И снилась мне телятница Фрося...
Мы честно старались избежать шоковых
ситуаций, представляя себе близкое и
среднеотдаленное будущее сына.
Мальчику было тогда всего 12 лет, у нас, как нам
казалось, оставалось кое-какое время в запасе на
предположения.
Так
получилось, что вокруг нас с женой всегда было
много семей, где подрастали дети. И ситуация
катастрофичности всего нового сама по себе не
была новой для нас. Но не для нашей подруги. На
днях она возмущенно пожаловалась: подумать
только – мой сын курит! Я могла представить себе
кого угодно (это правда: мимо соседских мальчишек
с сигаретами она спокойно снует по нескольку раз
в день)... даже Васеньку, но позже, лет через пять, а
оказывается, он давно курит!
– И знаешь, как он меня успокоил?
– Как?
– Он сказал, что уже бросает.
Ну-ну. Надо отметить, что ошарашивают ее не только
плохие известия. Вася занял первое место по школе
с каким-то сочинением. Наверное, мама еще не
свыклась с тем, что сын умеет читать и писать. Или:
как это ты умеешь плавать, если я тебя этому не
учила?
Мы с женой честно старались избежать шоковых
ситуаций, представляя себе близкое и
среднеотдаленное будущее нашего старшего сына. А
что если...
У него прорежутся способности к географии?
Он попадет в плохую компанию и начнет пить водку?
Станет профессиональным футболистом?
Полюбит какую-нибудь девчонку и приведет ее к нам
в дом?
Интересно...
При этом первые три виртуальных варианта
превращали нас с женой всего лишь в родителей
соответственно географа, алкоголика или
футболиста, то есть относились к нам косвенно.
Четвертый же постепенно делал нас дедушкой и
бабушкой, то есть относился к нам прямо. А
мальчику нашему было тогда всего 12 лет, у нас, как
нам казалось, оставалось кое-какое время в запасе
на предположения.
Годы мчались. На фронте было тихо. Впрочем, наш
старший мальчик был весьма скрытен и оставлял
нам простор для фантазий. Задорного намека его
тетушки, отдыхавшей с ним и своими детьми в
деревне, на зачаточный роман с местной девушкой
хватило нам с женой на многосерийный ночной
кошмар.
Лично мне снилась телятница Фрося. Я натыкался на
нее, бредя утром в ванную. Она сидела за моим
компьютером. Дальнюю комнату она взялась
переоборудовать под курятник. Постепенно страх
поблек. Было что-то стоящее разговора между Пашей
и Фросей: как бы ни звалась она в этой жизни – мы
узнаем года через три.
Дело в том, что Пашина скрытность ограничена во
времени. Его секретность имеет срок давности, как
в Уголовном кодексе. Иначе говоря, он охотно и без
понуждения открывает подлинные страшилки своей
жизни лет через шесть после ключевых событий. Так
мы, точнее моя жена, узнали о его первой любви.
Когда мы фантазировали о ней, она уже,
оказывается, осталась в прошлом.
Паше было девять лет. Третий класс. Два года он
любил девочку, но так ей прямым текстом об этом и
не сообщил. А между четвертым и пятым классами мы
перевели его в другую школу. Он не возражал. Да мы
его и не спрашивали.
Он подарил этой девочке единственную свою
драгоценность – пятак екатерининской эпохи,
найденный им в деревне. А нам сказал, что потерял.
Именно к ней он спешил в школу чуть ли не к восьми
утра. Как знать, не разлука ли с этой девочкой
сделала его немного более жестким, конфликтным,
одиноким и в новой школе, и в следующей новой, и
еще в следующей?
Опыт этой истории, если как-то его
сформулировать, не поможет нам с женой в плане
воспитания младших детей, потому что они иные.
Совсем не скрытные, например. Может, наш
печальный опыт поможет кому-то еще.
Однажды в компании мы разговорились о школе
нашего времени, обо всех этих принудительных
стрижках, заменах свитеров на пиджаки и тому
подобное. И одна прогрессивная мать воскликнула
с воодушевлением:
– Вот идиотизм! Я своей Ольге все разрешу – пусть
хоть налысо побреется. В конце концов, это ее
дело.
И тут ее муж поднял от тарелки умное лицо в
роговых очках и произнес:
– Ты судишь о будущем в категориях прошедшего.
Эти учительницы тоже охотно разрешили бы детям
то, что им самим запрещали в молодости. Носить,
например, одну косу вместо двух по бокам. Вот,
скажем, через три года молодежь примется ходить с
голыми задами. Ты позволишь Ольге ходить с голым
задом?
Прогрессивная мать раскрыла рот, следуя инерции
своей прогрессивности и полемическому азарту, но
все это вмиг испарилось. И она сказала:
– С голым задом? Никогда!
Ничего более наглядного я в своей жизни не
наблюдал.
|