Галина РАЗБИВНАЯ:
«Оценка – антипод ценности и союзник цинизма»

Министр образования Республики Карелия Галина РАЗБИВНАЯ резко выделяется из стройных рядов своих коллег по цеху. Она единственный руководитель регионального просвещения, пришедший на этот пост с должности директора городского Дворца творчества детей и юношества. Кстати, официально признанного одним из лучших в России. В прошлом народный депутат СССР, член Постоянного комитета Верховного Совета по культуре, Разбивная обходится без услуг спичрайтеров: она лично пишет все свои выступления и газетные статьи. Причем языком, весьма и весьма далеким от широко распространенного педагогического канцелярита. Карельский министр также является автором книг «Сотворчество в управлении образованием» (1993), «Педагогика сотворчества: обновление содержания педагогического процесса в учреждениях дополнительного образования» (1995), «Радуга на ладонях (третий сотворческий роман-с)» (1998), содержание которых ничуть не похоже на то занудное словоблудие, которое в академических кругах почему-то считают педагогической наукой. Словом, став высокопоставленным чиновником, Разбивная сумела остаться ярким человеком и очень интересным собеседником – достижение, на которое, увы, способны не многие. Сегодня Галина Анатольевна – гость приложения «Региональное образование».

– Галина Анатольевна, два года назад вы заняли министерское кресло и глазами внешкольника посмотрели на систему общего среднего образования. Что в ней, на ваш взгляд, нужно было менять в первую очередь?
– Я думаю, что в школе необходимо прежде всего менять отношение к ребенку. Ведь чем счастливо дополнительное образование? Во-первых, ребенок здесь находится в творческой среде, а во-вторых, это образование добровольное. И в-третьих, здесь не ставят оценок! Нужно иметь в виду: общее образование – оттого и конфликтная отрасль, что здесь ставят оценки. Я утверждаю: оценка – это антипод ценности и союзник цинизма. Нами всегда недовольны, и родительская общественность во многом из-за этого не любит учителей… Первая ценность в образовании для меня – это человечность. А у нас пока не хватает человечности, особенно в отношениях между учителем и учениками. Я понимаю, что «отметка» еще долго будет определять уровень качества, поэтому хочу, чтобы она никогда не была формальной, злой, а, наоборот, была справедливой, развивающей. Оценка не должна быть отравой для ребенка, но может быть лекарством.
– Если от глобальной постановки вопроса перейти в более приземленную плоскость: какие конкретные шаги, управленческие решения позволят изменить отношение к ребенку в школе?
– Стратегическая цель, которой должны быть подчинены все действия в этом направлении, – создание ситуации успеха для каждого ребенка, вне зависимости от уровня его интеллектуальных и физических возможностей. Только один пример: за последний год количество второгодников в Карелии сократилось на тысячу человек. Для нас здесь главное – не погоня за цифрами, не процентомания, а снижение страданий детей от неуспеха в школе. Ведь неуспех – это личная трагедия ребенка, учителя, перерастающая в трагедию общества!
Я считаю, что начинать нужно вообще не со школы, а с детского сада. Это национальное бедствие – непосещение детьми учреждений дошкольного образования! В Карелии процент охвата детей дошкольными учреждениями несколько выше, чем в среднем по России, – 85 процентов против 83. Но нам не стоит успокаивать себя этими цифрами: ведь не посещают детсады именно те дети из социально неблагополучных семей, которым это больше всего нужно! Есть у нас и районы, где процент охвата едва превышает 50… Отсюда и второгодничество, и школьная дезадаптация. Но я обещаю: за два года мы решим эту проблему!
