НА ГРАНИЦАХ ОТКРЫТОГО ОБЩЕСТВА

Два измерения философии Карла Поппера

Либерализм как естественное мировоззрение горожан долгое время не мог противостоять тоталитарным доктринам именно в силу своей пластичности, гуманизма. Обывателю скучно быть только обывателем, всякая душа – христианка, мы созданы по образу и подобию. Христос воплотил чаяния о богочеловечестве, Ричард Львиное Сердце алкал небесного Иерусалима, Кампанелла слагал гимн городу Солнца, алхимики искали золото истины, масоны подражали великому Хираму. Даже скучнейший Маркс привлекал тем, что звал положить жизнь на алтарь обездоленного пролетариата, тем более вдохновлял Ницше, распаливший в себе сверхчеловека. Что же было делать несчастному профессору NN, который не вступил ни в ложу вольных каменщиков, ни в радикальную партию, но просто желал заработать на завтрак, обед и ужин, иметь жену и любовницу, не ограничить ничьей свободы и корректно мыслить. Такими идеями внуков не впечатлишь. Почти по Грибоедову: умеренность и аккуратность, разве ж то таланты?
Однако на историческом опыте выяснилось: если качественные начала воплощать в социальную практику, все сводится к царству грубой вкусовщины, авторитаризму и террору.
Не случайно надежную и интеллектуально привлекательную либеральную модель удалось создать только тогда, когда на опыте двух крупнейших европейских государств – Германии (период Веймарской республики) и России (период 1905–1917 гг.) выявилась уязвимость демократии и ее традиционных политических решений.
Да что Германия и Россия? Разве Англия, Штаты, Франция не стояли на грани? Понадобились десятилетия торжества радикальных идеологий, чтобы обосновать невозможность и опасность всякой окончательной идеологии, любой ценности, внеположенной по отношению к отдельному человеку.
Единственная в своем роде фундаментальная – то есть основанная на логически развернутом представлении о человеке и его возможностях в мире, но не фундаменталистская – то есть не отталкивающаяся от внешнего базового принципа – политическая философия получила название концепции “открытого общества”. Ее разработал Карл Поппер.
Одна из главных заслуг Поппера состоит в обосновании особой техники мышления. Эта техника строится на нескольких принципах:
– Индукции (возведения от частного к общему) не существует. Индукция перечисления – вообще рутина и банальность: из множества русских воров еще не следует, что все русские вороваты. Индукция отвержения (отвергая ложные теории, можно найти одну истинную) также непродуктивна. Число отвергаемых теорий бесконечно, перечислением можно заниматься до скончания века.
Вопрос об индукции в интерпретации Поппера можно проиллюстрировать известной байкой, сочиненной Бертраном Расселом: “Один индюк заметил, что, едва он поселился на уютной ферме, корм стали давать ровно в девять часов утра. Как хороший индуктивист, он не поленился просчитать множество разных обстоятельств: в среду и в пятницу, в жару и в холод, в ненастье и в ведро час кормежки оставался постоянным. Однако вывод типа “меня всегда кормят в девять утра” опровергли в день сочельника, когда важную птицу, ожидавшую завтрака, отнесли поварам”.
– Если недопустимы произвольные обобщения, не менее порочен и так называемый беспристрастный анализ. Разум – отнюдь не чистая доска для всевозможных записей. Ум, очищенный от предрассудков, будет пустым, а не девственным. Даже животное рождается со множеством подсознательных ожиданий. И хотя врожденным предпосылкам доверяться нельзя, именно утрата иллюзий порождает проблемы, стимулирующие развитие.
Человек – создание сложное и ясное далеко не до конца. Ему нужны не только правильные размышления или эксперименты. Мифы, метафизические конструкции, сны, галлюцинации питают наше сознание. Однако они должны быть контролируемыми и обоснованными, подтверждаться фактами.
– Исходя из критики традиционного синтетического и аналитического мышления, можно предложить новый критерий познания, который Поппер назвал критерием фальсифицируемости. Теория тогда научна и рациональна, когда она может быть сфальсифицируема. Миллиарды подтверждений еще ничего не способны увековечить. Одно опровержение – и теория подорвана. Пример: “Куски дерева не тонут в воде” – “Этот кусок эбенового дерева не держится на воде”.
Карл Поппер любил повторять знаменитое высказывание Оскара Уайльда: “Опыт – это имя, которое мы даем собственным ошибкам”. Таким образом утверждался провокационным подход к реальности, то есть автор теории открытого общества в целом бы одобрил действия русских мужичков из знаменитого анекдота про японскую деревообрабатывающую технику:
“На сибирскую лесопилку привезли японскую машину. Мужики почесали затылок и засунули в нее огромную сосну. Машина поерзала, поерзала и выдала великолепные доски. “М-да”, – сказали мужички. И засунули толщенную ель со всеми ветками и иголками. Машина снова поерзала, поерзала и выдала доски. “М-да”, – уже с уважением сказали мужички. И вдруг видят: какой-то бедолага несет рельсу. Рельсу с восторгом засунули в механизм. Механизм вздохнул, чихнул и сломался. “М-да”, – с удовлетворением проговорили работники и взялись за свои топоры-пилы.
Поппер бы заметил, что не может быть такой машины, которая все превращает в доски. Может быть только такая машина, которая превращает в доски кое-что.
Логическая модель Поппера предполагала новую концепцию развития. Необходимо отказаться от поиска идеала, окончательно верного решения, – и искать решение оптимальное, удовлетворительное. “Новая теория не только выясняет, что удалось предшественнику, но и его поиски и провалы... Фальсификация, критицизм, обоснованный протест, инакомыслие ведут к обогащению проблем». Не вводя гипотез с кондачка, мы спрашиваем себя, почему предыдущая теория рухнула. В ответ должна появиться новая версия. “Однако, – подчеркивал Поппер, – нет никаких гарантий прогресса”.
Свод социальных идей, призванных сделать надежную прививку от фанатизма бешеной толпы и утвержденной с ее помощью тирании, Карл Поппер назвал теорией открытого общества.
Открытое общество, в интерпретации Поппера, не просто социум, способный к диалогу с любым другим социумом, но прежде всего сообщество людей, готовых ко всякому вызову, открытых будущему. Предначертанных и окончательно понятых законов, рока, осознанной необходимости в социальной жизни нет. Есть только живая воля отдельных людей, теории и гипотезы. Человек, живущий во времени, всегда находится в состоянии неопределенности. История знает сотни неожиданных сюрпризов, серьезно ограничивающих саму возможность прогнозирования. Все версии социальных законов основаны на скандальной методологической ошибке, смешивающей закон и тенденцию.
“У истории нет иного смысла, нежели тот, который мы приписываем ей сами”, – пытался доказать смущенным собственной смертностью и одиночеством собеседникам этот австрийский профессор, которого вынудили покинуть родину под бодрые марши аншлюса. Историцизм и диалектика, с его точки зрения, – философия закрытого общества. Открытое общество основывается на мощном критическом разуме, где не просто терпят, а сознательно поощряют инакомыслие, интеллектуальную свободу индивидов и социальных групп.

