Подростками мы размышляли о будущем
веке буднично, без удивления. А чему было
удивляться? К нашим тринадцати годам ракеты уже
летали на Луну и на Марс, а атомные подводные
лодки умели запускать баллистические ракеты
сквозь толщу арктического льда и одним залпом
разрушать полмира.
Похоже, это была эпоха самого серьезного
передела образа мира: впервые в истории
человечества фантазия стала отставать от
реальности. Всякая, даже самая смелая фантазия
оказывалась воплощенной. Потрясающие достижения
сначала приобрели природу новостей, потом
сообщений, пока не стали обычной информацией,
если не сказать информационным шумом.
Способность удивляться, конечно, никуда не
делась. Сместились акценты. Еще десять лет назад
казалось, что синонимами века станут атом, космос
и компьютер. Но сегодня душу не греет ни то, ни
другое, ни третье. Фокус удивления переместился.
Куда?
Можно сказать, снова к человеку. Так, на мой
взгляд, на взгляд рожденного в шестидесятых,
сегодня гораздо интереснее описывать уходящий
век через судьбы людей, чем заниматься
перечислением достижений науки и техники. Хотя
никогда прежде достижения века не были столь
грандиозными и космос не был таким необъятным и
загадочным. Но, похоже, и человек стал больше...
Жизнь, в которой есть Бах,
благословенна…
Роль истории в развитии личностиДве
недели назад в самом центре России я стоял перед
занесенной снегом до высоты ограды могилой и
вчитывался в выгравированную на белом камне
верхнюю часть надписи: «Рождена во Франции в 1899
году…» Дальше снег. Камень с надписью – белый
парус в море снега.
Родилась во Франции. Похоронена в России. В
центре, в сердце России…
Как ни считай, между рождением в 1899 году и моим
удивлением в декабре 2000 года вместились оба века:
и закончившийся в прошлом году по человеческому
календарю, и завершающийся в эти дни по календарю
научному.
...Осень 1989 года. Кажется, очень давно.
Университетский город Чапел-Хилл, штат Северная
Каролина. Студенческое кафе. Рассказчица историй
Луиз Кесселл с сольной программой на маленькой
сцене. В зале студенты, профессора, просто
посетители. Кофе, пиво, вино, сигаретный дым.
Многие лица повернуты к сцене. Слушают
проникновенный голос Луиз. Луиз умеет замолкать
надолго, удерживая зал жестом или просто улыбкой.
Это не абсолютная тишина. Это тишина над шумом
нормально живущего своими официантами, заказами
и сменой блюд кафе.
Именно в такой тишине Луиз объявила о
выступлении рассказчика историй из России. Это
было полной неожиданностью. Нет, я, конечно, знал,
что Луиз представит меня и мы со сцены поговорим
немного о России. Но чтобы рассказывать истории…
Тем более на фоне Луиз. Тем более на английском…
Я не был готов. Но раздались аплодисменты.
Пришлось выйти на свет. Луиз понимающе
подставила стул.
Сел. Машинально, не думая об этикете, вытер
вспотевшие руки о джинсы.
История? Что рассказывать?
Вспомнил дом. Детство. И ту потрясающей красоты
женщину, которая вошла в дом раз и навсегда,
расширив нашу семью до пределов Вселенной.
Стал рассказывать, как водится, додумывая то,
чего не знал, не помнил или как-то не так понял.
Рассказ ведь!
Так и начал:
Дорогие друзья!
Я много путешествовал по вашей стране,
встречался со многими людьми, и повсюду меня
окружали искренняя заинтересованность, дружба и
любовь. Но, несмотря на это, всегда где-то в
глубине ваших глаз я видел вопрос, который вы
почти всегда оставляете непроизнесенным. А
звучал бы он примерно так. Конечно, вы, русские, –
замечательные люди. Конечно, Россия –
замечательная страна. Но все-таки есть что-то
странное в нации, которая еще в совсем недавнем
прошлом позволяла упекать в лагеря миллионы
неповинных людей, убивать тысячи за убеждения…
Да, вы правы. Так было. Но само по себе это еще не
говорит о том, какие мы. Я расскажу историю про то,
что, каким бы ни было прошлое, оно не отменяет ни
настоящего, ни будущего.