Во-вторых, я убеждена, что учителя начальной школы должны получать образование гораздо более высокого уровня, нежели то, что они имеют сейчас. Это должны быть универсальные учителя с высокой заработной платой. Им нужны добротные знания по психологии, дизайну, режиссуре. Они должны научить детей любить жизнь, любить учиться. Ведь именно от первой учительницы во многом зависит, как сложится дальнейший путь ребенка в школе, его взрослая судьба! Кроме того, эта учительница должна быть консультантом для молодых родителей…
– Кстати, о молодых родителях. Вы только что обозначили серьезную проблему кризиса доверия к школе, сказав, что родительская общественность недолюбливает учителей…
– Я считаю, что мы очень много потеряли в общественном мнении, когда начались учительские забастовки: педагоги бросили детей и пошли бороться за свою зарплату. Наш долг – уберечь детей от всякой гадости, которой так много вокруг, а мы вдруг взяли и сказали им: идите вы на все четыре стороны, нам тут деньги не платят… При этом забастовки все равно ничего не решили: зарплату выдали только тогда, когда появились деньги. Кстати, Карелия входит в первую десятку субъектов Федерации по своевременности выплаты заработной платы, хотя является дотационным регионом; в трех районах республики зарплата учителям выплачивается непосредственно из регионального бюджета…
И второй момент. Мы очень много теряем и в глазах общественности, и в качестве собственной работы, когда угождаем какому-то начальству и не выдерживаем собственную позицию, не имеем собственного стержня. Именно поэтому я всегда убеждаю руководителей местных органов управления образованием: «Не совершайте управленческих ошибок, даже если вас просит об этом мэр!»
– Как же изменить отношения с родителями, сделать их союзниками школы?
– Давно пора пересмотреть традиционные формы работы с семьей. Я против родительского собрания, которое сплошь и рядом превращается в публичный суд: вначале судят ребенка, распекая вместе с ним и «нерадивых» родителей, а потом дома, за семейным столом, родители судят учителей… Вот в маленьких деревнях такое случается гораздо реже: там собрание в школе – значительное событие в жизни местного сообщества, на которое приходят практически все жители, и таким образом школа действительно становится центром микросоциума. К этому нам нужно идти и в городах…
Поэтому я ставлю задачу открытия при школах родительских университетов. Представляете, если мы каждый год отучим родителей первоклассников, они получат какое-то шуточное свидетельство, что наконец-то Иванов Иван Иваныч стал настоящим родителем своего сына, Иванова Николая, – ведь с этим свидетельством мы вручаем родителям ответственность за успешность своего ребенка в школе, делаем их нашими партнерами! Я считаю, что директору школы совсем не обязательно преподавать историю или математику – но он непременно должен вести занятия в родительском университете, быть его ректором… Для родителей, чьи дети перешли из начальной в основную школу, нужны уже не систематические занятия, а консультации – психологов, социальных педагогов. Ведь подростковый возраст – труднейший, и поодиночке школа и семья часто не могут помочь ребенку решить новые, неожиданно вставшие перед ним проблемы. А для пап и мам старшеклассников имеет смысл проводить симпозиумы, «круглые столы», на которых определяется участие родителей в профессиональном самоопределении их ребенка, то есть актуальным становится создание системы социального партнерства. Директор школы как никто другой имеет множество возможностей привлечь к проблемам школы море разных профессий, прежде всего из родительского сообщества. У нас есть образцы создания семейно-педагогических объединений – например, Петровская школа.
– Вам не кажется, что для воплощения этих планов необходимы другие учителя, подготовленные на принципиально иных основаниях – и не только в начальных классах? А это задача не одного года…
– Это задача, которую необходимо решать здесь и сейчас. Мы начинаем серьезно заниматься педагогической профориентацией школьников. В Карелии есть такой опыт: в этом году исполнилось двадцать пять лет подростковому лагерю «Юный педагог». В этот лагерь каждое лето по рекомендации педсоветов сельских школ собирали детей, показавших склонность к педагогической деятельности. Преподаватели педуниверситета занимались с ними психологией, педагогикой, расширяли знания ребят по школьным предметам. В зимние и весенние каникулы в педуниверситете для этих детей проходили установочные сессии, а вступительный экзамен в педвуз они сдавали в самом лагере. Сейчас мы будем возрождать этот опыт.
В систему раннего выбора педагогической профессии войдут и педагогические классы, и учреждения дополнительного образования. В петрозаводском Дворце творчества детей и юношества работает «Незримый многопрофильный колледж искусств», где занимаются самые талантливые старшеклассники из всех творческих коллективов – это тоже площадка по подготовке будущих учителей. Вообще вся система дополнительного образования воспитывает будущих педагогов – просто на этих детей надо обратить внимание!
Отладив систему раннего выбора, мы ежегодно будем иметь подготовленных абитуриентов педуниверситета, имеющих рекомендации школьных педсоветов, педагогов дополнительного образования, сотрудников лагеря «Юный педагог». И, возможно, вступительных экзаменов этим детям сдавать не придется. Проблем с их распределением в школы через пять лет тоже не возникнет: это будут люди, мотивированные именно на работу учителя.