Определение демократии в рамках этой концепции непривычно для других либеральных моделей. Демократию, писал Поппер, нельзя характеризовать как правление большинства. В самом деле, большинство тех, кто не вышел ростом за 185 см, вполне могут порешить, что налоги сподручнее возложить на персонажей, которым суждено было вырасти выше. Избежать подобной карикатуры может общество, где действия властей реально ограничены правом сместить их без кровопролития. Следовательно, если власти предержащие не признают институтов, гарантирующих меньшинству возможности проводить в жизнь мирные оздоровительные реформы, такой режим определенно становится тиранией. К тому же демократия должна уметь себя защитить, так как ее падение означает исчезновение всех прав. Наконец, – и это чрезвычайно важно для современной России – в условиях свободного общества каждый поединок становится решающим, где на кону – сама свобода.
В соответствии со своим “принципом фальсифицируемости” Поппер счел особенно важным обозначить круг основных противников политической свободы. На мировоззренческом уровне таковыми становятся все сторонники “объективной диалектики” и историцизма, готовые корежить реальность под “идеальные проекты”. Разумеется, в ХХ веке главными врагами “открытого общества” были коммунизм и фашизм, а в последние десятилетия еще и исламский фундаментализм вкупе с неотрадиционалистскими концепциями. Но наиболее последовательный противник человеческой свободы, с точки зрения Карла Поппера, – греческий философ Платон, отец “идеального государства”. В идеальном государстве правитель представляет себя носителем абсолютной истины. Уничтожаются не только бунтари и смутьяны, но и поэты, предвозвестники всякой смуты. Закрытое идеальное государство противостоит жизни как таковой. Дух, претендующий стать Абсолютом, становится “духом бесчестия”, оскорбляющим мир и человека.