Эта история о силе духа началась во Франции, в
Париже, в 1899 году. В тот год в богатом доме, в
знатной семье родилась девочка, у которой очень
рано проявились музыкальные способности. Уже в
семь лет она давала фортепьянные концерты на
лучших сценах Европы. Воспитание и образование
позволили ей перерасти из вундеркинда в большую
пианистку. Ей было чуть больше двадцати, когда
она полюбила и вышла замуж. Но в семейной жизни
что-то не сложилось... И однажды на одном из
приемов она повстречала красивого человека лет
на десять старше себя. Встреча с ним изменила ее
жизнь. Они поженились. Он был советским
дипломатом в Париже. Вскоре после свадьбы пришло
известие, что его отзывают домой, в Москву.
Был 1936 год. Он, наверное, знал, чем грозит этот
отзыв, и отговаривал как мог свою замечательную
жену, пианистку со всемирной известностью,
следовать за ним. Но, возможно, именно поэтому
она, в свою очередь, настаивала на совместном
возвращении в Москву, надеясь защитить любимого
человека своим всемирно признанным именем.
Москва показалась ей удивительно красивым
городом, полным счастья и любви к искусству. Это
были несколько лучших месяцев ее жизни. Но в один
день все кончилось. В тридцать седьмом их
арестовали как иностранных шпионов.
Он не выдержал в застенках и года. Мысль, что по
его вине все это приходится переживать любимой,
утонченной женщине, свела его в могилу за
несколько месяцев.
Она же, не зная русского языка, не умея делать
многих самых простых вещей, выдержала почти
двадцать лет лагерей. Ей помогали русские
женщины. Забыв о своей участи, они делали все,
чтобы спасти от гибели эту странную француженку,
вся вина которой была в том, что она полюбила
русского человека. То помещали ее в лазарет, то
устраивали в самодеятельный театр. Но все равно
она семь лет чистила рыбу на консервном заводе на
Сахалине, пять лет валила лес в Сибири.
Представьте руки пианистки.
Но в каких бы лагерях она ни оказывалась, повсюду
рисовала вдоль края стола клавиатуру и до боли в
суставах играла по памяти любимые произведения.
По лагерям шел слух о какой-то пианистке – немке,
или американке, или француженке, которая давала
концерты по ночам прямо в бараке. В окружении
солагерниц при свете свечи она спрашивала, что
исполнить. Чайковский. И она играла Первый
концерт Чайковского для фортепьяно с оркестром.
Рахманинов. И она играла Второй концерт
Рахманинова. Бетховен. И в полной тишине она
исполняла сонаты…
Ее выпустили зимой с 53-го на 54-й год, после смерти
Сталина. Выпустили, как и всех, в ватнике, почти
без денег, недалеко от одного из сибирских
городов. Добралась до города пешком к вечеру и в
доме на окраине услышала звуки пианино. Это была
музыкальная школа. Она вошла почти бесшумно и,
напугав своим видом учительницу музыки и
ученицу, попросила разрешения поиграть.
Инструмент был дешевый, плохо настроенный, но
музыка была настоящая. Она играла всю ночь. А
потом осталась в городе, организовала филармонию
и была ее единственной солисткой.
Много лет спустя в город по своим делам заехал
корреспондент столичной газеты. Он должен был
улететь вечером, но погода оказалась нелетной, и
пришлось задержаться еще на одну ночь. Он вышел
пройтись и на одном из углов увидел рукописное
объявление: «Солистка городской филармонии Вера
Августовна Лотар-Шевченко исполняет 32 сонаты
Людвига ван Бетховена». Филармония в этом
забытом Богом городке?!! И откуда такое
претенциозное имя – Лотар-Шевченко? Да и
слыханное ли дело исполнять все 32 бетховенские
сонаты за один вечер? Это сколько же часов будет
идти концерт? Журналист решил пойти и посмотреть,
что это такое.
В простом клубном помещении с лавками вместо
стульев людей было не много. На сколоченной из
грубых досок сцене стоял черный рояль, на вид
очень старый и разбитый. В зале было едва тепло,
так что никто пальто не снимал.