В процесс собственно вузовской подготовки учителей мы предполагаем внести три изменения: расширить блок психологического образования, ввести учебный процесс в более широкий культурно-образовательный контекст – музеи, театры, библиотека, народные художественные коллективы – и усилить роль педагогической практики, стажировки у опытных, ярких педагогов, в сильных школах. Мы специально провели рейтинговое исследование среди школьников, в ходе которого были названы 250 любимых учителей Карелии (из 8 тыс. педагогов!) и 97 любимых школ (из 324). Вот вам готовые площадки для стажировки.
– Очевидно, региональную систему повышения квалификации тоже ждут серьезные изменения?
– Нами разработана региональная модель развития системы переподготовки и повышения квалификации педагогических кадров, которая недавно вошла в число победителей тендера на участие в мегапроекте «Развитие образования в России», организованном Фондом Сороса. Ее суть – создание в Карелии Аудит-центра, который будет координировать услуги в области повышения квалификации: аккумулировать государственный, социальный и индивидуальный заказ, направлять его в образовательное учреждение, способное осуществить заданный уровень повышения квалификации, формировать базу данных таких учреждений, осуществлять независимую экспертизу качества предоставляемых ими образовательных услуг. Это позволит резко расширить спектр учреждений, занимающихся повышением квалификации работников образования, включив в их состав Карельский научный центр РАН, Петрозаводский университет, филиал Северо-Западной академии госслужбы, учебные центры министерств и ведомств, и создать, таким образом, реально работающий рынок услуг.
Очень важно задействовать в этом учреждения дополнительного образования, которые должны стать своего рода экспериментальными площадками для школьных учителей, учить их вовлекать детей в творчество. Необходимо показать школьным учителям, что дополнительное образование – их новая возможность в повышении квалификации, их главный союзник, стереть эту жесткую грань между педагогами основного и дополнительного образования…
– Мы с вами начали разговор с того, что школа часто не оправдывает родительских ожиданий. Но проблема имеет и оборотную сторону: сейчас все говорят о кризисе российской семьи, выразившемся, в частности, в стремительном росте так называемого социального сиротства…
– Я считаю, что одна из важнейших задач, стоящих сейчас и перед системой образования, – сделать все возможное, чтобы остановить рост социального сиротства, прекратить развитие сети интернатов, детских домов, опекунских семей. В Карелии удельный вес социального сиротства ниже, чем в среднем по России, – 83 процента вместо 95, и останавливаться на этом мы не намерены: так, только в этом году мы сократили 72 места в сиротских учреждениях – это практически целый детдом! В 1997–1999 годах в Сегежском районе совместно с Центральным союзом защиты детей Финляндии был реализован проект «Развитие системы социальной защиты детей», суть которого – переход от работы с сиротами к профилактике социального сиротства. Это потребовало перестроить работу школьных психологов и социальных педагогов, открыть центр социальной помощи семье и детям, особое внимание уделить дошкольникам, не посещающим детский сад… В итоге втрое сократилось число выявленных детей, оставшихся без попечения родителей, вдвое – число родителей, лишенных прав, семь детей удалось вернуть в биологическую семью! Сейчас мы планируем распространить этот уникальный опыт на всю территорию республики. Кстати, одной из форм помощи неблагополучным семьям являются те родительские университеты при школах, о которых мы с вами говорили…
Однако здесь важно иметь в виду одно обстоятельство: задача профилактики социального сиротства и, шире, поддержки российской семьи не может быть решена силами только образования. Честно говоря, я бы вообще серьезно изменила социальную политику в нашей стране. Сейчас у нас сплошной параллелизм: образование дублирует культуру, соцзащиту, службу занятости, комитет по спорту… При этом мы не просто занимаемся одним и тем же, а начинаем конкурировать, делить и без того небольшие бюджетные средства, раздувать штаты, расширять сеть подведомственных учреждений. Недавно к нам пришел интересный документ из Министерства труда и социального развития России, в котором нашей службе социальной защиты населения предлагается продумать возможность создания еще трех типов детских учреждений. У меня создается такое впечатление, что мы на государственном уровне планируем социальное сиротство – потому что рядом с нашими детскими домами появятся еще детские дома соцзащиты. Если мы превратим Россию в казенный дом – что же мы будем делать дальше?!
