Дороги ИЗГНАНИЯ

Семь самых типических русских беглецов

В XI веке князь-братоубийца Святополк Окаянный был бит своим братом Ярославом Мудрым, лишился друзей, подруг и сторонников, в отчаянье бежал на Запад, но где-то на польско-венгерской границе помер.
В XVI веке князь Андрей Курбский спасся от гнева Ивана Васильевича Грозного в Литве, бросив на произвол судьбы своего верного слугу стремянного Василия Шибанова. Алексей Константинович Толстой сложил об этой истории знаменитую балладу. Из Литвы же Курбский писал Грозному царю дерзкие письма, например такие: «Ты зовешь нас изменниками, потому что мы отступили от крестного целования, данного невольно, так как у вас там есть такой обычай; а если кто не присягнет, тот умирает горькою смертию; на это тебе вот мой ответ: все мудрецы согласны в том, что если кто клятву дает по неволе, то не на том грех, кто крест целует, а на том, кто принуждает, хотя бы даже и гонения не было; а кто среди прелютого гонения не бежит, тот сам себе убийца, противящийся воле Господней».
В XVII веке дьяк Посольского приказа Григорий Котошихин попросил политического убежища в Швеции и сочинил там книжку о порядках русской администрации. Из книжки выходило, что порядки у нас – хуже некуда. Впрочем, не слишком удачно сложилась и жизнь самого Котошихина. Шведы сперва оценили его вклад в разоблачение московского варварства, приветили, поселили в одном из лучших домов Стокгольма, дали работу. Однако наш Григорий, рубаха-парень, не привычный к западным политесам, совратил жену хозяина, а самого хозяина зарубил топором во время пьяной ссоры. Котошихина судили и повесили. Полюбовница, оставшись совершенно одна, долго лила слезы по странному русскому, который, увы, не смог миром разобраться с ее мужем.
В начале XVIII века случилось возвращение блудного сына на местный манер. Наследник-цесаревич Алексей Петрович укрылся от своего отца в Европах, но был найден, сопровожден на родину и казнен. Впоследствии большевики не раз использовали эту историю для оправдания аналогичных действий.
В середине XVIII века внук выкрестившейся еврейки, ученик 4 класса Киевской духовной семинарии Паисий Величковский удалился сперва на Афон, потом в Румынию, на территорию Османской империи. Обосновавшись в Нямецком монастыре, он перевел на славянский язык крупнейший памятник православной духовной литературы «Добротолюбие», ввел в обиход афонские монашеские правила и стал основателем новейшего нашего старчества. Его образ и подвиг вдохновляли крупнейших деятелей русской культуры XIX века – от Гоголя и Достоевского до Макария и Амвросия Оптинских.
В XIX веке разночинец Василий Кельсиев нанялся на работу в Америку, остался по пути в Лондоне, сотрудничал с Герценом и Огаревым, издал старообрядческие архивы и пытался распропагандировать московских староверов в революционно-демократическом духе. Побывав нелегально в России, он обосновался в Константинополе, по англо-турецкой наводке едва не был провозглашен главой Кавказской федерации, сделал хорошую карьеру в османской администрации, был принят и обласкан султаном и служил губернатором в низовьях Дуная, где-то на границе нынешних Молдавии, Румынии и Украины. Во время одной из эпидемий Кельсиев потерял всех близких, пережил глубокий кризис, покаялся перед русским правительством, вернулся домой, столкнулся с дружным презрением интеллигентского общества, занимался этнографией и умер, всеми забытый, от пьянства и чахотки.
В конце ХХ века подающий надежды биофизик, бывший комсомолец и завсегдатай бардовских слетов Леонид Зайцев был приглашен в клинику французского города Лиможа. Живет он и поныне там, ни о чем не жалеет, не хочет ездить домой к безумной матери и несчастной сестре, зато ругает на чем свет стоит Россию и русских, так как мы не покаялись и не устроили над нашими коммунистами что-то наподобие Нюрнбергского процесса.