Журналист сел где-то с краю, чтобы уйти пораньше,
раскрыл газету и стал ждать начала
представления.
Когда зал затих, он поднял глаза – и был поражен.
На сцену вышла немолодая, но еще очень красивая
женщина в длинном платье и с прической каре –
такой, какая могла быть только у настоящей
француженки. Она вышла и объявила с сильным
акцентом, что сегодня будет исполнять 32 сонаты
Бетховена. Подошла к роялю и взяла первый аккорд.
В этот момент исчезло все: и холодный зал, и лавки,
и ирония. Осталась только музыка. Музыка, которую
он знал сердцем, но никогда раньше не слышал. Это
был другой Бетховен. Это был настоящий Бетховен.
Она переходила от одной сонаты к другой.
Постепенно зал опустел. Остался только он. Он – в
зале. Она – на сцене. Но играла так, словно зал был
полон.
Она закончила глубоко за полночь совершенно
обессиленная, но счастливая. Оставшуюся часть
ночи они проговорили в подсобке, где было чуть
теплее, заваривая все новые и новые порции чая.
Вернувшись в Москву, он опубликовал историю про
божественную французскую пианистку, рожденную в
Париже, игравшую с Караяном, потерявшую любимого,
пережившую сталинские лагеря и дающую два раза в
неделю потрясающие концерты в далеком сибирском
городке.
После публикации многое в жизни Веры Августовны
изменилось. Ее стали приглашать в Москву,
Ленинград, Киев. Ее имя узнала вся страна. Залы
были переполнены. Но всякий раз после громкого
турне Вера Августовна возвращалась в свой
маленький сибирский городок и давала концерты
там в полупустом, а то и в пустом зале.
Рано или поздно про счастливое избавление
Вероник Лотар узнали родственники во Франции и
приехали забрать ее из этой ужасной страны. В те
годы это было очень трудно сделать, но при
участии посла Франции в Москве, атташе по
культуре и высоких правительственных чиновников
они добились своего и получили все нужные
разрешения.
Был последний, прощальный, концерт в Москве, на
который собрались почитатели Веры Августовны. До
сих пор все вспоминают, как волшебно звучал в тот
вечер рояль. А после концерта она как-то
смутилась и вдруг объявила ошарашенным
родственникам и официальным лицам, что никуда не
поедет.
Она сказала про это очень просто. Она сказала, что
в прошлой жизни у нее было все. Даже больше, чем
все, потому что талант и музыка дарили ей
волшебный мир. Но в той жизни она даже не могла
предположить, что встретит столько
замечательных русских женщин, с которыми
познакомилась в лагерях. От этих женщин она
научилась многому. Эти женщины, которых не
дождались их сыновья и дочери, которых не
дождались их мужья и любимые, которых не
дождались их матери и отцы, – эти женщины помогли
ей выжить. Многие из них не вернулись. Но их дух,
их улыбки, их женственность, их сила – ничто не
исчезло, ни одна капля крови не пропала. Это все
есть здесь, в пространстве, в ее сердце, в воздухе,
которым она дышит. И через музыку она возвращает
ушедших до времени дочерей, жен и матерей их
детям, их любимым мужьям, их отчаявшимся
родителям. Теперь ее родина здесь. Она остается,
потому что здесь должна звучать музыка тех
сердец.
Я закончил рассказ – свой первый сценический
опыт – стоя. В кафе была тишина, словно мы все
вдруг услышали музыку из далекой России. Я
опустил руки, которыми, оказывается, изображал
игру пианиста, и добавил:
– Вера Августовна Лотар-Шевченко давала
концерты до самого последнего времени. Однажды
после очередного турне по Союзу она, как всегда,
вернулась в свой городок, а на следующий день
ушла из жизни. Говорят, что ее смерть была такой
же тихой и красивой, как и жизнь, в которой она ни
разу ни на что не пожаловалась.
Потом я много выступал на разных площадках
Америки. В моем репертуаре появилось много
историй, но эта навсегда осталась первой, хотя
рассказывал я ее все реже и реже. Только тогда,
когда мне нужно было почувствовать помощь моего
дома. Потому что слишком много в нашем доме было
связано с Верой Августовной.