Уже в 70-е годы, подчеркнув, что ни одна актуальная политическая система не может считаться «открытым обществом» в чистом виде, Карл Поппер дал своему детищу такое определение: «Открытое общество» есть тип социальной организации, в рамках которого утверждаются и развиваются институты, содействующие свободе тех, кто не ищет выгоды».
Самая сильная черта идей Поппера – новый остроумный гуманизм. Человек здесь не провозглашался мерой всех вещей. Отнюдь. Никаких претензий. Но, поскольку мы люди, у нас не выйдет, по крайней мере всем вместе, скопом, в насильственно-обязательном порядке, стать кем-то иным. Следует принять свои возможности и ограничения, понять, что наибольшую опасность для наших радостей, удовольствий, побед и поражений несет откровение, принятое как социальное требование или норма. Дело вовсе не в привычном для нового времени скептицизме в стиле вольтеровского «уничтожить гадину», даже не в том, что в ходе передачи смысл порой искажается до неузнаваемости, возникают новые произвольные фрагменты, целые пласты текстов и устных преданий. Все гораздо глубже. Область, из которой черпаются так называемые откровения, нам совершенно неизвестна. То, что одному представляется святым пророчеством, другому увидится демонической провокацией, а третьему – маниакальным бредом. Индусы считали дэвов добрыми, а асуров злыми. Персы – наоборот. Старообрядцы призывали к самосожжению, шииты и поныне во время одного из своих праздников бьют себя кинжалами в грудь. Им Аввакум и Али нравятся, а мне – нет. Все мы имеем право на свой вариант связи с трансцендентным миром, но только до той поры, пока не навязываем такую связь соседу по лестничной клетке.
Это мужественная и ответственная позиция, которая предполагает солидарность в рамках смертности, отказ от чрезмерных надежд по отношению к будущему и верность очевидной участи. В этом можно увидеть сдержанную поэзию общественного бытия. Все остальное – мифы, грехи и воспоминания – оставлено частной жизни и художественным переживаниям. Каждый вполне способен преодолевать себя, заниматься йогой, аскезой и зреть Фаворский свет, но только за пределами социально-правовых институтов.
Однако в самом характере подобного мышления кроется существенная слабость, замкнутый круг. Оно правильно только до тех пор, пока мы сами ведем себя правильно, избегаем некорректных допущений. Стоит кому-нибудь предположить, что он – посланник воинов с Марса, или хоббит, призванный спалить кольцо всевластия в мексиканском вулкане, или – на худой конец – пожиратель ЛСД, расширяющий врата восприятия, и вся концепция рушится. Она рассчитана на нормальных приятных людей с характерным циническим прищуром. Она для умных, но не для одержимых.
Стоит заметить, что для одержимости современный мир предоставляет множество оснований. Социальная жизнь в демократическом обществе однообразна до тошноты: работа, страховка, пару раз в год выборы. Социум не предлагает смыслообразующих ориентиров. Его любимые болезни и основные проблемы – шизофрения и самоубийцы. И, если вам скучно с собой, идеологически выверенная мания покажется лучшим выходом. Кстати, «великие идеи» в условиях политической свободы можно менять как перчатки. Французский философ Роже Гароди сперва был коммунистом-сталинистом, потом долго и публично расставался с марксизмом. Теперь он мусульманин, антисемит и последователь Генона.

Отрицательный опыт «перековки» человеческого материала слишком легко забывается. Удастся ли удержаться от очередного безумия?

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"