Один за одного

Молодому человеку сегодня трудно представить себе общность, где его личное благополучие будет напрямую связано с благополучием остальных. Но так ли это плохо?

Давно я не видел культового фильма своего детства “Три мушкетера”. Не симпатичного мюзикла с Боярским, а настоящих “Трех мушкетеров”, франко-итальянских. И вот смотрю теперь мельком на экране телевизора, от рекламы до рекламы. Все меняется; там, где мы когда-то смеялись в кинозале, сейчас я даже не улыбаюсь. Ну мушкетеры. И что характерно, их козырной слоган один за всех, все за одного представляется мне сегодня чистой условностью. Типа сарынь на кичку. Все равно, что орать, лишь бы орать.
Тогда общество (государство?) было увязано разными вариантами корпоративности, крупнейшим из которых была итоговая общность. (Имею в виду не Францию Людовика XIII, а СССР.) Чувство сквозной гордости немного вхолостую работало во время демонстраций и совершенно нормально – во время спортивных побед наших соотечественников. Идеологический душок... что ж, он сопровождал это явление, как запах пота спортсмена-победителя.
Великая Отечественная война, долгие годы служившая советским подросткам источником совершенных образцов для подражания, была пронизана ощущением: если нам суждено спастись и победить, так только всем вместе. Отсидеться в тылу, закосить тогда было реально позорно и неприемлемо для порядочного человека. Это не исторические клише; это свидетельства живых очевидцев.
Афганская и чеченская войны, не до конца понятные российскому гражданину, изменили понятие нормы. Абсолютно естественно сегодня отмазать от этого сомнительного удовольствия себя и своих детей. В обществе сейчас отец, допустивший своего сына до прохождения службы в Чечне, скорее будет подвержен критике. Это плохой отец. По крайней мере ему надо будет оправдываться перед знакомыми и сослуживцами, излагая реальные обстоятельства этого прокола. Бесконечная изматывающая кампания в чеченских горах наводит на невеселый вывод: от этого маразматического ужаса можно спастись только поодиночке. Мы с привычным уже замиранием сердца наблюдаем за поступками матерей, выкупающих сыновей из чеченского плена. Представьте себе мать, этак году в сорок третьем направляющуюся с мешочком марок в германский концлагерь. Градус исторического абсурда тут так высок, что сложно сформулировать его в одной фразе. И все-таки: это дело не частное, а государственное.
Очевидно, что война лишь обостряет и предельно выражает главное общественное настроение. Пока корабль плывет, как-то глупо выламывать из него доски и сколачивать хорошо оборудованные лодки. Чтобы узаконить этот вид деятельности, надо признать, что корабль тонет.
Общественное мнение сегодня выражено не монологично, а диалогично, но это не значит, что оно отсутствует. Если суммировать оценки и прогнозы по теме отечественной экономики, то общий строй этой музыки – похоронный. Зато лично ты можешь построить трехэтажную дачу. Экономическая перспектива физического лица трагически не связана с экономической перспективой России. То есть настолько не связана, что, докапываясь до скрытой сути явления, мы на самом дне отроем скорее обратную связь: покуда длится бардак, можно греть руки. Это же относится к другим проблемам. Общество не справляется с наркоманией, но ты можешь оградить (или вылечить) своих родственников. А почему, собственно, общество так уж ни с чем не справляется?
Чувство корпоративности заменено конкуренцией. Сегодня нормальному молодому человеку трудно даже вообразить себе общность, где его личное благополучие будет прямо связано с благополучием остальных. Где надо грести не под себя, а вперед, в едином ритме с другими. Класс? Фирма? Примеры таких ситуаций в недавнем прошлом многочисленны. Класс трудится на поле, пока не уберет редиску, на обед не пойдет. Возможно, это насилие над личностью. Мне лично тогда (на поле) это не нравилось. По зрелому размышлению сегодняшняя моя ностальгия проходит отнюдь не под лозунгом единодушного одобрения. Скорее речь идет о некоем веществе, которого было в избытке, а сегодня совсем нет.
Новая реклама “Миринды” помещает традиционный слоган жизнь хороша, когда пьешь не спеша в ситуацию бытового предательства. Твой друг погибает и взывает к твоей помощи, а ты лучше посмакуешь “Миринду”. Это прикольно. Между тем создатели слогана, конечно, вполне начитанны и понимают, к чему восходит их нравственный императив. Человечеству погибать или мне чаю не пить? Пей, конечно, свой чай, то есть “Миринду”. Меня могут упрекнуть, что я передергиваю, всерьез трактуя несерьезное, на манер тех советских интерпретаторов детской литературы, которые называли Карлсона тунеядцем. Отвечу: во-первых, на Карлсона можно было положиться, во-вторых, Карлсон в нашей культуре попадал в такой контекст, где позитива и без него хватало. Иначе говоря, во множестве бытовых ситуаций, где пройти мимо удобнее и безопаснее, чем вмешаться, совокупная культура в тысяче эпизодов, кадров, обрывков легенд намекала: вмешайся. Сегодня же она на это и не намекает. А вместо этого подает отмазку: жизнь хороша, когда пьешь не спеша. Подводя итог, идет не просто реклама вкусного и безобидного напитка, а проповедь крайней формы индивидуализма. В обществе, как бы лишенном верховной идеологии.
Патриотизм сегодня дискредитирован как понятие и связан в общественном сознании с несимпатичным меньшинством. Хуже всего в этом меньшинстве не его коммунистические иллюзии, националистический бред или идиотическая надежда на альянс с православием. Настоящие патриоты – это те десять человек из сотни, которые любят всю сотню и радеют о ней. Сегодняшние “патриоты” и любят десять из сотни, то есть себя, что не отличает их всерьез от других политических конструкций. А хуже всего то, что других патриотов вроде как нет. Термин занят.
Корпоративный инстинкт, прививаемый ребенку в советские времена, конкретизировался и уточнялся до дружбы, взаимовыручки, потом — до семьи. Человек не меняется, меняется воздух времени. У моих детей есть друзья, но они ни в чем не могут положиться друг на друга. Сердечная тяга никуда не делась. Но если четверо из них уславливаются где-то встретиться и куда-то пойти, то это практически никогда не удается. Потому что у одного-двух обозначаются более интересные планы на вечер. Если Вася с Федей ежедневно встречаются, а Васе нужна от Феди кассета, то Федя три раза забудет ее принести (потому что это нужно не ему, а Васе). Никто, впрочем, ни на кого не обижается. Это жизнь.
Но уж какие тут мушкетеры...