Тем журналистом был мой отец. Он и написал
известную историю про пианистку. И всякий раз,
когда Вера Августовна приезжала на гастроли в
Москву, она останавливалась у нас, где специально
для нее стояло пианино. Когда мы с сестрой были
совсем маленькие и когда уже учились в школе, по
нескольку раз в году случались недели, а то и
месяцы, когда в доме с десяти утра и до позднего
вечера звучала музыка. Вера Августовна мало
говорила. Да мы ее и не понимали. Она улыбалась,
чуть дотрагивалась узловатыми пальцами до наших
голов и снова садилась за работу, которая всегда
казалась чудом. Лучшего подарка нам родители
сделать не могли.
Гораздо позже я узнал, что Вера Августовна
появилась в нашем доме в год, когда молодая семья,
несмотря на двоих детей, чуть было не распалась. А
ушла из жизни в декабре 1981-го. Через две недели у
отца случился инфаркт, и в доме многое
нарушилось. Непоправимо.
Между этими фактами нет иной связи, кроме
временного совпадения. Но музыка в нашем доме
больше так никогда не звучала...
За эти годы о Вере Августовне было написано много
историй (более точных и правдивых). Появилось
несколько документальных фильмов. Во Франции
снят и с успехом прошел художественный фильм с
Анни Жирардо в главной роли.
А в 1996 году вышел новозеландский фильм «Пианино»,
получивший «Оскара», в котором главная героиня
также рисует клавиатуру на столе. Мне почудилось,
что моя история перекочевала в сюжет этого
замечательного фильма.
С тех пор я про Веру Августовну не рассказывал.
Но однажды...
В этом году мы с братом Матвеем отправились в
путешествие по школам от Москвы до Владивостока,
о котором писали в материале «Дорога есть!». И уже
возле Новосибирска я вспомнил, что где-то здесь
должна быть похоронена Вера Августовна.
Позвонили в Москву и узнали, что действительно ее
могила на кладбище в Академгородке под
Новосибирском.
Времени было мало, но мы отклонились от главного
пути и апрельским днем приехали на кладбище. По
бумагам у смотрителя Сергея выяснили номер
участка и отправились искать могилу. После часа
безуспешных поисков вновь попросили помощи у
Сергея. Разбили весь участок на ряды и пошли
втроем от могилы к могиле, вчитываясь в каждую
надпись. Когда под фотографией незнакомой мне
женщины я прочел: «Вера Августовна
Лотар-Шевченко» – не поверил своим глазам.
Зеленый памятник-обелиск со звездой, как у
красноармейцев, и старая женщина на фотографии
не имели ничего общего с Верой Августовной.
Неудивительно, что мы с Матвеем так долго не
могли найти могилу, хотя ходили возле нее битый
час.
Совершенно удрученный, я пошел к выходу.
Как такое могло произойти?.. В памяти все время
всплывала фотография над маминым столом. Вера
Августовна за роялем. Вот какое ее лицо!
Мы с Матвеем уехали.
Но уже через полчаса повернули обратно.
Захотелось рассказать хотя бы кому-нибудь
историю, которую я рассказывал на английском
сотни раз. Но ни разу на русском.
В сторожке на кладбище было несколько человек.
Наверное, жалея нас, они выслушали все до конца,
качая головами. Я оставил адрес и телефон, с тем
чтобы что-то придумать, найти тех, кто имеет право
что-то делать с могилой. Обещал выслать копию
моей любимой фотографии Веры Августовны.
Каково же было мое удивление, когда в октябре во
время Соловейчиковских чтений я узнал о новом
памятнике на могиле Веры Августовны.
Две недели назад по дороге из Читы я остановился
в Новосибирске и помчался в Академгородок. На
кладбище меня встретил улыбающийся Сергей. Он
взял лопату, расчистил от снега могилу, и нашему
взору предстала та самая Вера Августовна,
которая когда-то поразила случайно
задержавшегося в Барнауле отца.
На белоснежном камне написано:
Вера Августовна Лотар-Шевченко
Родилась во Франции в 1899 году
Ушла из жизни в России в 1981 году
И ее любимые слова:
Жизнь, в которой есть Бах, благословенна…
Это счастье – входить в новый век на такой чистой
волне.
|