– Кроме сирот, жертвами межведомственной разобщенности оказались и дети-инвалиды…
– Сейчас сложилась парадоксальная ситуация. Активные семьи, где есть ребенок-инвалид, получают помощь и от системы образования, и от соцзащиты, и из общественных фондов. А есть семьи, которые никуда не обращаются – и до них никому нет дела! Чтобы решить эту проблему, мы совместно с Министерством здравоохранения решили создать специальный медико-социальный регистр, в котором были бы учтены все карельские дети с ограниченными возможностями развития.
Сейчас системой специального образования в Карелии охвачены 9 тысяч учащихся. Мы ставим перед собой задачу способствовать максимальной интеграции детей с ограниченными возможностями развития в обычные образовательные учреждения: в школах-интернатах должны обучаться только дети с наиболее тяжелыми заболеваниями, а статус таких учреждений должен перерасти, возможно, в центры реабилитации семьи, где есть дети с ограниченными возможностями здоровья. Вторая задача – это повышение конкурентоспособности таких ребят: мы ищем и находим возможности для развития их профессионального образования.
– Еще одна острая социально-образовательная проблема – судьба малокомплектных сельских школ. Какова политика Карелии в этом сложном вопросе?
– Наша политика очень простая – не допускать закрытия сельских школ. Например, идея «школьного автобуса» не подходит для большинства из 80 карельских малокомплекток: у нас очень большие расстояния, холодный климат, плохие проселочные дороги, стареющий транспорт и дорогой бензин. И мы будем очень сильно рисковать, отправляя пятьдесят детей в дряхлом автобусе до якобы близлежащей школы.
– Помимо чисто экономических аргументов, сторонники «оптимизации» сети сельских школ ссылаются на низкий уровень предоставляемого там образования…
– Мне не очень нравится понятие «сеть», применяющееся к системе образования. Главный образ системы образования Карелии для меня – кружевное полотно, а не рыболовная сеть. Кружевное полотно – это ручная, красивая работа, а сеть – то, что ловит, не отпускает и умерщвляет…
Если же говорить серьезно, то мы нашли свой способ повышения качества образования на селе, не связанный с закрытием школ, а связанный прежде всего с взаимной поддержкой и участием. В каждом районе предполагается иметь одну центральную школу под патронажем главы местного самоуправления и несколько «магнитных» школ. «Магнитная» школа – это центр образовательной волости, учебно-методическая лаборатория, при которой организован сельский фонд взаимопомощи, ведется разработка специальных программ образования на селе. Каждая из шестидесяти «магнитных» школ будет иметь партнера из числа сильных городских школ.
Центральная школа выбирается местной администрацией среди самых мощных и в материально-техническом плане, и в кадровом составе. Это центр муниципальной образовательной политики, где есть большая библиотека, информационный центр с доступом в Интернет, научно-исследовательский, психолого-медико-педагогическая комиссия, районная методическая служба, попечительский совет, фонд развития районного образования. Директор этой школы – советник главы района по вопросам образования. Социальными партнерами такой школы будут школы Петрозаводска, факультеты ПетрГУ.
Но это еще не все. Мы разделили территорию республики на шесть образовательных округов, которые представляют собой объединение нескольких сельских районов вокруг малого города. В каждом округе есть полномочный представитель республиканского Министерства образования, а с мэром малого города имеется специальное соглашение, в котором зафиксированы наши обязательства и его особая роль в развитии образования округа. Таким образом, у нас есть возможность более эффективно использовать потенциал образовательных учреждений межмуниципального значения, – техникумов, профучилищ, детских домов, а значит, расширить спектр образовательных возможностей для сельских детей. Кроме того, можно будет объединять учительское лобби в районных законодательных структурах – большинство депутатов там, как правило, педагоги, и они будут более эффективно отстаивать интересы образования.
Все это позволит нам создать систему «дополнительного питания» сельской школы, объединить лучшие силы и ресурсы. Это вам и общественно-государственное управление образованием, и открытый институт управленческого искусства, и единое информационное пространство… Кстати, республиканский августовский педсовет мы уже провели в системе Интернета с участием всех шести округов и всех девятнадцати районов!
– По сути дела, вы затеяли масштабную перекройку всей системы управления региональным образованием. Как на этом фоне складываются ваши взаимоотношения с заведующими роно?
