, двенадцать из которых Буддами не являлись, и, счастливые, отложили конец света на несколько тысячелетий. А эти девятьсот девяносто шесть Будд, поняв, что их обманули, снова погрузились в крутящийся барабан сансары.