– Муниципальные органы управления образованием восприняли наши предложения вполне конструктивно. Более того, мы сейчас уже думаем о присвоении этим шести округам статуса социально-образовательных…
– Но признайтесь, Галина Анатольевна, ведь возникает порой желание принять в отношении кого-то из районного образовательного начальства волевое кадровое решение? А тут такая возможность укрепить «властную вертикаль»…
– Настоять на увольнении заведующего роно я могла и до введения образовательных округов: у меня сложились хорошие личные и деловые взаимоотношения с большинством глав местного самоуправления. Более того, признаюсь: когда я была только назначена министром, у меня появилась мысль о том, что хорошо бы заменить половину состава заведующих – они казались мне довольно слабыми профессионалами. Но потом я поняла причину их слабости: когда-то все они были сильными директорами школ, их назначили на более высокие посты и не оказали никакой помощи, не помогли профессионально вырасти. Сейчас мы разрабатываем индивидуальный план развития каждого руководителя муниципального органа управления образованием, в ноябре будем проводить олимпиаду заведующих роно на тему «Модель школьного образования в районе». Мы начинаем работу комплексных бригад министерства, ежемесячно выезжающих в конкретный район, чтобы там вместе с мэром и завроно поработать над развитием системы образования. А увольнять нужно только пьяниц, жуликов и тех, кто не способен к профессиональному росту…
– От проблем управления образованием на региональном уровне логично перейти на ступеньку выше. Как вы оцениваете нынешнюю федеральную образовательную политику?
– Мне очень импонирует множественность и открытость информации, которая поступает к нам из федерального Министерства образования. Ценность в том, что мы получаем документы достаточно высокой культуры, некий образец для управления регионального уровня. В то же время есть и один существенный недостаток: на мой взгляд, пока федеральное министерство не имеет никакой внятной региональной образовательной политики – даже на уровне концепции, не говоря уж о проведении ее в жизнь. Ведь регионы сейчас лишены возможности даже солидно заявить о себе, поделиться своими наработками. Вспомните: выступления на январском съезде работников образования больше походили на трафаретный самоотчет территорий, нежели проблемный анализ своих достижений, презентацию накопленного опыта. Министерство так и не вошло в режим диалога с регионами, оно по-прежнему предпочитает документальный стиль общения: формальный запрос – такая же формальная отписка. Нас все еще не считают союзниками, партнерами, сотворцами государственной образовательной политики…
– А как вы восприняли отрицательное решение Госдумы по переходу на двенадцатилетнее обучение?
– Мы не против двенадцатилетнего обучения, но я считаю, что Дума поступила правильно. Если мы заявляем такую серьезную реформу, мы должны быть во всеоружии – а у нас нет ни учебников, ни программ, ни подготовленных кадров, ни, главное, сформированного общественного мнения! Кстати, это тоже к вопросу о региональной политике министерства…
– К другой министерской идефикс – введению единого национального экзамена – вы относитесь столь же скептически?
– Безусловно, потому что главное – нет преемственности между школой и вузом в программах, технологиях, подходах к содержанию образования. Введение такого экзамена сегодня неизбежно поставит в крайне неравные условия сельских и городских школьников. А еще: есть специальности, при приеме на которые необходимо собеседование, психологическое определение готовности абитуриента. Представьте себе, что в практическую психологию придет, сдав на «пять» национальный тест, психически неуравновешенный человек. Это может обернуться большой бедой…
Вообще же, на мой взгляд, в федеральной образовательной политике слишком большой приоритет отдается интересам вузов. В Национальной доктрине развития образования ставится задача: каждый второй выпускник школы должен получить высшее образование. Главное, чтобы красивая задача не прибавила проблем. Недавно я присутствовала в Петербурге на встрече министра образования России с руководителями органов управления образованием и ректорами вузов Северо-Западного региона. Главная проблема, о которой активно говорили, – это демографический спад и как его следствие – уменьшение числа абитуриентов. Когда же я попыталась напомнить собравшимся, что к 50 процентам детей, которые уже не смогли родиться, нужно прибавить процент тех, кто находится в детских домах, школах-интернатах, на домашнем обучении, в тюрьмах и колониях и им в вуз точно не поступить, то встретила резкий отпор и полное непонимание…